Он, как показалось Геку,
сочувственно глянул на него и молча вышел.
Гек все еще не мог, точнее не хотел поверить очевидному: голодных,
немощных стариков решили трамбовать, как в прежние, далекие времена, только
за то, что они до сих пор, на исходе жизни, держались за свои блатные
принципы. Тут Варлак тяжело поднялся и проковылял к параше. Там он долго
возился с ширинкой, потом стал тихонько, по стариковски мочиться. Гек понял,
что Варлак действует так странно в знак презрения к чавкающему новичку, а
Геку "телеграфирует" соответствующим образом ситуацию: вновь пришедший -- не
человек.
Гек стоял у дверей и обозревал раскинувшуюся картину, не произнося ни
слова.
-- Эй, шакаленок, что стоишь, проходи -- гостем будешь. Бутылку ставь
на стол -- хозяин будешь! Парень загоготал своей замшелой шутке, приподнялся
с места и дал пинка Варлаку, отходящему от умывальника. Много ли старику
надо -- тот взмахнул неловко руками и упал, успев все же подставить полу бок
и плечо. Варлак с трудом перевернулся на спину и приподнялся на локтях.
Кровь залила почти все лицо, видимо повреждены были и глаза -- белки также в
крови.
Гек, не выбирая места, рванул рубашку у себя на животе, выдранный
лоскут смочил водой из умывальника и сел перед Варлаком. Варлак узнал его,
улыбнулся слабо и одними губами проговорил: "Сучья шерсть". Гек кивнул, в
знак того, что понял и принялся аккуратно промакивать кровь с рассеченного
лба. Нет, с глазами, похоже, все было нормально, просто кровь попала. Варлак
уцепился за его ладонь своею и Гек смутно поразился -- стариковская рука
была теплой и почти упругой...
-- Да брось ты его, он все равно уже падаль... Брось, я сказал!
Гек прижал тряпку к ранке на лбу, тьфу-тьфу -- с лицом все было не так
опасно, как выглядело поначалу -- и молча посмотрел на "сушера".
-- Хочешь сахарку, крошка?
-- Хочу.
-- Ну так иди сюда, я угощаю...
-- С удовольствием бы, да не могу -- все это зашкварено.
-- Как зашкварено! Кем?
-- Да тобою и зашкварено, пидарюга!... Не подходи... Не подходи! Чичи
выбью, сука!
Гек выставил перед собою кулак левой руки, пригнулся и стал отступать к
стене...
Проблема выбора между жизнью и смертью может коснуться каждого человека
и, как правило, застает его врасплох. Быть или не быть? Масштаб подобной
перспективы настолько отличается от колебаний при покупке нового кресла, к
примеру, что обыватель теряет голову. Он, в пиковых случаях , в отличие от
Гамлета с его абстракциями, весь отдается во власть живота и спинного мозга.
Труслив и жалок он в этот момент, дрябл совестью и честью... Случаются и
герои. Но кто трус, кто герой -- определяет только жизнь и только задним
числом. Повторится ситуация выбора -- и герой и амеба вновь окажутся на
равных стартовых позициях (герои знают об этом).
Гек очень долго прожил на свете: четырнадцать лет -- солидный возраст в
животном мире, а чем его жизнь отличалось от жизни зверя? Опыт -- горький,
бесценный опыт зверька предостерегал его от резких телодвижений: свобода
придет не сегодня-завтра, а тюрьма, с ее ритуалами и условностями, растает
за спиной, чтобы никогда больше (или неопределенно долго) не напоминать о
себе. Так пусть они там сами между собою разбираются! Но Гек для этого
слишком мало прожил на свете, ведь он был человеческий ребенок :
сострадание, сыновья привязанность, жажда справедливости, милосердие -- все
это еще не увяло в его сердце и он, не задумываясь долее о последствиях
своего душевного поступка, встал на сторону слабых и беззащитных.
... -- Не подходи, хуже будет!
Сушер, спровоцированный оскорбительными выкриками тщедушного Гека и его
отступлением, не имея страха, потерял и осторожность. Он выбрался из-за
стола и двинулся к нему, дожевывая на ходу. Гек сделал быстрый выпад, попал
ему в скулу и отпрыгнул. Удар оказался резким и чувствительным, так что
сушер даже охнул от неожиданности. Он рванулся вперед, вплотную к Геку,
левой рукой ухватил того за грудки, а правой перехватил левую руку, с явным
намерением сломать ее для начала. Теперь щенок был целиком в его власти и
можно было проучить его на всю оставшуюся жизнь. Но и Гек , закаленный и
умудренный сотнями отчаянных драк, получил то, на что рассчитывал -- шанс:
близкий контакт и надежный упор. Легким поворотом кисти он высвободил из
рукава огромный гвоздь и резко, снизу-вверх вогнал ему гвоздь в
горло-гортань. Сушер конвульсивно стиснул левую руку -- ткань бушлата
затрещала, правой же схватился за горло, в котором гвоздь торчал почти по
шляпку. Он застыл на месте, не падая и не вопя, мозг его, видимо задетый
гвоздем, казалось, не в силах был поверить сообщениям периферийных нервных
центров о том, что он убит. Вдруг его и Гека сильно тряхнуло: это Суббота
подкрался к ним и выставив перед собой как топор сложенные в замок кисти
рук, всем своим костлявым телом обрушился на левую руку сушера. Хилая ткань
не выдержала и здоровый лоскут остался у того в кулаке, а сам он опрокинулся
навзничь, кувыркнувшись через Варлака, поднырнувшего к нему под коленки. Гек
все еще стоял, оглушенный сознанием того, что он только что совершил
убийство и, таким образом, раскрутился на новый срок. Прощай, воля, лет
шесть дадут, а то и больше... Оба старика навалились на бьющееся в
конвульсиях тело, Варлак зажал ему рот и ноздри, чтобы избежать лишнего
шума, но сушер был уже окончательно мертв и затих естественным путем.
Гек очнулся и, повинуясь знаку Субботы, закрыл спиной волчок в двери.
Покойника быстро обыскали, но брать -- не взяли ничего. Таковы были тонкости
зонно-тюремного этикета: отверженного можно жестоко бить или убивать, или
насиловать, но прикасаться к нему в быту, или брать в руки вещи, ему
принадлежащие, -- категорически нельзя никому, ни работяге, ни скуржавому,
ни золотому, ни самому большому вану. Обыскать собственноручно созданного
покойника -- можно, но не с целью наживы, а чтобы узнать, если повезет,
какой-нибудь кумовской секрет. Обыск, естественно ничего не дал. По частям,
не снимая одежды, осмотрели тело. Тут повезло больше -- на плече сидела
стандартная для внутренней службы татуировка: мускулистый трехглавый цербер
на фоне сторожевой вышки. Не надо быть оракулом, чтобы догадаться: покойный
провинился и попал на спец зону. Но, видимо, был настолько мерзким типом,
что провинился и там. Больше ему сидеть было негде в пределах страны -- и
жизненное пространство, ему доступное, сократилось до размеров трамбовочной
хаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
сочувственно глянул на него и молча вышел.
Гек все еще не мог, точнее не хотел поверить очевидному: голодных,
немощных стариков решили трамбовать, как в прежние, далекие времена, только
за то, что они до сих пор, на исходе жизни, держались за свои блатные
принципы. Тут Варлак тяжело поднялся и проковылял к параше. Там он долго
возился с ширинкой, потом стал тихонько, по стариковски мочиться. Гек понял,
что Варлак действует так странно в знак презрения к чавкающему новичку, а
Геку "телеграфирует" соответствующим образом ситуацию: вновь пришедший -- не
человек.
Гек стоял у дверей и обозревал раскинувшуюся картину, не произнося ни
слова.
-- Эй, шакаленок, что стоишь, проходи -- гостем будешь. Бутылку ставь
на стол -- хозяин будешь! Парень загоготал своей замшелой шутке, приподнялся
с места и дал пинка Варлаку, отходящему от умывальника. Много ли старику
надо -- тот взмахнул неловко руками и упал, успев все же подставить полу бок
и плечо. Варлак с трудом перевернулся на спину и приподнялся на локтях.
Кровь залила почти все лицо, видимо повреждены были и глаза -- белки также в
крови.
Гек, не выбирая места, рванул рубашку у себя на животе, выдранный
лоскут смочил водой из умывальника и сел перед Варлаком. Варлак узнал его,
улыбнулся слабо и одними губами проговорил: "Сучья шерсть". Гек кивнул, в
знак того, что понял и принялся аккуратно промакивать кровь с рассеченного
лба. Нет, с глазами, похоже, все было нормально, просто кровь попала. Варлак
уцепился за его ладонь своею и Гек смутно поразился -- стариковская рука
была теплой и почти упругой...
-- Да брось ты его, он все равно уже падаль... Брось, я сказал!
Гек прижал тряпку к ранке на лбу, тьфу-тьфу -- с лицом все было не так
опасно, как выглядело поначалу -- и молча посмотрел на "сушера".
-- Хочешь сахарку, крошка?
-- Хочу.
-- Ну так иди сюда, я угощаю...
-- С удовольствием бы, да не могу -- все это зашкварено.
-- Как зашкварено! Кем?
-- Да тобою и зашкварено, пидарюга!... Не подходи... Не подходи! Чичи
выбью, сука!
Гек выставил перед собою кулак левой руки, пригнулся и стал отступать к
стене...
Проблема выбора между жизнью и смертью может коснуться каждого человека
и, как правило, застает его врасплох. Быть или не быть? Масштаб подобной
перспективы настолько отличается от колебаний при покупке нового кресла, к
примеру, что обыватель теряет голову. Он, в пиковых случаях , в отличие от
Гамлета с его абстракциями, весь отдается во власть живота и спинного мозга.
Труслив и жалок он в этот момент, дрябл совестью и честью... Случаются и
герои. Но кто трус, кто герой -- определяет только жизнь и только задним
числом. Повторится ситуация выбора -- и герой и амеба вновь окажутся на
равных стартовых позициях (герои знают об этом).
Гек очень долго прожил на свете: четырнадцать лет -- солидный возраст в
животном мире, а чем его жизнь отличалось от жизни зверя? Опыт -- горький,
бесценный опыт зверька предостерегал его от резких телодвижений: свобода
придет не сегодня-завтра, а тюрьма, с ее ритуалами и условностями, растает
за спиной, чтобы никогда больше (или неопределенно долго) не напоминать о
себе. Так пусть они там сами между собою разбираются! Но Гек для этого
слишком мало прожил на свете, ведь он был человеческий ребенок :
сострадание, сыновья привязанность, жажда справедливости, милосердие -- все
это еще не увяло в его сердце и он, не задумываясь долее о последствиях
своего душевного поступка, встал на сторону слабых и беззащитных.
... -- Не подходи, хуже будет!
Сушер, спровоцированный оскорбительными выкриками тщедушного Гека и его
отступлением, не имея страха, потерял и осторожность. Он выбрался из-за
стола и двинулся к нему, дожевывая на ходу. Гек сделал быстрый выпад, попал
ему в скулу и отпрыгнул. Удар оказался резким и чувствительным, так что
сушер даже охнул от неожиданности. Он рванулся вперед, вплотную к Геку,
левой рукой ухватил того за грудки, а правой перехватил левую руку, с явным
намерением сломать ее для начала. Теперь щенок был целиком в его власти и
можно было проучить его на всю оставшуюся жизнь. Но и Гек , закаленный и
умудренный сотнями отчаянных драк, получил то, на что рассчитывал -- шанс:
близкий контакт и надежный упор. Легким поворотом кисти он высвободил из
рукава огромный гвоздь и резко, снизу-вверх вогнал ему гвоздь в
горло-гортань. Сушер конвульсивно стиснул левую руку -- ткань бушлата
затрещала, правой же схватился за горло, в котором гвоздь торчал почти по
шляпку. Он застыл на месте, не падая и не вопя, мозг его, видимо задетый
гвоздем, казалось, не в силах был поверить сообщениям периферийных нервных
центров о том, что он убит. Вдруг его и Гека сильно тряхнуло: это Суббота
подкрался к ним и выставив перед собой как топор сложенные в замок кисти
рук, всем своим костлявым телом обрушился на левую руку сушера. Хилая ткань
не выдержала и здоровый лоскут остался у того в кулаке, а сам он опрокинулся
навзничь, кувыркнувшись через Варлака, поднырнувшего к нему под коленки. Гек
все еще стоял, оглушенный сознанием того, что он только что совершил
убийство и, таким образом, раскрутился на новый срок. Прощай, воля, лет
шесть дадут, а то и больше... Оба старика навалились на бьющееся в
конвульсиях тело, Варлак зажал ему рот и ноздри, чтобы избежать лишнего
шума, но сушер был уже окончательно мертв и затих естественным путем.
Гек очнулся и, повинуясь знаку Субботы, закрыл спиной волчок в двери.
Покойника быстро обыскали, но брать -- не взяли ничего. Таковы были тонкости
зонно-тюремного этикета: отверженного можно жестоко бить или убивать, или
насиловать, но прикасаться к нему в быту, или брать в руки вещи, ему
принадлежащие, -- категорически нельзя никому, ни работяге, ни скуржавому,
ни золотому, ни самому большому вану. Обыскать собственноручно созданного
покойника -- можно, но не с целью наживы, а чтобы узнать, если повезет,
какой-нибудь кумовской секрет. Обыск, естественно ничего не дал. По частям,
не снимая одежды, осмотрели тело. Тут повезло больше -- на плече сидела
стандартная для внутренней службы татуировка: мускулистый трехглавый цербер
на фоне сторожевой вышки. Не надо быть оракулом, чтобы догадаться: покойный
провинился и попал на спец зону. Но, видимо, был настолько мерзким типом,
что провинился и там. Больше ему сидеть было негде в пределах страны -- и
жизненное пространство, ему доступное, сократилось до размеров трамбовочной
хаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111