..
— Ладно... в хлеву.
Они перенесли туда все вещи. В яслях Флорица устроила подстилку из старой пыльной соломы. Митру смотрел, как она взбивает солому, вытаскивает из нее щепки, и его вдруг охватил неудержимый приступ смеха. Он весь трясся от хохота, слезы текли по щекам. Увидев его мокрое от слез, искаженное смехом лицо, Флорица присела у края яслей и заголосила. Рыдания рвались наружу, она тщетно пыталась сдержаться. Ей хотелось кричать, выть, чтобы услышал весь свет.
Митру подавил смех и с любопытством уставился на жену.
— Замолчи, не то ударю!—неожиданно обозлился он, но, убедившись, что Флорица продолжает плакать, пожал плечами и вышел. Из соседнего двора на него с любопытством смотрела, повиснув на изгороди, бабка Валерия.
— Я слышала, будто ты крепко побил Лэдоя?
— Ну, побил...
— Хорош, нечего сказать! А что теперь есть будешь?
— Не бойся, у тебя не попросим!
— Экий ты петух!
— Таким мать родила. Не твоя забота. Обиженная старуха слезла с изгороди, скрылась за
плетнем и уже оттуда крикнула:
— Ребенка ты ко мне пришли, дам ему похлебки и хлеба.
Митру вошел в развалины дома.
Снаряд угодил прямо в стену и разрушил ее. Ноги Митру ступали по черепкам, щепкам, грязным перьям.
Огромная серая крыса выскочила из дыры, заметалась вдоль стен и исчезла.
Митру подобрал палку и стал ждать, не появится ли крыса еще. «Мы теперь вроде Адама и Евы, когда господь бог прогнал их из рая,— подумал он и тут же с удивлением спросил себя: — Неужто помрем с голоду здесь, среди села? Вытянемся на улице и будем ждать смерти?» Такое случалось с какой-нибудь немощной старухой, а не с мужиком в расцвете сил.
— Эй, Митру! Где ты?— послышался со двора чей-то крик.
— Здесь,— по-военному гаркнул удивленный Митру.
У ворот стоял Эзекиил, сын Гэврилэ Урсу. Он обливался потом и старательно обмахивался огромными, как лапы, ладонями. В ногах у Эзекиила стоял объемистый мешок.
— Батюшка послал меня к тебе,— широко улыбаясь, объяснил Эзекиил. — Приказал передать тебе...
— А что это?— сухо спросил Митру.
— Да кукурузная мука и кусок сала...
Митру вытаращил на пего глаза — уж не пьян ли Эзекиил? Ни разу в жизни Митру не приходилось иметь никаких дел с Гэврилэ — ни плохих, пи хороших. Поступок его казался Митру тем более удивительным, что Гэврилэ скорее позволил бы человеку околеть с голоду среди дороги, чем дал бы ему ломаный грош, даже взаймы.
— Так вот оно как... А за что же?— еще больше удивился Митру, уставившись на небритую физиономию Эзекиила.
— Откуда я знаю? С час назад какой-то прохожий позвал батюшку к ограде. «Митру Моц,— сказал он — до полусмерти избил Лэдоя и ушел от него!» Батя все думал, думал, а потом и говорит: «Пойди насыпь мешок кукурузной муки, возьми кусок сала и отнеси все это Митру».
— Ну, раз так, я сам спрошу его,— решил Митру. Всю дорогу Митру ломал голову, стараясь понять,
|» чем тут дело. Ведь и Клоамбешу тогда поверил, что добра желает, когда менялись землей.
— А вы сами-то как живете?— спросил он Эзекиила, Просто так, чтобы что-нибудь сказать.
Да так... работаем. Батюшка гоняет нас, как рабов египетских.
Они застали Гэврилэ во дворе. Чисто выбритый, одетый как на праздник, пахнущий городским мылом, он забеливал известью ствол сливы. У Митру от робости сдавило горло. Он всегда побаивался Гэврилэ.
— Доброго здоровья, дед Гэврилэ! Ко мне вот пришел Эзекиил... говорит, что... — начал он и сразу же запнулся, встретившись с голубыми, ясными глазами старика.
— Я послал его...
— Покорно благодарю...
— Не стоит благодарности, — мягко ответил Гэврилэ.
— Только мы не принимаем милостыни, не привыкли. Гэврилэ положил на землю кисть, сдвинул на затылок
шляпу и внимательно смерил Митру взглядом с головы до ног. Вспомнив, что он очень оборван, Митру покраснел, но не от стыда, а от обиды.
— Как-нибудь с божьей помощью и мы станем на ноги,— враждебно буркнул он.
— Господь велик и милостив. Не сердись, Митру на меня, я стар и послал тебе это от доброго сердца. Да что мы стоим здесь?— спохватился Гэврилэ, подумав, что не принял гостя как полагается.— Пойдем в дом.— Не дав Митру возразить, он взял его за руку и потянул за собой с силой, какую трудно было заподозрить в его тщедушном теле. Едва успел Митру сесть на длинную лавку, отлакированную временем и штанами тех, кто годами сидел па пей, как жена Гэврилэ поставила перед ним стакан с вином.
— Один?— улыбнулся Митру, немного успокоившись, хотя недоумение его нисколько не уменьшилось.
— Я не потребляю вина,— прошептал Гэврилэ, словно стеснялся громко говорить об этой известной всем истине.
— Тогда зачем я буду пить? И к чему только выдержите вино? Чтобы кисло?
— Для друзей,— склонился к нему Гэврилэ. — Пей на здоровье.
Он снова паполнил стакан и, пока Митру пил вино, быстро добавил:
— Горько, должно быть, у тебя на душе, Митру?
— Что?
— Да так. Я тут все думал о тебе. Тяжелые испыта-» ния ждут тебя здесь...
Митру осторожно отодвинул стакан и пристально шь смотрел на свою мозолистую ладонь.
— Что поделаешь, дед Гэврилэ?—изменившимся голосом сказал он. — Так устроил господь. Всем людям суждено помереть — одним от голода, другим от жира. Ты сам сказал. Все в его власти. Ну, будь здоров...— И Митру, крякнув, опорожнил стакан.
— Так-то оно так... Но, может, за страдания родителей воздастся их детям... сбудется все, что им на роду написано.
«Не сойти мне с места, коли он не хочет чего-нибудь от меня,— весело подумал Митру. — Ты не глуп, да и я не дурак».
— Послушай, дед Гэврилэ, а что тебе все-таки надо от меня?— твердо спросил он. — Говори, не трать понапрасну время.
Хотя это и было сказано тихим, хрипловатым голосом, Гэврилэ почувствовал, что понадобится много терпения, прежде чем он договорится с этим озлобленным человеком.
— Я хотел потолковать с тобой,— ответил он, протянув Митру руку.— Видишь ли, дорогой, в молодости и мне частенько бывало худо, ох как худо! Коли я прислушался бы тогда к голосу сатаны, бог знает к чему бы я пришел, ведь не раз хотелось мне взяться за топор... — Гэврилэ многозначительно вытаращил глаза и присвистнул, чтобы Митру понял, что он собирался убить не кого-нибудь, а собственного отца. — Но потом я нашел праведный путь и покой. — Видя, что Митру нетерпеливо хмурится, Гэврилэ не окончил свою мысль и торопливо продолжал: — Со злобой в сердце человеку никогда не стать на ноги. Нет! Посмотри на себя, дорогой... Ты избил Лэдоя. Ничего не скажу, было за что, но разве тебе стало легче? У тебя есть два югэра земли, но нет ни семян, ни плуга, ни волов... Тебе придется пойти к кому-нибудь в издольщики, чтобы вспахать свою землю. А кто тебя возьмет, коли пойдет слава, что ты бешеный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
— Ладно... в хлеву.
Они перенесли туда все вещи. В яслях Флорица устроила подстилку из старой пыльной соломы. Митру смотрел, как она взбивает солому, вытаскивает из нее щепки, и его вдруг охватил неудержимый приступ смеха. Он весь трясся от хохота, слезы текли по щекам. Увидев его мокрое от слез, искаженное смехом лицо, Флорица присела у края яслей и заголосила. Рыдания рвались наружу, она тщетно пыталась сдержаться. Ей хотелось кричать, выть, чтобы услышал весь свет.
Митру подавил смех и с любопытством уставился на жену.
— Замолчи, не то ударю!—неожиданно обозлился он, но, убедившись, что Флорица продолжает плакать, пожал плечами и вышел. Из соседнего двора на него с любопытством смотрела, повиснув на изгороди, бабка Валерия.
— Я слышала, будто ты крепко побил Лэдоя?
— Ну, побил...
— Хорош, нечего сказать! А что теперь есть будешь?
— Не бойся, у тебя не попросим!
— Экий ты петух!
— Таким мать родила. Не твоя забота. Обиженная старуха слезла с изгороди, скрылась за
плетнем и уже оттуда крикнула:
— Ребенка ты ко мне пришли, дам ему похлебки и хлеба.
Митру вошел в развалины дома.
Снаряд угодил прямо в стену и разрушил ее. Ноги Митру ступали по черепкам, щепкам, грязным перьям.
Огромная серая крыса выскочила из дыры, заметалась вдоль стен и исчезла.
Митру подобрал палку и стал ждать, не появится ли крыса еще. «Мы теперь вроде Адама и Евы, когда господь бог прогнал их из рая,— подумал он и тут же с удивлением спросил себя: — Неужто помрем с голоду здесь, среди села? Вытянемся на улице и будем ждать смерти?» Такое случалось с какой-нибудь немощной старухой, а не с мужиком в расцвете сил.
— Эй, Митру! Где ты?— послышался со двора чей-то крик.
— Здесь,— по-военному гаркнул удивленный Митру.
У ворот стоял Эзекиил, сын Гэврилэ Урсу. Он обливался потом и старательно обмахивался огромными, как лапы, ладонями. В ногах у Эзекиила стоял объемистый мешок.
— Батюшка послал меня к тебе,— широко улыбаясь, объяснил Эзекиил. — Приказал передать тебе...
— А что это?— сухо спросил Митру.
— Да кукурузная мука и кусок сала...
Митру вытаращил на пего глаза — уж не пьян ли Эзекиил? Ни разу в жизни Митру не приходилось иметь никаких дел с Гэврилэ — ни плохих, пи хороших. Поступок его казался Митру тем более удивительным, что Гэврилэ скорее позволил бы человеку околеть с голоду среди дороги, чем дал бы ему ломаный грош, даже взаймы.
— Так вот оно как... А за что же?— еще больше удивился Митру, уставившись на небритую физиономию Эзекиила.
— Откуда я знаю? С час назад какой-то прохожий позвал батюшку к ограде. «Митру Моц,— сказал он — до полусмерти избил Лэдоя и ушел от него!» Батя все думал, думал, а потом и говорит: «Пойди насыпь мешок кукурузной муки, возьми кусок сала и отнеси все это Митру».
— Ну, раз так, я сам спрошу его,— решил Митру. Всю дорогу Митру ломал голову, стараясь понять,
|» чем тут дело. Ведь и Клоамбешу тогда поверил, что добра желает, когда менялись землей.
— А вы сами-то как живете?— спросил он Эзекиила, Просто так, чтобы что-нибудь сказать.
Да так... работаем. Батюшка гоняет нас, как рабов египетских.
Они застали Гэврилэ во дворе. Чисто выбритый, одетый как на праздник, пахнущий городским мылом, он забеливал известью ствол сливы. У Митру от робости сдавило горло. Он всегда побаивался Гэврилэ.
— Доброго здоровья, дед Гэврилэ! Ко мне вот пришел Эзекиил... говорит, что... — начал он и сразу же запнулся, встретившись с голубыми, ясными глазами старика.
— Я послал его...
— Покорно благодарю...
— Не стоит благодарности, — мягко ответил Гэврилэ.
— Только мы не принимаем милостыни, не привыкли. Гэврилэ положил на землю кисть, сдвинул на затылок
шляпу и внимательно смерил Митру взглядом с головы до ног. Вспомнив, что он очень оборван, Митру покраснел, но не от стыда, а от обиды.
— Как-нибудь с божьей помощью и мы станем на ноги,— враждебно буркнул он.
— Господь велик и милостив. Не сердись, Митру на меня, я стар и послал тебе это от доброго сердца. Да что мы стоим здесь?— спохватился Гэврилэ, подумав, что не принял гостя как полагается.— Пойдем в дом.— Не дав Митру возразить, он взял его за руку и потянул за собой с силой, какую трудно было заподозрить в его тщедушном теле. Едва успел Митру сесть на длинную лавку, отлакированную временем и штанами тех, кто годами сидел па пей, как жена Гэврилэ поставила перед ним стакан с вином.
— Один?— улыбнулся Митру, немного успокоившись, хотя недоумение его нисколько не уменьшилось.
— Я не потребляю вина,— прошептал Гэврилэ, словно стеснялся громко говорить об этой известной всем истине.
— Тогда зачем я буду пить? И к чему только выдержите вино? Чтобы кисло?
— Для друзей,— склонился к нему Гэврилэ. — Пей на здоровье.
Он снова паполнил стакан и, пока Митру пил вино, быстро добавил:
— Горько, должно быть, у тебя на душе, Митру?
— Что?
— Да так. Я тут все думал о тебе. Тяжелые испыта-» ния ждут тебя здесь...
Митру осторожно отодвинул стакан и пристально шь смотрел на свою мозолистую ладонь.
— Что поделаешь, дед Гэврилэ?—изменившимся голосом сказал он. — Так устроил господь. Всем людям суждено помереть — одним от голода, другим от жира. Ты сам сказал. Все в его власти. Ну, будь здоров...— И Митру, крякнув, опорожнил стакан.
— Так-то оно так... Но, может, за страдания родителей воздастся их детям... сбудется все, что им на роду написано.
«Не сойти мне с места, коли он не хочет чего-нибудь от меня,— весело подумал Митру. — Ты не глуп, да и я не дурак».
— Послушай, дед Гэврилэ, а что тебе все-таки надо от меня?— твердо спросил он. — Говори, не трать понапрасну время.
Хотя это и было сказано тихим, хрипловатым голосом, Гэврилэ почувствовал, что понадобится много терпения, прежде чем он договорится с этим озлобленным человеком.
— Я хотел потолковать с тобой,— ответил он, протянув Митру руку.— Видишь ли, дорогой, в молодости и мне частенько бывало худо, ох как худо! Коли я прислушался бы тогда к голосу сатаны, бог знает к чему бы я пришел, ведь не раз хотелось мне взяться за топор... — Гэврилэ многозначительно вытаращил глаза и присвистнул, чтобы Митру понял, что он собирался убить не кого-нибудь, а собственного отца. — Но потом я нашел праведный путь и покой. — Видя, что Митру нетерпеливо хмурится, Гэврилэ не окончил свою мысль и торопливо продолжал: — Со злобой в сердце человеку никогда не стать на ноги. Нет! Посмотри на себя, дорогой... Ты избил Лэдоя. Ничего не скажу, было за что, но разве тебе стало легче? У тебя есть два югэра земли, но нет ни семян, ни плуга, ни волов... Тебе придется пойти к кому-нибудь в издольщики, чтобы вспахать свою землю. А кто тебя возьмет, коли пойдет слава, что ты бешеный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159