Директора она не видела, лишь чувствовала, что он где-то на мосту. Внизу журчала, пробегая между сваями, Вода, слышался плеск от запруды, где Теуз разливается, образуя что-то вроде протоки, и волны его лениво набегают на илистый берег. Джеордже закурил, и лицо его на мгновение осветилось ярким, дрожащим светом. Красная точка прочертила в темноте яркую дугу и погасла, не достигнув воды.
— Подойди поближе,— сухо сказал он. — Давно ты беременна?..
— Уже больше двух месяцев... и мама знает.
— Ты сама ей сказала?
— Разве в этом есть нужда? Сама знает.
— Тогда... — почти сурово начал Джеордже, но девушка поспешила объявить:
— Притворяется, что не знает. Не хочет вмешиваться.
— Подойди поближе,— повторил Джеордже, но отодвинулся в сторону, когда девушка облокотилась рядом на перила. От платка Марии пахло влажной шерстью и молоком.
— Почему... почему же ты не сходишь к доктору, чтобы он что-нибудь сделал? — почти грубо спросил Джеордже. Сам не зная почему, он чувствовал себя смущенным и взволнованным.
— Избави бог и святая богородица,— холодно возразила Мария. — Я уже думала об этом. И замуж могла бы выйти, многие увиваются. А что потом? Собачья жизнь — какой мужик смирится, ежели я была до него с другим... как шлюха какая. А больше всего я боюсь отца.
— Почему боишься — человек он мягкий, рассудительный...
— Не знаю, как он поступит, и боюсь...
— Может, и простит...
— И этого боюсь...
— Ты любила... Петре? (Джеордже с удивлением слушал собственные слова, все казалось необычным, и он не мог положить конец этому бесцельному разговору, казавшемуся ему неуместным для его возраста.)
- Да теперь уж не знаю...
— Только не плачь больше,— быстро сказал Джеордже.
— Да я и не плачу. Нет больше слез. Что мне теперь делать?
Придумаем что-нибудь.
— То же самое вы сказали и прошлый раз.
Джеордже закрыл глаза. В этот момент он ясно услышал, как пролетает над степью ветер, ему показалось даже, что он видит его — легкое, холодное и прозрачное облачко. Запахло дождем. Не зная, что ответить девушке, он чувствовал собственное бессилие, но совсем иное, чем при мысли о том, как поступить со своей землей. С грустью думал он об одиночестве людей. «Каждый человек обязан уметь помогать другому, так же, как он умеет дышать»,— мелькнула у него мысль, и он улыбнулся, взял Марию за руку и потянул к себе. Та уступила неохотно, но руку не вырвала.
— И чего ты так боишься? — попытался засмеяться Джеордже. Какое право имеет на тебя отец? Скажи!
— Боже мой, господин директор, что вы говорите?
— Какое право, подумай сама. Наказать тебя? Но разве ты совершила какое-нибудь преступление?
— Согрешила... — неуверенно пробормотала девушка.
— Перед кем?
— Не знаю...
— Нет, Мария, ты не согрешила,— громко и убежденно заговорил Джеордже. — Ты имеешь право поступать по своему усмотрению, ты человек... Это твой отец виноват, что не послал тебя учиться. Я помню. Ты была способной, хорошей девочкой. Тебя надо было послать учиться, а не держать дома в ожидании покупателя, чтобы еще больше увеличить свое состояние... Вот в чем дело!
— Господин директор...
— Не бойся! Никто не причинит тебе зла... Знаешь переезжай-ка ты к нам. — Джеордже вдруг осекся. («А что она будет делать у нас? Прислугой станет?») — Ты даже не можешь себе представить, какие перемены произойдут скоро в Лунке. Представления не имеешь...
— Не имею, господин директор. Темная я...
— Все зло оттого, что люди гонятся только за богат^ ством и не хотят больше ни о чем знать. И отец твой такой же, каким бы святошей ни прикидывался.
Мария тихо засмеялась.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать, господин директор.
— И ты трусишь? Послушай: через три года тебе Самой будет смешно... Будешь учиться... это я тебе обещаю... может быть, станешь учительницей... здесь, в Лунке. —- Джеордже замолчал в ожидании ответа, но, видя, что девушка молчит, продолжал: — Ты мне не веришь?
— А как поверить? Бог знает что наговорите...
— Что же тут удивительного? Возьми, к примеру, мою жену. Тоже ведь дочь крестьянина, и намного беднее вашего, а стала учительницей.
— И правда,— согласилась Мария, потом снова тихо засмеялась какой-то своей мысли.
— Откроется много школ государство предоставит возможность учиться тем, кто этого заслуживает. Понимаешь? Наступит время — и оно не за горами,— когда люди перестанут бояться друг друга.
Джеордже почувствовал облегчение, раздражала только необходимость подбирать слова. Ему не приходило в голову, что девушка не верит его словам и теперь скрывает от него недоверчивую улыбку. Крупные дождевые капли упали на поверхность реки.
— Господи,— прошептала Мария.— Никак, дождь. Побегу домой. Батюшки нет дома, вот я и убежала. Он к барону поехал, в усадьбу. Совет там держат.
— Ты мне не веришь, Мария? — тихо спросил Джеордже и с неожиданной силой взял девушку за плечи.
— Ой, пустите, господин директор! — испуганно вскрикнула она.
— Послушай,— продолжал Джеордже, не выпуская девушку. — Не бойся. Я поговорю и с Арделяну. Может быть, тебе лучше поехать в город, мы найдем тебе там работу... пока не родишь.
— Куда? В городе люди пухнут от голода...
— Ладно. Там посмотрим.
— Хорошо, господин директор,— согласилась Мария и попыталась освободиться от его руки. Но в следующее мгновение оба застыли от неожиданности — по мосту загрохотала телега, и Джеордже едва успел посторониться.
— Эй, берегись! — закричал возница и зажег спичку. — Кто здесь в такую погоду? — спросил он, выронил от неожиданности спичку и изумленно воскликнул: — О боже, никак, господин дирек... товарищ директор а я-то... не признал... — Это был Кула Кордиш — брат учителя. Пораженный, он продолжал стоять на козлам с разинутым ртом... Потом попытался объяснить: — Во еду на мельницу в Вэдаш, договорился с мельником, чтобы смолол кукурузу... Спокойной ночи, господин директор...
Кула ударил по лошадям, телега рванулась и исчезла в темноте.
Некоторое время Джеордже стоял неподвижно, потом обернулся.
— Где ты? — позвал он девушку.
Но ответа не было. Доносились лишь чьи-то поспешные шаги по грязному спуску к мосту.
— Мария! — крикнул Джеордже. — Мария! Но девушка не остановилась.
6
Когда Суслэнеску добрался до шоссе, лил проливной дождь. Напрасно старался он укрыться мешком, вода ручьями текла по спине и коленям. В довершение всего он ничего не видел, так как снял очки, чтобы не потерять их. Пока он находился в узкой, обсаженной густые ми деревьями аллее баронской усадьбы, ему страшно хотелось выйти на простор, чтобы не ожидать каждую минуту возможного удара в спину. Но страх не оставил его и теперь, когда, растерянный и полный отчаяния, он остановился среди шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
— Подойди поближе,— сухо сказал он. — Давно ты беременна?..
— Уже больше двух месяцев... и мама знает.
— Ты сама ей сказала?
— Разве в этом есть нужда? Сама знает.
— Тогда... — почти сурово начал Джеордже, но девушка поспешила объявить:
— Притворяется, что не знает. Не хочет вмешиваться.
— Подойди поближе,— повторил Джеордже, но отодвинулся в сторону, когда девушка облокотилась рядом на перила. От платка Марии пахло влажной шерстью и молоком.
— Почему... почему же ты не сходишь к доктору, чтобы он что-нибудь сделал? — почти грубо спросил Джеордже. Сам не зная почему, он чувствовал себя смущенным и взволнованным.
— Избави бог и святая богородица,— холодно возразила Мария. — Я уже думала об этом. И замуж могла бы выйти, многие увиваются. А что потом? Собачья жизнь — какой мужик смирится, ежели я была до него с другим... как шлюха какая. А больше всего я боюсь отца.
— Почему боишься — человек он мягкий, рассудительный...
— Не знаю, как он поступит, и боюсь...
— Может, и простит...
— И этого боюсь...
— Ты любила... Петре? (Джеордже с удивлением слушал собственные слова, все казалось необычным, и он не мог положить конец этому бесцельному разговору, казавшемуся ему неуместным для его возраста.)
- Да теперь уж не знаю...
— Только не плачь больше,— быстро сказал Джеордже.
— Да я и не плачу. Нет больше слез. Что мне теперь делать?
Придумаем что-нибудь.
— То же самое вы сказали и прошлый раз.
Джеордже закрыл глаза. В этот момент он ясно услышал, как пролетает над степью ветер, ему показалось даже, что он видит его — легкое, холодное и прозрачное облачко. Запахло дождем. Не зная, что ответить девушке, он чувствовал собственное бессилие, но совсем иное, чем при мысли о том, как поступить со своей землей. С грустью думал он об одиночестве людей. «Каждый человек обязан уметь помогать другому, так же, как он умеет дышать»,— мелькнула у него мысль, и он улыбнулся, взял Марию за руку и потянул к себе. Та уступила неохотно, но руку не вырвала.
— И чего ты так боишься? — попытался засмеяться Джеордже. Какое право имеет на тебя отец? Скажи!
— Боже мой, господин директор, что вы говорите?
— Какое право, подумай сама. Наказать тебя? Но разве ты совершила какое-нибудь преступление?
— Согрешила... — неуверенно пробормотала девушка.
— Перед кем?
— Не знаю...
— Нет, Мария, ты не согрешила,— громко и убежденно заговорил Джеордже. — Ты имеешь право поступать по своему усмотрению, ты человек... Это твой отец виноват, что не послал тебя учиться. Я помню. Ты была способной, хорошей девочкой. Тебя надо было послать учиться, а не держать дома в ожидании покупателя, чтобы еще больше увеличить свое состояние... Вот в чем дело!
— Господин директор...
— Не бойся! Никто не причинит тебе зла... Знаешь переезжай-ка ты к нам. — Джеордже вдруг осекся. («А что она будет делать у нас? Прислугой станет?») — Ты даже не можешь себе представить, какие перемены произойдут скоро в Лунке. Представления не имеешь...
— Не имею, господин директор. Темная я...
— Все зло оттого, что люди гонятся только за богат^ ством и не хотят больше ни о чем знать. И отец твой такой же, каким бы святошей ни прикидывался.
Мария тихо засмеялась.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать, господин директор.
— И ты трусишь? Послушай: через три года тебе Самой будет смешно... Будешь учиться... это я тебе обещаю... может быть, станешь учительницей... здесь, в Лунке. —- Джеордже замолчал в ожидании ответа, но, видя, что девушка молчит, продолжал: — Ты мне не веришь?
— А как поверить? Бог знает что наговорите...
— Что же тут удивительного? Возьми, к примеру, мою жену. Тоже ведь дочь крестьянина, и намного беднее вашего, а стала учительницей.
— И правда,— согласилась Мария, потом снова тихо засмеялась какой-то своей мысли.
— Откроется много школ государство предоставит возможность учиться тем, кто этого заслуживает. Понимаешь? Наступит время — и оно не за горами,— когда люди перестанут бояться друг друга.
Джеордже почувствовал облегчение, раздражала только необходимость подбирать слова. Ему не приходило в голову, что девушка не верит его словам и теперь скрывает от него недоверчивую улыбку. Крупные дождевые капли упали на поверхность реки.
— Господи,— прошептала Мария.— Никак, дождь. Побегу домой. Батюшки нет дома, вот я и убежала. Он к барону поехал, в усадьбу. Совет там держат.
— Ты мне не веришь, Мария? — тихо спросил Джеордже и с неожиданной силой взял девушку за плечи.
— Ой, пустите, господин директор! — испуганно вскрикнула она.
— Послушай,— продолжал Джеордже, не выпуская девушку. — Не бойся. Я поговорю и с Арделяну. Может быть, тебе лучше поехать в город, мы найдем тебе там работу... пока не родишь.
— Куда? В городе люди пухнут от голода...
— Ладно. Там посмотрим.
— Хорошо, господин директор,— согласилась Мария и попыталась освободиться от его руки. Но в следующее мгновение оба застыли от неожиданности — по мосту загрохотала телега, и Джеордже едва успел посторониться.
— Эй, берегись! — закричал возница и зажег спичку. — Кто здесь в такую погоду? — спросил он, выронил от неожиданности спичку и изумленно воскликнул: — О боже, никак, господин дирек... товарищ директор а я-то... не признал... — Это был Кула Кордиш — брат учителя. Пораженный, он продолжал стоять на козлам с разинутым ртом... Потом попытался объяснить: — Во еду на мельницу в Вэдаш, договорился с мельником, чтобы смолол кукурузу... Спокойной ночи, господин директор...
Кула ударил по лошадям, телега рванулась и исчезла в темноте.
Некоторое время Джеордже стоял неподвижно, потом обернулся.
— Где ты? — позвал он девушку.
Но ответа не было. Доносились лишь чьи-то поспешные шаги по грязному спуску к мосту.
— Мария! — крикнул Джеордже. — Мария! Но девушка не остановилась.
6
Когда Суслэнеску добрался до шоссе, лил проливной дождь. Напрасно старался он укрыться мешком, вода ручьями текла по спине и коленям. В довершение всего он ничего не видел, так как снял очки, чтобы не потерять их. Пока он находился в узкой, обсаженной густые ми деревьями аллее баронской усадьбы, ему страшно хотелось выйти на простор, чтобы не ожидать каждую минуту возможного удара в спину. Но страх не оставил его и теперь, когда, растерянный и полный отчаяния, он остановился среди шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159