Скоро тому полгода будет, а до этого
-- и не вспомню даже. Ты, Малек, погоди суетиться. За угощение
благодарствуем, но давай-ка лучше обеда подождем: там баланды нальют,
кипятком побалуемся...
Ванам неприлично было проявлять жадность к еде и нетерпение, ронять
себя, пусть даже в глазах одного единственного мальчишки, поэтому продукты
положили в нишу и опять задернули занавеску. Гек снял клифт и тоже подсел к
столу.
Наконец, раздали обед. Ваны ели не спеша, смакуя каждый укус казенной
пайки, каждый ломтик бекона. Разговор прекратился, слышалось только
деликатное всхлюпывание во время поедания жидкой, но горячей баланды --
рыбного супа. Гек достаточно много голодал в "шизо", чтобы нарушать своей
болтовней великолепие нежданного(для ванов) пира. Он решил ограничиться за
обедом казенной пайкой и приварком, но Варлак собственноручно соорудил
"гамбургер" из хлеба и бекона и заставил Гека есть:
-- А ну-ко! Мало ли, отравить нас затеял? -- Гек понимал, что ван
шутит, но догадался: естественнее и проще будет, если есть они будут
наравне, без жалостливого самоотречения с его стороны.
Но настоящий фурор произошел в конце обеда. Гек, ухмыляясь заранее,
загородил спиной мешок, вынул оттуда что-то и вернулся к столу. Затем, не в
силах долее скрываться, стукнул рукой по середине стола и разжал кулак: там
был непочатый пятидесятиграммовый куб цейлонского чая! Его, как
пересиживающего, по традиции практически не шмонали перед водворением в
камеру, спрашивали для порядка о запрещенном, но кто признается, когда
досмотра нет?
Да, эффект был! Ваны недоверчиво вертели, мяли пачку в руках, нюхали
ее. Варлак подхватил на обрубок большого пальца левой руки несколько
высыпавшихся угольно-черных чаинок и осторожно слизнул из оттуда.
-- Чай! Суббота, гад буду -- чай! Сейчас мы его... Ах, гадство, даже не
верится! -- Тут Варлак поймал умоляющий взгляд посеревшего от волнения
мулата, отщипнул от пачки кусок обертки вместе с щепоткой чая и протянул
Субботе. Тот перехватил в свою щепоть, подстраховывая снизу ладонью другой
руки, бережно положил на край стола. После этого он сунул указательный палец
правой руки в дырку в матраце и вытащил оттуда небольшой кусок оберточной
бумаги, собранный в мелкую гармошку.
-- Огонь умеешь добывать?
Поскольку Варлак весь был в заваривании чифира, Гек понял, что вопрос
Субботы относится к нему. Гек тысячу раз наблюдал, как это делается, но сам
добывал огонь лишь однажды.
-- Умею, сейчас попробую. -- Он добыл из своего матраца небольшой кусок
свалявшейся ваты, сделал из нее жгут и стал быстро, насколько мог, подошвой
ботинка, катать жгут по бетонному полу -- вперед-назад, взад-вперед. И
получилось довольно быстро, жгут едко задымился и затлел. Суббота уже
свернул самокрутку, перегнул ее почти пополам, чтобы крошки не высыпались,
и, торжествуя, прикурил от тлеющей ваты.
Варлак с легкой улыбкой смотрел на него, нянча в руках обернутую
бушлатом кружку с настаивающимся чифиром.
-- Дай-ка мне затяжечку... Елки-моталки, а ведь не чувствуется ничего,
как воздух глотаешь, Суббота. Старый ты дурак... и я тоже, только чай
испортили на самокрутку на твою!
-- Да что ты в этом понимаешь, ты же некурящий. Присматривай за
чихирбаком лучше, не то прольется.
-- Не прольется. Пусть настоится посильнее. Чихирь -- он терпения
требует...
Наконец наступил вожделенный миг, когда подросток и оба старика,
похожие в этот миг на счастливых детей вокруг рождественской елки, расселись
за столом, вдыхая аромат чайного напитка, самого любимого деликатеса в
местах заключения великой страны Бабилон. Варлак преодолел искушение и
заварил в двухсотпятидесятиграммовой алюминиевой кружке только половину
пачки, остатки положив на полку, к хлебу и сахару.
Геку первому предложили кружку, исходящую кисловатым парком. Он кивком
поблагодарил, сделал два мелких глоточка и передал Субботе. Тот в свою
очередь дважды отхлебнул и подал Варлаку. Варлак прикрыл глаза, глубоко
потянул воздух ноздрями, сделал раздумчиво глоток, а потом еще один, и
вернул кружку Геку. Гек обеими руками принял кружку, но глотать не стал, а
сразу же передал Субботе:
-- С меня хватит. Я чифира не понимаю, у меня от него только рот вяжет.
Старики не стали спорить и продолжили, не торопясь. Полкружки было
выпито в полном молчании, потом чифир оказал свое действие и старики
расслабились, заулыбались.
-- Ну, Малек, уважил, что и говорить. Ах, давно мы так не бывали за
кружечкой. Думалось, что до деревянного бушлата и не приведется уже, а,
Варлак?
-- Аллах милостив. А и правда, хорошо посидели. Пауки не донимали, не
то глянули бы, твари, в глазок. да и поломали бы весь кайф. На воле -- такой
кубик -- сколько стоит?
-- Ребята говорили, что девяносто шесть пенсов, но нашим он по два
талера обходился. А на крытках, я слышал, по три и даже по пять.
-- А когда-то киссермар неполный он стоил на воле, -- в два с лишним
раза дешевле, да. Кто там на воле сейчас основной? Кто правит на псарне?
-- Господин президент, кто еще? -- не понял Гек.
-- Зовут-то его как нынче? -- Понятно, что господин президент, не
султан же египетский.
-- Юлиан Муррагос. Он давно уже президент, лет десять, а то и больше.
-- Точно, помню. Только не десять, а лет пятнадцать, как он уже в
президентах-то ходит, гондон штопанный.
Гек испуганно оглянулся на дверь.
-- Не дрейфь, Малек, правда -- она и есть правда, и никуда от нее не
денешься. А покойный-то господин президент и вовсе псом был, им даже пидоры
бы побрезговали -- в свою компанию брать...
На четвертый день в камеру загрузили еще одного сидельца, плешивого,
толстогубого и румяного мужичка с гнусавым голосом. Этот, не представляясь,
зыркал по всей камере, словно искал чего-то, сначала попытался завязать
разговор с Геком, потом с Варлаком. Но старики на пальцах дали понять Геку,
что они его не знают, а он их, на всякий случай. Так что Гек сидел на своей
шконке. тупа глядя на решетку с намордником, словно пытаясь рассмотреть за
ней небо, да поматывал стриженой головой в такт песне, которую он мычал
вполголоса, почти про себя. Старики заварили остатки чифира и, не обращая
внимания на Гека и губастого, выпили его. Потом стали браниться между собою
и до того раскипятились, что когда пришла пора гулять в тюремном дворике,
Суббота пошел гулять, а Варлак остался.( Даже прогулочный дворик в "Крытой
Маме" был сделан по подлому: в каменном колодце с дополнительными
семиметровыми стенами на высоте пяти метров сделан был подвесной потолок с
зазорами у стен, чтобы свежий уличный воздух свободно проникал, но солнца и
неба видно бы не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
-- и не вспомню даже. Ты, Малек, погоди суетиться. За угощение
благодарствуем, но давай-ка лучше обеда подождем: там баланды нальют,
кипятком побалуемся...
Ванам неприлично было проявлять жадность к еде и нетерпение, ронять
себя, пусть даже в глазах одного единственного мальчишки, поэтому продукты
положили в нишу и опять задернули занавеску. Гек снял клифт и тоже подсел к
столу.
Наконец, раздали обед. Ваны ели не спеша, смакуя каждый укус казенной
пайки, каждый ломтик бекона. Разговор прекратился, слышалось только
деликатное всхлюпывание во время поедания жидкой, но горячей баланды --
рыбного супа. Гек достаточно много голодал в "шизо", чтобы нарушать своей
болтовней великолепие нежданного(для ванов) пира. Он решил ограничиться за
обедом казенной пайкой и приварком, но Варлак собственноручно соорудил
"гамбургер" из хлеба и бекона и заставил Гека есть:
-- А ну-ко! Мало ли, отравить нас затеял? -- Гек понимал, что ван
шутит, но догадался: естественнее и проще будет, если есть они будут
наравне, без жалостливого самоотречения с его стороны.
Но настоящий фурор произошел в конце обеда. Гек, ухмыляясь заранее,
загородил спиной мешок, вынул оттуда что-то и вернулся к столу. Затем, не в
силах долее скрываться, стукнул рукой по середине стола и разжал кулак: там
был непочатый пятидесятиграммовый куб цейлонского чая! Его, как
пересиживающего, по традиции практически не шмонали перед водворением в
камеру, спрашивали для порядка о запрещенном, но кто признается, когда
досмотра нет?
Да, эффект был! Ваны недоверчиво вертели, мяли пачку в руках, нюхали
ее. Варлак подхватил на обрубок большого пальца левой руки несколько
высыпавшихся угольно-черных чаинок и осторожно слизнул из оттуда.
-- Чай! Суббота, гад буду -- чай! Сейчас мы его... Ах, гадство, даже не
верится! -- Тут Варлак поймал умоляющий взгляд посеревшего от волнения
мулата, отщипнул от пачки кусок обертки вместе с щепоткой чая и протянул
Субботе. Тот перехватил в свою щепоть, подстраховывая снизу ладонью другой
руки, бережно положил на край стола. После этого он сунул указательный палец
правой руки в дырку в матраце и вытащил оттуда небольшой кусок оберточной
бумаги, собранный в мелкую гармошку.
-- Огонь умеешь добывать?
Поскольку Варлак весь был в заваривании чифира, Гек понял, что вопрос
Субботы относится к нему. Гек тысячу раз наблюдал, как это делается, но сам
добывал огонь лишь однажды.
-- Умею, сейчас попробую. -- Он добыл из своего матраца небольшой кусок
свалявшейся ваты, сделал из нее жгут и стал быстро, насколько мог, подошвой
ботинка, катать жгут по бетонному полу -- вперед-назад, взад-вперед. И
получилось довольно быстро, жгут едко задымился и затлел. Суббота уже
свернул самокрутку, перегнул ее почти пополам, чтобы крошки не высыпались,
и, торжествуя, прикурил от тлеющей ваты.
Варлак с легкой улыбкой смотрел на него, нянча в руках обернутую
бушлатом кружку с настаивающимся чифиром.
-- Дай-ка мне затяжечку... Елки-моталки, а ведь не чувствуется ничего,
как воздух глотаешь, Суббота. Старый ты дурак... и я тоже, только чай
испортили на самокрутку на твою!
-- Да что ты в этом понимаешь, ты же некурящий. Присматривай за
чихирбаком лучше, не то прольется.
-- Не прольется. Пусть настоится посильнее. Чихирь -- он терпения
требует...
Наконец наступил вожделенный миг, когда подросток и оба старика,
похожие в этот миг на счастливых детей вокруг рождественской елки, расселись
за столом, вдыхая аромат чайного напитка, самого любимого деликатеса в
местах заключения великой страны Бабилон. Варлак преодолел искушение и
заварил в двухсотпятидесятиграммовой алюминиевой кружке только половину
пачки, остатки положив на полку, к хлебу и сахару.
Геку первому предложили кружку, исходящую кисловатым парком. Он кивком
поблагодарил, сделал два мелких глоточка и передал Субботе. Тот в свою
очередь дважды отхлебнул и подал Варлаку. Варлак прикрыл глаза, глубоко
потянул воздух ноздрями, сделал раздумчиво глоток, а потом еще один, и
вернул кружку Геку. Гек обеими руками принял кружку, но глотать не стал, а
сразу же передал Субботе:
-- С меня хватит. Я чифира не понимаю, у меня от него только рот вяжет.
Старики не стали спорить и продолжили, не торопясь. Полкружки было
выпито в полном молчании, потом чифир оказал свое действие и старики
расслабились, заулыбались.
-- Ну, Малек, уважил, что и говорить. Ах, давно мы так не бывали за
кружечкой. Думалось, что до деревянного бушлата и не приведется уже, а,
Варлак?
-- Аллах милостив. А и правда, хорошо посидели. Пауки не донимали, не
то глянули бы, твари, в глазок. да и поломали бы весь кайф. На воле -- такой
кубик -- сколько стоит?
-- Ребята говорили, что девяносто шесть пенсов, но нашим он по два
талера обходился. А на крытках, я слышал, по три и даже по пять.
-- А когда-то киссермар неполный он стоил на воле, -- в два с лишним
раза дешевле, да. Кто там на воле сейчас основной? Кто правит на псарне?
-- Господин президент, кто еще? -- не понял Гек.
-- Зовут-то его как нынче? -- Понятно, что господин президент, не
султан же египетский.
-- Юлиан Муррагос. Он давно уже президент, лет десять, а то и больше.
-- Точно, помню. Только не десять, а лет пятнадцать, как он уже в
президентах-то ходит, гондон штопанный.
Гек испуганно оглянулся на дверь.
-- Не дрейфь, Малек, правда -- она и есть правда, и никуда от нее не
денешься. А покойный-то господин президент и вовсе псом был, им даже пидоры
бы побрезговали -- в свою компанию брать...
На четвертый день в камеру загрузили еще одного сидельца, плешивого,
толстогубого и румяного мужичка с гнусавым голосом. Этот, не представляясь,
зыркал по всей камере, словно искал чего-то, сначала попытался завязать
разговор с Геком, потом с Варлаком. Но старики на пальцах дали понять Геку,
что они его не знают, а он их, на всякий случай. Так что Гек сидел на своей
шконке. тупа глядя на решетку с намордником, словно пытаясь рассмотреть за
ней небо, да поматывал стриженой головой в такт песне, которую он мычал
вполголоса, почти про себя. Старики заварили остатки чифира и, не обращая
внимания на Гека и губастого, выпили его. Потом стали браниться между собою
и до того раскипятились, что когда пришла пора гулять в тюремном дворике,
Суббота пошел гулять, а Варлак остался.( Даже прогулочный дворик в "Крытой
Маме" был сделан по подлому: в каменном колодце с дополнительными
семиметровыми стенами на высоте пяти метров сделан был подвесной потолок с
зазорами у стен, чтобы свежий уличный воздух свободно проникал, но солнца и
неба видно бы не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111