— Безрукий! Предатель!
Он хотел остановиться и подойти к ним, но взял себя в руки. Это не имело никакого смысла. Его охватило сомнение — может быть, он в чем-нибудь ошибся. Село, над которым сверкало яркое, но холодное солнце, показалось ему чужим и враждебным. Давали себя чувствовать голод и усталость. Джеордже решил поговорить с Урсу, которого уважал, объяснить ему смысл наступающих времен и попросить стать старостой, чтобы демократическая деятельность в селе была с самого начала связана с этим уважаемым всеми именем.
Джеордже знал, что ему придется изрядно повозиться с Митру, но не предполагал, что тот будет так самовольничать, а это случилось уже дважды. Слова, сказанные Митру тогда на кукурузном поле, не давали Джеордже покоя. Оп старался о них не думать, но дело не в словах, а в действительности, которая скрывалась за ними. Он владел землею, а Митру его батрак. Это истина для всех окружающих. Искренность тут пи при чем, речь идет о давно установленном порядке, от которого внутренне он уже отказался, но который продолжал незыблемо существовать для других. Это была их правда, правда других, беспощадная и пристрастная.
По пути Джеордже решил, что не должен думать о препятствиях, которые встанут на пути объявления его правды. Эта правда существовала, и он знал это так же твердо, как то, что живет правда целой грядущей эпохи, Он не должен спрашивать себя, достоин ли он сообщить
0 ней своим близким. Перед ним был один возможный путь... И где-то в этом переплетении, которое с 1943 года ничто не могло сломить — ни нищета, ни война, ни ежедневная смертельная опасность,— билось что-то беспокойное и упрямое — бессилие заставить ближних и главным образом Эмилию понять себя. Отношения между ними после его возвращения складывались совсем не так, как ему этого хотелось: повседневная жизнь, ночи, разговоры — все «это захватывало его лишь частично. Ему хотелось рассказать ей все, но останавливал какой-то стыд, он побаивался Эмилии, особенно теперь, когда стал калекой.
В эти минуты ему хотелось лишь одного — побыть в одиночестве где-нибудь в лесу, в поле, где угодно, но только не в селе среди крестьян, которые шагали в церковь и не здоровались с ним.
Ворота у Митру были широко открыты, и первый, кого Джеордже увидел, был Арделяну. Голый до пояса, он мылся у колодца, покрякивая от удовольствия.
— Эй, господин староста! К тебе гости,—закричал он, смеясь.
— Иду,— раздался из сарая голос Митру. Арделяну вытерся рубашкой, надел ее и подошел
к Джеордже с протянутой рукой.
— Вы слышали о подвиге Митру? А я засиделся допоздна в корчме и решил переночевать здесь, в сарае.
На пороге появился Митру. При виде Джеордже он заметно смутился.
— Вот заделался старостой на свою голову,— с притворной веселостью сказал он.
— Мы проговорили почти до утра,— сообщил Арде-ляпу, явно желая опередить Джеордже. — Конечно, с политической точки зрения это большая глупость...
— Что я смыслю в политике? — насупился Митру.— 11 м черта не смыслю... Увидел, что теперь можно расправиться с господами вроде Ионашку... ну и решил...
— ...ошибка,— продолжал Арделяну, перебивая.
Однако в любом случае Софрон не мог остаться старостой. Слишком тесно он связан с сельскими реакционерами и... в конце концов... Нам придется поговорить с Гэврилэ Урсу и провести в селе, как говорится, разъяснительную работу.
— Вижу, что богатеи по-прежнему в цене,— съязвил Митру. — Мы годимся лишь на...
— Не об этом речь,— мягко перебил его Джеордже,— Речь идет о судьбе села.
Из сарая вышли одетые по-воскресному Глигор Хахэу и Павел Битуша.
— Мы провели здесь что-то вроде совещания,— объяснил Арделяну,— и организовали партийную ячейку, если можно так выразиться,
«Без меня»,—подумал Джеордже и стал закуривать. Он вдруг почувствовал себя утомленным и неприязненно посмотрел на Арделяну, но тот не заметил его состояния или сделал вид, что не замечает].
— А мы как раз собрались заглянуть к вам,— продолжал говорить Арделяну,— занятий сегодня в школе нет, и мы могли бы провести собрание там...
— Пожалуйста.
— Может быть, после обеда. Сейчас Митру должен идти в церковь.
— Куда? — удивился Джеордже.
— В церковь,— недовольно скривился Митру. — Вот посылает.
— Завтра на селе наверняка узнают о создании партийной ячейки. Пусть они убедятся, что реакционеры врут...
— Но как я пойду? В этом рванье? Да меня еще больше на смех поднимут.
— Коли я тебе дам свою одежку, все равно высмеют,— пробасил Глигор.— Вчера ведь был чучело чучелом.
— Флорица,— неожиданно крикнул Митру. — А ну, выйди! Пусть господин директор посмотрит на тебя!
Из сарая никто не ответил.
— Не слышишь?
— Мне стыдно,— послышалось из сарая.— Я похожа на...
Джеордже едва удалось сдержаться от смеха. На Флорице было черное платье, украденное Митру в городе. Бедняжка чувствовала себя в нем страшно неловко. Она на миг показалась у порога сарая и тотчас же убежала обратно.
— Пойдем ко мне, я дам тебе свой костюм,— улыбнулся Джеордже.
Митру пристально, с сомнением посмотрел на него, потом перевел глаза на Арделяну, который утвердительно кивнул головой.
— Вот так оно правильно будет, господин староста.
— Да перестань ты насмехаться,— рассердился Митру. — А не то и я по-иному заговорю.
Арделяну подошел и обнял его.
— Я не смеюсь, откуда ты взял? Я никогда ни над кем не насмехался.
— Ну ладно,— мрачно сказал Митру. — Господин директор сможет летом вычесть деньги за костюм из моей доли пшеницы.
Джеордже едва заметно покраснел и кивнул головой. Арделяну подмигнул, Джеордже позавидовал его выдержке и спокойствию, не понимая, откуда они берутся. Может, он это узнает потом, когда они познакомятся поближе.
Глигор и Павел отправились в церковь, а Джеордже, Арделяну и Митру — в школу. Митру явно был чем-то недоволен, и Джеордже с интересом подумал, что могло произойти между ним и Арделяну этой ночью. Его радовало, что Арделяну приехал в село — он умеет лучше разбираться в практических вопросах, которые порой ускользали от Джеордже. Вот, к примеру, мысль о посещении церкви казалась Джеордже необыкновенно удачной, но ему она никогда бы не пришла в голову. Коммунисты должны постепенно, не ущемляя ничьих чувств и убеждений, завоевывать уважение села, пока не станут его сердцем.
Эмилия многозначительно промолчала, узнав, что Джеордже хочет дать Митру костюм. Она вынула из шкафа сильно побитый молью черный пиджак в полоску, брюки, жилетку и разложила все на кровати, бросив при :>том презрительный взгляд на Митру, который смущенно ра млядывал вещи.
— Думаю, они будут тебе впору,— сказал Джеордже дь мы почти одинаковые...
Что вы,— возразил Митру,— вы более грамотный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159