Выбравшись наверх, Джеордже зашатался и, чтобы не упасть, прислонился виском к холодной, покрытой мохом стене часовни. Луна спряталась, и вокруг ничего не было видно. Через несколько шагов он наткнулся на два тела, опустился на колени и тщательно ощупал их одеревеневшими пальцами. Арделяну лежал на скорчившемся Глигоре. Джеордже попытался уложить тела рядом, но они оказались слишком тяжелыми. Обессиленный, он опустился на землю.
С реки доносился плеск — всадники переправлялись через Теуз.
— Сюда! — закричал, поднимаясь, Джеордже. — Скорей!
Ему показалось, что голос звучит слишком слабо, и он принялся в исступлении колотить ногами в ствол дерева.
Поляна заполнилась мечущимися тенями, дымчатый луч фонаря лизнул стволы и остановился на телах убитых, потом на лице Джеордже, который невольно закрыл глаза рукой. Митру бросился к нему и, обняв, зарыдал:
—- Господин директор! Господин директор... живы.... дорогой мой... живы...
— Глигор и Арделяну,— крикнул Битуша, опустившись на колени перед убитыми. — Оба мертвые. Застрелили их.
— Господин директор... Господин директор! Дорогой мой... Куда они побежали?
Джеордже не ответил. Шатаясь, он подошел к одной из лошадей, но не смог влезть на нее.
— Помоги,— сухо приказал он Митру и, обернувшись к стоявшему рядом крестьянину, добавил: — Дай пистолет.
Тот молча протянул оружие.
— По лошадям,—закричал Джеордже. — Бандиты побежали вдоль Теуза, они недалеко... Ты оставайся здесь,— приказал он человеку, у которого взял лошадь.
Крестьянин хотел что-то возразить, но Джеордже рванулся вперед, не глядя, поспевают ли за ним остальные. Он пересек Теуз, поднялся на холм и изо всех сил ударил каблуками в живот лошади, которая сразу перешла на бешеный галоп.
Небо начало светлеть. Джеордже знал, что бандитам не уйти,— лес скоро кончался, а в степи они оказались бы на виду. Теперь он изо всех сил старался проникнуть взглядом сквозь тьму и обнаружить убийц, это — самое главное. Позади слышалось ворчание Митру, который беспрерывно ругался. Когда лес остался позади, Джеордже показалось, будто что-то шевелится в прибрежном кустарнике.
— Зажгите фонарь,— закричал он.
В короткой вспышке света мелькнуло белое пятно рубахи и тут же исчезло в чаще. Как видно, один из «них» запутался в кустарнике и теперь старался выбраться оттуда. Митру остановил лошадь, спрыгнул и, прижав автомат к животу, выпустил несколько очередей. Металлический лай заполнил и разбудил весь лес. Джеордже погнал лошадь вниз, к воде. С противоположного берега послышался тяжелый всплеск — кто-то упал в воду.
Здесь было мелко, но вязко, и Джеордже мгновенно настиг беглеца. Эзекиил сделал отчаянный прыжок, упал на живот, взметнув целый фонтан брызг, и, когда поднялся, увидел над собой лицо преследователя. Тяжело дыша, он попытался выскочить на берег. Но Джеордже почти в упор выстрелил ему в затылок. Эзекиил тяжело рухнул, окатив водой лицо и плечи Джеордже, который тоже потерял равновесие и упал на убитого.
Лошадь, почувствовав неожиданную свободу, отряхнулась, фыркнула и стала пить, храпя от удовольствия. Всадники всю ночь прочесывали лес, стреляя наугад, но преступникам, очевидно, удалось проскользнуть между деревьями и скрыться.
К утру все съехались на опушку, мокрые и замерзшие, погрузили убитых на лошадей и направились к селу. Еще у моста они услышали звуки колокола — кто-то до сих пор бил в набат. Улицы были пустынны и унылы; в ярких лучах утреннего солнца село выглядело маленьким и жалким. Копыта усталых «лошадей высекали зеленоватые искры.
— Куда повезем убитых?—- спросил кто-то из ехавших позади.
— В школу,— ответил Джеордже.
Здоровой рукой он судорожно сжимал гриву лошади, ноги чувствовали жар ее большого, потного, разгоряченного скачкой тела.
— Зачем они бьют в набат?— взбеленился Митру. - Ушам больно.
Когда они проезжали мимо акаций, за которыми прятался дом Гэврилэ Урсу, Митру попросил остальных подождать, а сам подъехал по мостику к самым воротам. Жена Гэврилэ уже поднялась и подметала пустой двор. Увидев над забором голову Митру, она застыла от неожиданности.
— Доброе утро!—поздоровался Митру и вдруг закричал, стуча ногами в забор: — Эй! Гэврилэ, вставай! Нечего спать, богатства во сне не наживешь. Вставай, Урсу!
Дверь отворилась, и на пороге появилась Мария с распущенными волосами в одной рубахе; она испуганно вскрикнула и спряталась обратно. Митру продолжал кричать, и в голосе его звучали ненависть и презрение.:
— Гэврилэ, хватит дрыхнуть, вставай!
Из пристроек выбежали сыновья Урсу, невестки, наконец появился и заспанный Гэврилэ.
— Слышь, Гэврилэ! — продолжал вопить Митру. — Твой Эзекиил убил Глигора Хахэу и товарища Арделяну„ На, забирай сына, я привез тебе его.
Митру сбросил с лошади тело Эзекиила, и оно с глухим стуком ударилось о землю,
Гэврилэ споткнулся на ступеньках, упал на четвереньки, вскочил и кинулся к воротам, но не смог сдвинуть тяжелого засова.
— Вот он, получай,— продолжал Митру. — Можешь подавиться теперь своей землей. Владей на здоровье.
Митру повернул лошадь и поскакал галопом, нелепо подпрыгивая на гладком блестящем крупе лошади. Гэврилэ в кровь расцарапал пальцы о гвоздь. Не в силах открыть ворота, он отошел и с разгона ударил в них всем телом.
— Стой, батюшка, стой!— закричал Давид, подбежал к отцу и, отстранив его, открыл ворота. Эзекиил лежал в пыли лицом вниз. Когда братья подняли труп, под ним успела собраться лужа воды. Тело оказалось настолько тяжелым, что пятеро братьев едва справились с ним. Женщины заголосили, начали рвать на себе волосы, мать взмахнула еще несколько раз метлой и, не выпуская ее из руки, медленно подошла к воротам. Заметив белого как мел Лазаря, плакавшего навзрыд, она прогнала его домой.
— Положите его вот так, лицом вверх,— прошептал Гэврилэ.
Братья осторожно положили на землю тело Эзекиила и в ужасе отпрянули. Страшное, обросшее щетиной лицо мертвого улыбалось, скаля длинные желтые зубы. От мертвеца несло водкой и болотной тиной.
Гэврилэ зашатался и схватился за молодое абрикосовое деревце, которое с треском надломилось. Старик огляделся,— сыновья и невестки застыли в неподвижности и ждали, что он будет делать.
— Ну и много же вас, боже мой,— пробормотал он и, неожиданно упав перед Эзекиилом на колени, стал в исступлении целовать его лицо и шею, ощупывать волосатую окровавленную грудь.
— Сыночек, дорогой мой, любимый... на кого ты нас оставляешь, сыночек родной... — завыл он тонким, бабьим голосом.
Как по сигналу, заголосили все остальные. Жена Давида упала на колени и билась головой о землю. Только мать стояла молча, опираясь на метлу.
— Все замолчите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
С реки доносился плеск — всадники переправлялись через Теуз.
— Сюда! — закричал, поднимаясь, Джеордже. — Скорей!
Ему показалось, что голос звучит слишком слабо, и он принялся в исступлении колотить ногами в ствол дерева.
Поляна заполнилась мечущимися тенями, дымчатый луч фонаря лизнул стволы и остановился на телах убитых, потом на лице Джеордже, который невольно закрыл глаза рукой. Митру бросился к нему и, обняв, зарыдал:
—- Господин директор! Господин директор... живы.... дорогой мой... живы...
— Глигор и Арделяну,— крикнул Битуша, опустившись на колени перед убитыми. — Оба мертвые. Застрелили их.
— Господин директор... Господин директор! Дорогой мой... Куда они побежали?
Джеордже не ответил. Шатаясь, он подошел к одной из лошадей, но не смог влезть на нее.
— Помоги,— сухо приказал он Митру и, обернувшись к стоявшему рядом крестьянину, добавил: — Дай пистолет.
Тот молча протянул оружие.
— По лошадям,—закричал Джеордже. — Бандиты побежали вдоль Теуза, они недалеко... Ты оставайся здесь,— приказал он человеку, у которого взял лошадь.
Крестьянин хотел что-то возразить, но Джеордже рванулся вперед, не глядя, поспевают ли за ним остальные. Он пересек Теуз, поднялся на холм и изо всех сил ударил каблуками в живот лошади, которая сразу перешла на бешеный галоп.
Небо начало светлеть. Джеордже знал, что бандитам не уйти,— лес скоро кончался, а в степи они оказались бы на виду. Теперь он изо всех сил старался проникнуть взглядом сквозь тьму и обнаружить убийц, это — самое главное. Позади слышалось ворчание Митру, который беспрерывно ругался. Когда лес остался позади, Джеордже показалось, будто что-то шевелится в прибрежном кустарнике.
— Зажгите фонарь,— закричал он.
В короткой вспышке света мелькнуло белое пятно рубахи и тут же исчезло в чаще. Как видно, один из «них» запутался в кустарнике и теперь старался выбраться оттуда. Митру остановил лошадь, спрыгнул и, прижав автомат к животу, выпустил несколько очередей. Металлический лай заполнил и разбудил весь лес. Джеордже погнал лошадь вниз, к воде. С противоположного берега послышался тяжелый всплеск — кто-то упал в воду.
Здесь было мелко, но вязко, и Джеордже мгновенно настиг беглеца. Эзекиил сделал отчаянный прыжок, упал на живот, взметнув целый фонтан брызг, и, когда поднялся, увидел над собой лицо преследователя. Тяжело дыша, он попытался выскочить на берег. Но Джеордже почти в упор выстрелил ему в затылок. Эзекиил тяжело рухнул, окатив водой лицо и плечи Джеордже, который тоже потерял равновесие и упал на убитого.
Лошадь, почувствовав неожиданную свободу, отряхнулась, фыркнула и стала пить, храпя от удовольствия. Всадники всю ночь прочесывали лес, стреляя наугад, но преступникам, очевидно, удалось проскользнуть между деревьями и скрыться.
К утру все съехались на опушку, мокрые и замерзшие, погрузили убитых на лошадей и направились к селу. Еще у моста они услышали звуки колокола — кто-то до сих пор бил в набат. Улицы были пустынны и унылы; в ярких лучах утреннего солнца село выглядело маленьким и жалким. Копыта усталых «лошадей высекали зеленоватые искры.
— Куда повезем убитых?—- спросил кто-то из ехавших позади.
— В школу,— ответил Джеордже.
Здоровой рукой он судорожно сжимал гриву лошади, ноги чувствовали жар ее большого, потного, разгоряченного скачкой тела.
— Зачем они бьют в набат?— взбеленился Митру. - Ушам больно.
Когда они проезжали мимо акаций, за которыми прятался дом Гэврилэ Урсу, Митру попросил остальных подождать, а сам подъехал по мостику к самым воротам. Жена Гэврилэ уже поднялась и подметала пустой двор. Увидев над забором голову Митру, она застыла от неожиданности.
— Доброе утро!—поздоровался Митру и вдруг закричал, стуча ногами в забор: — Эй! Гэврилэ, вставай! Нечего спать, богатства во сне не наживешь. Вставай, Урсу!
Дверь отворилась, и на пороге появилась Мария с распущенными волосами в одной рубахе; она испуганно вскрикнула и спряталась обратно. Митру продолжал кричать, и в голосе его звучали ненависть и презрение.:
— Гэврилэ, хватит дрыхнуть, вставай!
Из пристроек выбежали сыновья Урсу, невестки, наконец появился и заспанный Гэврилэ.
— Слышь, Гэврилэ! — продолжал вопить Митру. — Твой Эзекиил убил Глигора Хахэу и товарища Арделяну„ На, забирай сына, я привез тебе его.
Митру сбросил с лошади тело Эзекиила, и оно с глухим стуком ударилось о землю,
Гэврилэ споткнулся на ступеньках, упал на четвереньки, вскочил и кинулся к воротам, но не смог сдвинуть тяжелого засова.
— Вот он, получай,— продолжал Митру. — Можешь подавиться теперь своей землей. Владей на здоровье.
Митру повернул лошадь и поскакал галопом, нелепо подпрыгивая на гладком блестящем крупе лошади. Гэврилэ в кровь расцарапал пальцы о гвоздь. Не в силах открыть ворота, он отошел и с разгона ударил в них всем телом.
— Стой, батюшка, стой!— закричал Давид, подбежал к отцу и, отстранив его, открыл ворота. Эзекиил лежал в пыли лицом вниз. Когда братья подняли труп, под ним успела собраться лужа воды. Тело оказалось настолько тяжелым, что пятеро братьев едва справились с ним. Женщины заголосили, начали рвать на себе волосы, мать взмахнула еще несколько раз метлой и, не выпуская ее из руки, медленно подошла к воротам. Заметив белого как мел Лазаря, плакавшего навзрыд, она прогнала его домой.
— Положите его вот так, лицом вверх,— прошептал Гэврилэ.
Братья осторожно положили на землю тело Эзекиила и в ужасе отпрянули. Страшное, обросшее щетиной лицо мертвого улыбалось, скаля длинные желтые зубы. От мертвеца несло водкой и болотной тиной.
Гэврилэ зашатался и схватился за молодое абрикосовое деревце, которое с треском надломилось. Старик огляделся,— сыновья и невестки застыли в неподвижности и ждали, что он будет делать.
— Ну и много же вас, боже мой,— пробормотал он и, неожиданно упав перед Эзекиилом на колени, стал в исступлении целовать его лицо и шею, ощупывать волосатую окровавленную грудь.
— Сыночек, дорогой мой, любимый... на кого ты нас оставляешь, сыночек родной... — завыл он тонким, бабьим голосом.
Как по сигналу, заголосили все остальные. Жена Давида упала на колени и билась головой о землю. Только мать стояла молча, опираясь на метлу.
— Все замолчите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159