.. Не только пятьдесят гектаров... Пока не придет наше время... до выборов... А я головой отвечаю, что мы победим на них.
— Что ты говоришь?! — удивился Папп. — Ты, видно, одурел, Маркиш!
Пику подумал, стоит ли вставать еще раз на колени, и решил, что нет. Он подошел к барону, и, глядя ему в глаза, медленно заговорил:
— Вы можете спасти больше пятидесяти гектаров... Мы составим акт, что вы мне продали... пятьдесят или больше, сколько надумаете, гектаров. А уж от меня-то никто их не возьмет. Засяду на своей земле с пулеметом и уложу все село.
Папп некоторое время задумчиво смотрел на носки своих туфель, потом улыбнулся и резким движением схватил Пику за подбородок крепкими, как клещи, пальцами. Он подвел Пику к окну и вплотную приблизил свое лицо. На Пику пахнуло мертвечиной и запахом розовых духов. Увеличенные стеклами пенсне глаза барона казались круглыми, водянистыми и холодными, как лед.
— Маркиш, когда ты был еще сопляком и бегал с набитым арбузами животом, я спорил в парламенте Будапешта с самим графом Альбертом Аппони — самым острым умом того времени. Ты понял, что я хочу сказать?
— Понял, — решительно ответил Пику. — Только, будьте ласковы, оставьте мой подбородок, венгры покалечили мне его. Кроме того, смею доложить, у меня своей земли хватит, да к тому же вряд ли до осени дотяну, так доктора говорят, — чахоточный я.
— Постой, друг Маркиш,— весело рассмеялся Папп,— имей терпение!
Пику замолчал. Папп повернулся к нему спиной и уставился в стену. Снаружи донесся отдаленный гул толпы. В комнату вошел взволнованный, весь красный Пинця.
— Машина ждет вас. Думитрашку просит поспешить...
— Запри ворота. Быстро! — сухо бросил барон. — Дорогой Маркиш, много бы я дал за возможность прочитать твои мысли.
— И я, — резко ответил Пику. В горле у него застрял комок, щеки горели, и он благословлял судьбу, что не пил с утра ничего спиртного. Барон выглянул в окно: по аллее с угрожающими криками бежали моцы.
— Жалко, что здесь нет Спинанциу. Он мог бы нам помочь...
— Чем? — ухмыльнулся Пику. — Хныкал бы только. Ну, счастливо оставаться, ваше сиятельство, я пошел, от этих хорошего не жди, а у меня дочь — лучше бы ее Не было.
Барон сел за стол, вынул из папки лист бумаги и, написав несколько строк, протянул его Пику.
— Передашь это господину Баничиу, Тут кое-какие распоряжения.
Снаружи доносился неясный шум толпы. Барон продолжал писать, склонившись над столом. Казалось, что он смотрит куда-то в сторону, чтобы не видеть написанного. В дверь просунулось бледное лицо Пинци.
— Пшел вон, — холодно приказал барон.
— Да... Но машина ждет вас. Они могут что-нибудь испортить, избави бог...
— У Думитрашку револьвер... Ступай прочь,— повторил барон и снова склонился над столом.
— Готово, — сказал он через несколько минут. Слушай: «Мы, нижеподписавшиеся, Ромулус Папп и Теодор Маркиш, составили настоящий акт о купле и продаже. Нижеподписавшийся Ромулус Папп продает нижеподписавшемуся Теодору Маркишу 100 (сто) югэров земли из своего поместья в волости Лунка».
Пику больше ничего не слышал. Комната завертелась у него перед глазами. Ему так хотелось засмеяться от радости, что он до боли сдавил челюсти.
— Второй документ, — сказал барон. — «Нижеподписавшийся Теодор Маркиш настоящим признает, что, не уплатив за 100 югэров ни одной леи, не имеет на них никаких прав и обязуется вернуть землю ее законному владельцу по первому его требованию, когда политическая обстановка будет благоприятствовать этому». Подойди и распишись.
Пику подписал обе бумаги; сложив первую из них, сунул за пазуху и почувствовал приятную прохладу.; В это мгновение раздался звон разбитого стекла, ив комнату упал камень.
— Пошли,— оказал Папп. — Машина за домом. Добирайся до Лунки как можешь, по своему усмотрению. Передай Спинанциу, чтобы приехал поездом. У меня нет времени заехать за ним в село.
В передней ждал с чемоданом Пинця. Управляющий дрожал с головы до ног.
— Не бойся, мой друг, — обратился к нему барон. — Я отблагодарю тебя за преданность. Прощай, Маркиш, подержи пальто.
Барон не спеша оделся, застегнулся на все пуговицы и протянул Маркишу руку. Пику крепко, по-крестьянски, пожал ее. Папп довольно засмеялся.
— Ты, Маркиш, честный человек. Я никогда не ошибаюсь. Если бы ты поцеловал мне руку... хе хе-хе, то оказался бы лицемером и лгуном... Ну, ладно... Приезжай поскорее ко мне, заверим документы. Я указал дату на три месяца раньше. Не заверенные документы не имеют никакой силы. У меня есть свои адвокаты. До свиданья!
Они прошли через просторную кухню и вышли во двор через черный ход. Пинця уложил в машину чемоданы. Папп помахал рукой и плотно прихлопнул за собой дверцу.
ДРУГ мой,— обратился он к Думитрашку,— гони вовсю и дави каждого, кто попытается остановить нас. Револьвер у тебя наготове?
— Да. Ну как, всыпали нам?
— Нет. Это только временно, мой дорогой. На каких-нибудь два дня.
Сильная машина рванулась вперед и обогнула усадьбу. Перед парадным крыльцом волновалась толпа. Моцы что-то кричали и бросали камнями в окна. Машина врезалась в самую гущу и, разбросав их по сторонам, выехала на аллею. Лишь один камень попал в кузов. У ворот им попалась навстречу группа людей, почти бегом спешивших к усадьбе. Папп узнал среди них Суслэнеску, однорукого военного и плотного мужчину с седыми усами.
Машина выехала на шоссе.
— Надо было их пулей угостить,— спокойно сказал шофер.
-— Нет нужды... Им и так несдобровать.
Заглянув в зеркало через несколько минут, шофер увидел, что Папп спит. Пенсне сползло с носа и болталось на животе. Небо снова покрылось тучами, и заморосил мелкий дождь.
ГЛАВА X
В воскресный вечер Лабош всегда выручал больше денег, чем за всю неделю, и это не удивляло его. Молодежь танцует до седьмого пота, парни забегают, чтобы наскоро охладиться стаканом вина с газировкой, и кто станет разбираться, чего там больше — вина или воды. Очень пригодилась и высокая шелковица у корчмы.
Лабош построил вокруг нее что-то вроде помоста для музыкантов, а вдоль желтой стены корчмы поставил длинную скамью, чтобы матерям было откуда присматривать за своими дочерьми. Зато зимой Лабош кипел от злобы, так как парни и девушки устраивали танцы в большом сарае Марку Сими на другом конце села. Марку тогда привозил из города десятки бутылок вина и пива, и никто не шел к Лабошу, кроме завсегдатаев корчмы. Лабош попытался было тоже приспособить свой сарай под «залу» для танцев, но ничего не вышло. Люди уж успели привыкнуть — летом у шелковицы Лабоша, зимой в сарае у Марку, где столбом стояла пыль и парни могли вволю тискать девушек.
Тут же, вблизи шелковицы, на пологом склоне холма плясали мальчишки, которым еще не исполнилось пятнадцати лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
— Что ты говоришь?! — удивился Папп. — Ты, видно, одурел, Маркиш!
Пику подумал, стоит ли вставать еще раз на колени, и решил, что нет. Он подошел к барону, и, глядя ему в глаза, медленно заговорил:
— Вы можете спасти больше пятидесяти гектаров... Мы составим акт, что вы мне продали... пятьдесят или больше, сколько надумаете, гектаров. А уж от меня-то никто их не возьмет. Засяду на своей земле с пулеметом и уложу все село.
Папп некоторое время задумчиво смотрел на носки своих туфель, потом улыбнулся и резким движением схватил Пику за подбородок крепкими, как клещи, пальцами. Он подвел Пику к окну и вплотную приблизил свое лицо. На Пику пахнуло мертвечиной и запахом розовых духов. Увеличенные стеклами пенсне глаза барона казались круглыми, водянистыми и холодными, как лед.
— Маркиш, когда ты был еще сопляком и бегал с набитым арбузами животом, я спорил в парламенте Будапешта с самим графом Альбертом Аппони — самым острым умом того времени. Ты понял, что я хочу сказать?
— Понял, — решительно ответил Пику. — Только, будьте ласковы, оставьте мой подбородок, венгры покалечили мне его. Кроме того, смею доложить, у меня своей земли хватит, да к тому же вряд ли до осени дотяну, так доктора говорят, — чахоточный я.
— Постой, друг Маркиш,— весело рассмеялся Папп,— имей терпение!
Пику замолчал. Папп повернулся к нему спиной и уставился в стену. Снаружи донесся отдаленный гул толпы. В комнату вошел взволнованный, весь красный Пинця.
— Машина ждет вас. Думитрашку просит поспешить...
— Запри ворота. Быстро! — сухо бросил барон. — Дорогой Маркиш, много бы я дал за возможность прочитать твои мысли.
— И я, — резко ответил Пику. В горле у него застрял комок, щеки горели, и он благословлял судьбу, что не пил с утра ничего спиртного. Барон выглянул в окно: по аллее с угрожающими криками бежали моцы.
— Жалко, что здесь нет Спинанциу. Он мог бы нам помочь...
— Чем? — ухмыльнулся Пику. — Хныкал бы только. Ну, счастливо оставаться, ваше сиятельство, я пошел, от этих хорошего не жди, а у меня дочь — лучше бы ее Не было.
Барон сел за стол, вынул из папки лист бумаги и, написав несколько строк, протянул его Пику.
— Передашь это господину Баничиу, Тут кое-какие распоряжения.
Снаружи доносился неясный шум толпы. Барон продолжал писать, склонившись над столом. Казалось, что он смотрит куда-то в сторону, чтобы не видеть написанного. В дверь просунулось бледное лицо Пинци.
— Пшел вон, — холодно приказал барон.
— Да... Но машина ждет вас. Они могут что-нибудь испортить, избави бог...
— У Думитрашку револьвер... Ступай прочь,— повторил барон и снова склонился над столом.
— Готово, — сказал он через несколько минут. Слушай: «Мы, нижеподписавшиеся, Ромулус Папп и Теодор Маркиш, составили настоящий акт о купле и продаже. Нижеподписавшийся Ромулус Папп продает нижеподписавшемуся Теодору Маркишу 100 (сто) югэров земли из своего поместья в волости Лунка».
Пику больше ничего не слышал. Комната завертелась у него перед глазами. Ему так хотелось засмеяться от радости, что он до боли сдавил челюсти.
— Второй документ, — сказал барон. — «Нижеподписавшийся Теодор Маркиш настоящим признает, что, не уплатив за 100 югэров ни одной леи, не имеет на них никаких прав и обязуется вернуть землю ее законному владельцу по первому его требованию, когда политическая обстановка будет благоприятствовать этому». Подойди и распишись.
Пику подписал обе бумаги; сложив первую из них, сунул за пазуху и почувствовал приятную прохладу.; В это мгновение раздался звон разбитого стекла, ив комнату упал камень.
— Пошли,— оказал Папп. — Машина за домом. Добирайся до Лунки как можешь, по своему усмотрению. Передай Спинанциу, чтобы приехал поездом. У меня нет времени заехать за ним в село.
В передней ждал с чемоданом Пинця. Управляющий дрожал с головы до ног.
— Не бойся, мой друг, — обратился к нему барон. — Я отблагодарю тебя за преданность. Прощай, Маркиш, подержи пальто.
Барон не спеша оделся, застегнулся на все пуговицы и протянул Маркишу руку. Пику крепко, по-крестьянски, пожал ее. Папп довольно засмеялся.
— Ты, Маркиш, честный человек. Я никогда не ошибаюсь. Если бы ты поцеловал мне руку... хе хе-хе, то оказался бы лицемером и лгуном... Ну, ладно... Приезжай поскорее ко мне, заверим документы. Я указал дату на три месяца раньше. Не заверенные документы не имеют никакой силы. У меня есть свои адвокаты. До свиданья!
Они прошли через просторную кухню и вышли во двор через черный ход. Пинця уложил в машину чемоданы. Папп помахал рукой и плотно прихлопнул за собой дверцу.
ДРУГ мой,— обратился он к Думитрашку,— гони вовсю и дави каждого, кто попытается остановить нас. Револьвер у тебя наготове?
— Да. Ну как, всыпали нам?
— Нет. Это только временно, мой дорогой. На каких-нибудь два дня.
Сильная машина рванулась вперед и обогнула усадьбу. Перед парадным крыльцом волновалась толпа. Моцы что-то кричали и бросали камнями в окна. Машина врезалась в самую гущу и, разбросав их по сторонам, выехала на аллею. Лишь один камень попал в кузов. У ворот им попалась навстречу группа людей, почти бегом спешивших к усадьбе. Папп узнал среди них Суслэнеску, однорукого военного и плотного мужчину с седыми усами.
Машина выехала на шоссе.
— Надо было их пулей угостить,— спокойно сказал шофер.
-— Нет нужды... Им и так несдобровать.
Заглянув в зеркало через несколько минут, шофер увидел, что Папп спит. Пенсне сползло с носа и болталось на животе. Небо снова покрылось тучами, и заморосил мелкий дождь.
ГЛАВА X
В воскресный вечер Лабош всегда выручал больше денег, чем за всю неделю, и это не удивляло его. Молодежь танцует до седьмого пота, парни забегают, чтобы наскоро охладиться стаканом вина с газировкой, и кто станет разбираться, чего там больше — вина или воды. Очень пригодилась и высокая шелковица у корчмы.
Лабош построил вокруг нее что-то вроде помоста для музыкантов, а вдоль желтой стены корчмы поставил длинную скамью, чтобы матерям было откуда присматривать за своими дочерьми. Зато зимой Лабош кипел от злобы, так как парни и девушки устраивали танцы в большом сарае Марку Сими на другом конце села. Марку тогда привозил из города десятки бутылок вина и пива, и никто не шел к Лабошу, кроме завсегдатаев корчмы. Лабош попытался было тоже приспособить свой сарай под «залу» для танцев, но ничего не вышло. Люди уж успели привыкнуть — летом у шелковицы Лабоша, зимой в сарае у Марку, где столбом стояла пыль и парни могли вволю тискать девушек.
Тут же, вблизи шелковицы, на пологом склоне холма плясали мальчишки, которым еще не исполнилось пятнадцати лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159