— позвал Митру, которому надоели разглагольствования гостя.
— Ай? — спросил тот, выходя из хлева
— Как же нам быть с комиссией?
— Да что с ней поделаешь?.. Коли незаконная...
— Ну ладно, господин, нам недосуг болтать с вами. Идите вы себе с богом туда, откуда пришли. В законе написано, что дают землю, и закон правильный.
— Но земельная реформа будет проводиться после свободных выборов, когда народ скажет свое слово, — попробовал привести новые аргументы Сшшанциу.
Митру пожал плечами.
— Одно другому не мешает, что еще вам от меня надобно?
— Твоя правда, чего он хочет, Митру?—спросил один из стоявших у забора крестьян. — Может, надобность у него какая, а до тебя никак не доходит...
Митру покраснел от злости.
— А тебя кто спрашивал? — резко обернулся он к крестьянину.
Тот обиделся и хотел было выругать Митру, но, решив, что при барине не стоит, отошел от забора и, ворча, пошел прочь. Зато остальные столпились еще теснее, боясь пропустить хоть одно слово.
— Так ты решил сопротивляться? — крикнул Спинанциу. — Я думал, что ты сознательный человек, а теперь вижу, что ты просто примитивная личность.
Митру не знал этих слов и, не на шутку вспылив, шагнул вперед:
— Что-о, я?
— Я хотел сказать, не отдаешь себе отчета, не понимаешь, с кем вступаешь в борьбу.
Глигор, горевший желанием вставить свое слово, уловил момент и, заикаясь от волнения, спросил:
— Не гневайтесь, что встреваю в разговор. Разве только Митру один получает землю? Так вы говорите... Землю получат многие, да и я тоже. Что же вы на него одного навалились?
Сшшанциу швырнул на землю только что начатую сигарету и пожал плечами.
— Вам придется отвечать. Я хотел все уладить, договориться как полагается, мы ведь оба румыны!
— Будьте здоровы, — перебил его Митру и потянулся было к голове, чтобы снять шляпу, да вовремя вспомнил, что не надел ее.
Спинанциу весь дрожал от негодования. Ему оставалось лишь отправиться к барону и доложить, как окончился этот дурацкий разговор, заранее обреченный на провал. В воротах он остановился и, сделав презрительную мину, процедил:
— Итак, последствия не страшат вас?
— Не-ет, — убедительно ответил Митру, искренне удивленный этим, по его мнению, бессмысленным вопросом. — Кого же мне бояться?
Спинанциу влез в машину, и она рванулась вперед, разбрасывая по сторонам целые фонтаны желтой грязи. Ребятишки отскочили в сторону. Какой-то мальчуган поднял камень, подержал его на ладони, но не бросил, боясь попасть в кого-нибудь.
8
После дождей земля стала черной, сырой и вся словно дымилась. В канавах стояла зеленоватая вода. Деревья, радуясь весне, тянулись ветвями ввысь, к солнцу, и все звенели от птичьего щебета. Тонкая серая дымка покрывала безоблачное небо, и сквозь нее щедро лились на землю горячие солнечные лучи. Лужи вспыхивали, как осколки зеркала.
«В такие дни должно произойти что-нибудь необыкновенное»,— подумала Эмилия и повернулась к мужу. Джеордже шел рядом, низко опустив голову. Эмилии вдруг непременно захотелось услышать его голос, словно он обязательно должен был сказать ей то, что она ждала от него уже давно, с первого дня его возвращения. В тот вечер, когда Джеордже рассказал ей о своих испытаниях, она поняла, что это было только началом его повести. Глупо и несерьезно так поддаваться воспоминаниям и даже не пытаться забыть их. Может быть, он не в силах сделать это сам, без посторонней помощи, и она виновата, что не пытается помочь ему. Эмилия долго думала об этом прошлой ночью, а утром позвала Джеордже пройтись с ней по полю. Кроме того, ей хотелось побывать в Гриндурь, посмотреть, как вспахал их землю Митру, Видя, что он с головой ушел в дела комиссии, Эмилия решила намекнуть Митру, что все это, конечно, очень хорошо, но взятую исполу землю надо обрабатывать, иначе все они окажутся в убытке. Утром Эмилия крупно поссорилась с матерью: старуха отвела ее в сторонку и зашептала, что неплохо бы поговорить с Джеордже, напомнить ему, что он тоже воевал на фронте и поэтому имеет право на землю, как все остальные. Чем он хуже других?
Эмилия передернула плечами, словно отгоняя от себя эти мысли; они с Джеордже были наконец одни, а остальное не имело теперь никакого значения.
— Почему у тебя все время такой удрученный вид, Джеордже? — спросила она, взяв мужа под руку.
— Совсем не удрученный. Откуда ты это взяла?
— Тогда озабоченный. Не стоит, милый... Все уладится. Ты не должен так переутомляться... Тебе нужен отдых...
— Зачем, Эмилия?
— Чтобы забыть, — собравшись с духом, ответила она.
Джеордже как-то странно взглянул на нее.
— А ты уверена, что я хочу забыть?
— Конечно, хочешь... Каждый человек стремится забыть о прошлом и жить только завтрашним днем. Ты разве не знаешь этого?
Джеордже пожал плечами и усмехнулся.
— Возможно.
Они дошли до поворота. Здесь, на принадлежащей Гэврилэ Урсу земле, рос древний дуб. Гэврилэ не хотел его рубить, хотя корни дерева высасывали всю влагу вокруг. Он утверждал, что дуб приносит счастье селу. В пышной кроне звучал неумолкаемый птичий гомон. Эмилия вдруг почувствовала себя счастливой. Ей захотелось посидеть с Джеордже под дубом. Сидеть вместе и молчать.
— Ты знаешь, я долго думала и убедилась-, что ты прав во всех своих действиях. Во всех, понимаешь? Эта маленькая страна...
— Тс-с. — Джеордже прикрыл ей рот ладонью. Суровая ласка взволновала Эмилию, и она покраснела, боясь, что он догадается об этом.
— Почему ты не даешь мне сказать? Вот, например, бедняки крестьяне. Мы живем в селе столько времени и знаем их. Кто, кроме тебя, подумал об пх участи, пришел им на помощь?
— Эмилия, не надо...
— И я спрашиваю себя—будут ли они признательны? Люди такие... — Довольно, довольно,—сурово прервал он. —Прошу тебя...
— Понимаю, дорогой мой, ты это делаешь не ради благодарности. Я так хорошо знаю тебя.
— Какой же я, по-твоему? — склонив голову, спросил Джеордже.
Эмилии показалось странным говорить о муже после стольких лет совместной жизни, но отступать тоже не хотелось.
— Ты добрый, добрый... до глупости, — пробормотала она, еще сильнее сжав его руку. — Я никогда не знала об этом. Мне казалось, что... Знаешь, Джеордже, ты будешь смеяться, но мне кажется, что я долго, очень долго побаивалась тебя.
— Да ты не знаешь, что говоришь, — засмеялся он.
— Когда я вспоминаю, сколько испытаний выпало на твою долю...
Глаза Джеордже снова помрачнели, он хотел освободить руку, но Эмилия не выпустила ее.
— Не говори больше об этом. Прошу тебя... Не надо...
— Хорошо... если ты так хочешь. И все же я благодарна тебе. Знаешь... благодарна за то, что ты... рассказал нам... А это ничтожество, которое ты привез с собой, предпочло тебе Кордиша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
— Ай? — спросил тот, выходя из хлева
— Как же нам быть с комиссией?
— Да что с ней поделаешь?.. Коли незаконная...
— Ну ладно, господин, нам недосуг болтать с вами. Идите вы себе с богом туда, откуда пришли. В законе написано, что дают землю, и закон правильный.
— Но земельная реформа будет проводиться после свободных выборов, когда народ скажет свое слово, — попробовал привести новые аргументы Сшшанциу.
Митру пожал плечами.
— Одно другому не мешает, что еще вам от меня надобно?
— Твоя правда, чего он хочет, Митру?—спросил один из стоявших у забора крестьян. — Может, надобность у него какая, а до тебя никак не доходит...
Митру покраснел от злости.
— А тебя кто спрашивал? — резко обернулся он к крестьянину.
Тот обиделся и хотел было выругать Митру, но, решив, что при барине не стоит, отошел от забора и, ворча, пошел прочь. Зато остальные столпились еще теснее, боясь пропустить хоть одно слово.
— Так ты решил сопротивляться? — крикнул Спинанциу. — Я думал, что ты сознательный человек, а теперь вижу, что ты просто примитивная личность.
Митру не знал этих слов и, не на шутку вспылив, шагнул вперед:
— Что-о, я?
— Я хотел сказать, не отдаешь себе отчета, не понимаешь, с кем вступаешь в борьбу.
Глигор, горевший желанием вставить свое слово, уловил момент и, заикаясь от волнения, спросил:
— Не гневайтесь, что встреваю в разговор. Разве только Митру один получает землю? Так вы говорите... Землю получат многие, да и я тоже. Что же вы на него одного навалились?
Сшшанциу швырнул на землю только что начатую сигарету и пожал плечами.
— Вам придется отвечать. Я хотел все уладить, договориться как полагается, мы ведь оба румыны!
— Будьте здоровы, — перебил его Митру и потянулся было к голове, чтобы снять шляпу, да вовремя вспомнил, что не надел ее.
Спинанциу весь дрожал от негодования. Ему оставалось лишь отправиться к барону и доложить, как окончился этот дурацкий разговор, заранее обреченный на провал. В воротах он остановился и, сделав презрительную мину, процедил:
— Итак, последствия не страшат вас?
— Не-ет, — убедительно ответил Митру, искренне удивленный этим, по его мнению, бессмысленным вопросом. — Кого же мне бояться?
Спинанциу влез в машину, и она рванулась вперед, разбрасывая по сторонам целые фонтаны желтой грязи. Ребятишки отскочили в сторону. Какой-то мальчуган поднял камень, подержал его на ладони, но не бросил, боясь попасть в кого-нибудь.
8
После дождей земля стала черной, сырой и вся словно дымилась. В канавах стояла зеленоватая вода. Деревья, радуясь весне, тянулись ветвями ввысь, к солнцу, и все звенели от птичьего щебета. Тонкая серая дымка покрывала безоблачное небо, и сквозь нее щедро лились на землю горячие солнечные лучи. Лужи вспыхивали, как осколки зеркала.
«В такие дни должно произойти что-нибудь необыкновенное»,— подумала Эмилия и повернулась к мужу. Джеордже шел рядом, низко опустив голову. Эмилии вдруг непременно захотелось услышать его голос, словно он обязательно должен был сказать ей то, что она ждала от него уже давно, с первого дня его возвращения. В тот вечер, когда Джеордже рассказал ей о своих испытаниях, она поняла, что это было только началом его повести. Глупо и несерьезно так поддаваться воспоминаниям и даже не пытаться забыть их. Может быть, он не в силах сделать это сам, без посторонней помощи, и она виновата, что не пытается помочь ему. Эмилия долго думала об этом прошлой ночью, а утром позвала Джеордже пройтись с ней по полю. Кроме того, ей хотелось побывать в Гриндурь, посмотреть, как вспахал их землю Митру, Видя, что он с головой ушел в дела комиссии, Эмилия решила намекнуть Митру, что все это, конечно, очень хорошо, но взятую исполу землю надо обрабатывать, иначе все они окажутся в убытке. Утром Эмилия крупно поссорилась с матерью: старуха отвела ее в сторонку и зашептала, что неплохо бы поговорить с Джеордже, напомнить ему, что он тоже воевал на фронте и поэтому имеет право на землю, как все остальные. Чем он хуже других?
Эмилия передернула плечами, словно отгоняя от себя эти мысли; они с Джеордже были наконец одни, а остальное не имело теперь никакого значения.
— Почему у тебя все время такой удрученный вид, Джеордже? — спросила она, взяв мужа под руку.
— Совсем не удрученный. Откуда ты это взяла?
— Тогда озабоченный. Не стоит, милый... Все уладится. Ты не должен так переутомляться... Тебе нужен отдых...
— Зачем, Эмилия?
— Чтобы забыть, — собравшись с духом, ответила она.
Джеордже как-то странно взглянул на нее.
— А ты уверена, что я хочу забыть?
— Конечно, хочешь... Каждый человек стремится забыть о прошлом и жить только завтрашним днем. Ты разве не знаешь этого?
Джеордже пожал плечами и усмехнулся.
— Возможно.
Они дошли до поворота. Здесь, на принадлежащей Гэврилэ Урсу земле, рос древний дуб. Гэврилэ не хотел его рубить, хотя корни дерева высасывали всю влагу вокруг. Он утверждал, что дуб приносит счастье селу. В пышной кроне звучал неумолкаемый птичий гомон. Эмилия вдруг почувствовала себя счастливой. Ей захотелось посидеть с Джеордже под дубом. Сидеть вместе и молчать.
— Ты знаешь, я долго думала и убедилась-, что ты прав во всех своих действиях. Во всех, понимаешь? Эта маленькая страна...
— Тс-с. — Джеордже прикрыл ей рот ладонью. Суровая ласка взволновала Эмилию, и она покраснела, боясь, что он догадается об этом.
— Почему ты не даешь мне сказать? Вот, например, бедняки крестьяне. Мы живем в селе столько времени и знаем их. Кто, кроме тебя, подумал об пх участи, пришел им на помощь?
— Эмилия, не надо...
— И я спрашиваю себя—будут ли они признательны? Люди такие... — Довольно, довольно,—сурово прервал он. —Прошу тебя...
— Понимаю, дорогой мой, ты это делаешь не ради благодарности. Я так хорошо знаю тебя.
— Какой же я, по-твоему? — склонив голову, спросил Джеордже.
Эмилии показалось странным говорить о муже после стольких лет совместной жизни, но отступать тоже не хотелось.
— Ты добрый, добрый... до глупости, — пробормотала она, еще сильнее сжав его руку. — Я никогда не знала об этом. Мне казалось, что... Знаешь, Джеордже, ты будешь смеяться, но мне кажется, что я долго, очень долго побаивалась тебя.
— Да ты не знаешь, что говоришь, — засмеялся он.
— Когда я вспоминаю, сколько испытаний выпало на твою долю...
Глаза Джеордже снова помрачнели, он хотел освободить руку, но Эмилия не выпустила ее.
— Не говори больше об этом. Прошу тебя... Не надо...
— Хорошо... если ты так хочешь. И все же я благодарна тебе. Знаешь... благодарна за то, что ты... рассказал нам... А это ничтожество, которое ты привез с собой, предпочло тебе Кордиша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159