С других сторон лагерь ограждала роща высоких
сосен, образующих перед утесом полукруглую поляну, хорошо укрытую от
посторонних глаз. Этим вечером они вновь довольствовались холодным ужином,
все еще не решаясь разводить костер, который мог привлечь к себе внимание.
Гендель распорядился о постоянном дежурстве до самого утра, зная, что в
местности, по которой шныряют враги, ночлег без часовых может обойтись
слишком дорого. Все дежурили по очереди, каждому предстояло стоять на
посту по несколько часов, пока его товарищи спали. После ужина они мало
разговаривали и почти сразу же завернулись в свои одеяла, утомленные
долгим дневным маршем.
Шеа вызвался дежурить первым, стремясь хоть как-то участвовать в
делах отряда, чувствуя, что в то время, как все остальные рискуют ради
него жизнью, сам он приносит им мало пользы. За последние два дня
отношение Шеа к путешествию в Паранор заметно переменилось. Он начал
осознавать, сколь велика необходимость добыть Меч, до какой степени на нем
лежит ответственность за народы четырех земель, беззащитных перед
Повелителем Колдунов. Прежде он лишь бежал прочь от ужасных Носителей
Черепа и от мысли о том, что он принадлежит к Дому Шаннары. Теперь же он
шагал навстречу более страшной угрозе, навстречу поединку с силой столь
исполинской, что она сама не знала пределов своей мощи - а защитой ему
служила лишь отвага семерых смертных. Но даже сознавая все это, Шеа
понимал, что отказ идти дальше, отказ помочь людям тем немногим, что было
в его силах, предаст человеческую и эльфийскую расы и растопчет ту
гордость, которую он испытывал при мысли, что внесет и свою долю в дело
возвращения мира и свободы. Он знал, что даже если ему сейчас скажут, что
все потеряно, он не отступит и будет до последнего дыхания продолжать
начатое.
Не обмолвившись ни словом со своими спутниками, Алланон лег на землю
и спустя несколько мгновений уже спал. Всю свою двухчасовую вахту Шеа
разглядывал его неподвижный силуэт, пока его не сменил на посту Дарин.
Было за полночь, и очередь дежурить перешла уже к Флику, когда их
предводитель слабо шевельнулся, а затем одним плавным движением поднялся,
кутаясь в свой зловещий черный плащ, подобный тому, в каком Флик впервые
встретил его по дороге в Тенистый Дол. Какой-то миг он стоял, глядя на
спящих и на Флика, неподвижно сидящего на камне на краю поляны. Затем, без
единого слова или жеста, он повернулся к северу, шагнул на тропу и
растворился в темном лесу.
Всю оставшуюся ночь Алланон шел, не делая ни одного привала на своем
пути, стремясь достичь Нефритового перевала, среднего Анара, а за ними - и
равнин на западе. Его темная фигура с быстротой мчащейся тени скользила по
безмолвному лесу, лишь не надолго касаясь земли и спеша дальше. Его тело
казалось бесплотным, просачивающимся сквозь жизни маленьких существ, перед
которыми он представал на миг ненадолго задерживаясь в их памяти; он не
изменял их и не оставлял прежними, оттискивая в их умах свой неизгладимый
след.
Вновь и вновь возвращались его мысли к путешествию в Паранор, он
обдумывал то, что было ведомо лишь ему одному, и чувствовал себя странно
беспомощным перед лицом надвигающихся событий. Все остальные лишь
догадывались о роли, отведенной ему в происходящем и грядущем, только ему
приходилось жить со знанием истины, управляющей его судьбой и судьбами
многих других. Он вполголоса беседовал сам с собой, испытывая ненависть к
происходящему, но зная, что у него нет другого выбора. Он в одиночестве
шагал по безмолвному лесу, его слегка вытянутое худое лицо казалось черной
маской нерешительности, изрезанной глубокими морщинами страданий, но в
глазах читалась твердая, как скала, решимость, которая продолжит питать
его душу, когда умрет надежда в сердце.
Он встретил рассвет, пробираясь через особо густой участок леса, на
несколько миль тянущийся по холмистой местности, усеянной камнями и
поваленными стволами. Он мгновенно заметил, что в этой части леса стоит
странная тишина, словно здесь всего коснулась ледяная рука смерти. Тропа
за ним была аккуратно отмечена белыми лоскутами ткани. Он убавил шаг. До
последнего момента ничто в лесу не вызывало у него опасений, но сейчас
Алланона не оставляло предостерегающее ощущение того, что впереди его ждет
нечто необычное. Он подошел к развилке, где тропа расходилась в две
стороны. Одна из двух троп, широкая и проторенная, вероятно бывшая раньше
крупной дорогой, сворачивала влево и спускалась в просторную долину. Ему
не удавалось ясно рассмотреть эту долину, скрытую в лесной чаще, сквозь
которую дальше чем на пару сотен футов ничего невозможно было разглядеть.
Вторая же тропа заросла густым кустарником. По ней можно было идти только
цепочкой или прорубая себе более широкий путь. Узкая тропа вела вверх, к
высокому хребту, тянущемуся прочь от Нефритового перевала.
Внезапно мрачный историк замер, ощутив присутствие живого существа и
почувствовав источник несомненного зла где-то на дороге, спускающейся в
невидимую отсюда долину. Он не заметил ни движения, ни звука. Чем бы это
ни было, оно лежало в засаде, поджидая идущих по широкой тропе путников.
Алланон быстро оторвал два лоскута материи - белый и красный, пометив
красным проторенную тропу, ведущую в долину, а белым - узкую тропку,
уводящую к хребту. Сделав это, он снова замер и прислушался, но, хотя он
все еще ощущал присутствие существа на дороге в долину, оно не выдавало
себя ни единым шорохом. Сам он мог не бояться этого создания, но для тех,
кто идет по его следу, оно могло оказаться очень опасным. Он еще раз
проверил лоскуты ткани и бесшумно зашагал вверх по узкой тропе, скрываясь
в зарослях кустарника.
Прошел почти час, и лишь тогда существо, сидевшее в засаде на дороге
в долину, решило выяснить, что произошло. Оно было весьма разумно, чего не
учел Алланон, и поняло, что тот, кто пришел по тропе, ощутил его
присутствие и намеренно выбрал другой путь. Кроме того, оно поняло, что
этот человек обладает силой, несоизмеримой с его способностями, и поэтому
долго лежало в лесу, не издавая ни звука, и выжидало, пока тот уйдет.
Прошло достаточно времени. Спустя несколько минут существо пристально
разглядывало развилку на тропе, где легкий лесной ветерок поигрывал двумя
яркими лоскутами материи. Какие глупые метки, злобно подумало существо, и
тяжелыми шагами потащило свое огромное уродливое тело вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
сосен, образующих перед утесом полукруглую поляну, хорошо укрытую от
посторонних глаз. Этим вечером они вновь довольствовались холодным ужином,
все еще не решаясь разводить костер, который мог привлечь к себе внимание.
Гендель распорядился о постоянном дежурстве до самого утра, зная, что в
местности, по которой шныряют враги, ночлег без часовых может обойтись
слишком дорого. Все дежурили по очереди, каждому предстояло стоять на
посту по несколько часов, пока его товарищи спали. После ужина они мало
разговаривали и почти сразу же завернулись в свои одеяла, утомленные
долгим дневным маршем.
Шеа вызвался дежурить первым, стремясь хоть как-то участвовать в
делах отряда, чувствуя, что в то время, как все остальные рискуют ради
него жизнью, сам он приносит им мало пользы. За последние два дня
отношение Шеа к путешествию в Паранор заметно переменилось. Он начал
осознавать, сколь велика необходимость добыть Меч, до какой степени на нем
лежит ответственность за народы четырех земель, беззащитных перед
Повелителем Колдунов. Прежде он лишь бежал прочь от ужасных Носителей
Черепа и от мысли о том, что он принадлежит к Дому Шаннары. Теперь же он
шагал навстречу более страшной угрозе, навстречу поединку с силой столь
исполинской, что она сама не знала пределов своей мощи - а защитой ему
служила лишь отвага семерых смертных. Но даже сознавая все это, Шеа
понимал, что отказ идти дальше, отказ помочь людям тем немногим, что было
в его силах, предаст человеческую и эльфийскую расы и растопчет ту
гордость, которую он испытывал при мысли, что внесет и свою долю в дело
возвращения мира и свободы. Он знал, что даже если ему сейчас скажут, что
все потеряно, он не отступит и будет до последнего дыхания продолжать
начатое.
Не обмолвившись ни словом со своими спутниками, Алланон лег на землю
и спустя несколько мгновений уже спал. Всю свою двухчасовую вахту Шеа
разглядывал его неподвижный силуэт, пока его не сменил на посту Дарин.
Было за полночь, и очередь дежурить перешла уже к Флику, когда их
предводитель слабо шевельнулся, а затем одним плавным движением поднялся,
кутаясь в свой зловещий черный плащ, подобный тому, в каком Флик впервые
встретил его по дороге в Тенистый Дол. Какой-то миг он стоял, глядя на
спящих и на Флика, неподвижно сидящего на камне на краю поляны. Затем, без
единого слова или жеста, он повернулся к северу, шагнул на тропу и
растворился в темном лесу.
Всю оставшуюся ночь Алланон шел, не делая ни одного привала на своем
пути, стремясь достичь Нефритового перевала, среднего Анара, а за ними - и
равнин на западе. Его темная фигура с быстротой мчащейся тени скользила по
безмолвному лесу, лишь не надолго касаясь земли и спеша дальше. Его тело
казалось бесплотным, просачивающимся сквозь жизни маленьких существ, перед
которыми он представал на миг ненадолго задерживаясь в их памяти; он не
изменял их и не оставлял прежними, оттискивая в их умах свой неизгладимый
след.
Вновь и вновь возвращались его мысли к путешествию в Паранор, он
обдумывал то, что было ведомо лишь ему одному, и чувствовал себя странно
беспомощным перед лицом надвигающихся событий. Все остальные лишь
догадывались о роли, отведенной ему в происходящем и грядущем, только ему
приходилось жить со знанием истины, управляющей его судьбой и судьбами
многих других. Он вполголоса беседовал сам с собой, испытывая ненависть к
происходящему, но зная, что у него нет другого выбора. Он в одиночестве
шагал по безмолвному лесу, его слегка вытянутое худое лицо казалось черной
маской нерешительности, изрезанной глубокими морщинами страданий, но в
глазах читалась твердая, как скала, решимость, которая продолжит питать
его душу, когда умрет надежда в сердце.
Он встретил рассвет, пробираясь через особо густой участок леса, на
несколько миль тянущийся по холмистой местности, усеянной камнями и
поваленными стволами. Он мгновенно заметил, что в этой части леса стоит
странная тишина, словно здесь всего коснулась ледяная рука смерти. Тропа
за ним была аккуратно отмечена белыми лоскутами ткани. Он убавил шаг. До
последнего момента ничто в лесу не вызывало у него опасений, но сейчас
Алланона не оставляло предостерегающее ощущение того, что впереди его ждет
нечто необычное. Он подошел к развилке, где тропа расходилась в две
стороны. Одна из двух троп, широкая и проторенная, вероятно бывшая раньше
крупной дорогой, сворачивала влево и спускалась в просторную долину. Ему
не удавалось ясно рассмотреть эту долину, скрытую в лесной чаще, сквозь
которую дальше чем на пару сотен футов ничего невозможно было разглядеть.
Вторая же тропа заросла густым кустарником. По ней можно было идти только
цепочкой или прорубая себе более широкий путь. Узкая тропа вела вверх, к
высокому хребту, тянущемуся прочь от Нефритового перевала.
Внезапно мрачный историк замер, ощутив присутствие живого существа и
почувствовав источник несомненного зла где-то на дороге, спускающейся в
невидимую отсюда долину. Он не заметил ни движения, ни звука. Чем бы это
ни было, оно лежало в засаде, поджидая идущих по широкой тропе путников.
Алланон быстро оторвал два лоскута материи - белый и красный, пометив
красным проторенную тропу, ведущую в долину, а белым - узкую тропку,
уводящую к хребту. Сделав это, он снова замер и прислушался, но, хотя он
все еще ощущал присутствие существа на дороге в долину, оно не выдавало
себя ни единым шорохом. Сам он мог не бояться этого создания, но для тех,
кто идет по его следу, оно могло оказаться очень опасным. Он еще раз
проверил лоскуты ткани и бесшумно зашагал вверх по узкой тропе, скрываясь
в зарослях кустарника.
Прошел почти час, и лишь тогда существо, сидевшее в засаде на дороге
в долину, решило выяснить, что произошло. Оно было весьма разумно, чего не
учел Алланон, и поняло, что тот, кто пришел по тропе, ощутил его
присутствие и намеренно выбрал другой путь. Кроме того, оно поняло, что
этот человек обладает силой, несоизмеримой с его способностями, и поэтому
долго лежало в лесу, не издавая ни звука, и выжидало, пока тот уйдет.
Прошло достаточно времени. Спустя несколько минут существо пристально
разглядывало развилку на тропе, где легкий лесной ветерок поигрывал двумя
яркими лоскутами материи. Какие глупые метки, злобно подумало существо, и
тяжелыми шагами потащило свое огромное уродливое тело вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194