Сюжет – не мой конек.
– О, тогда предоставь его мне! – проговорил мистер Пентекост.
– У вас есть дар к сочинительству? – улыбнулась мисс Квиллиам. – Я начинаю вас бояться.
– Думаю, наметить интригу я бы сумел. – Мистер Пентекост словно бы стыдился этого. – Но признаю в то же время, что чужой ум для меня потемки.
– Для честолюбивого литератора это, конечно, большой недостаток. – Мисс Квиллиам улыбнулась мне.
– Напротив, что движет людьми – совершенно неважно. Главное, как они поступают.
– Ерунда, – вмешался Силверлайт. – Самое главное, это побуждения людей. Еще важны возвышенный язык и общий замысел.
– Общий замысел! – Порыв негодования, думаю, обошелся Пентекосту в шестипенсовую порцию нюхательного табака. – Да возможен ли он, смешной ты человек? Для этого в жизни слишком много случайного и неоднозначного.
– Ошибаешься. Разум дает Человеку ключ к замыслу, на котором основана Вселенная.
– Телеологический Довод! – Брови мистера Пентекоста поползли вверх. – Опровергнутый не один десяток лет назад!
– Цель произведения Искусства, – продолжал мистер Силверлайт, словно не слыша его, – состоит в том, чтобы Человек нашел в нем образец, которому мог бы следовать. Если я стану участвовать в сочинении романа, то такого, в котором все является частью общего замысла – вплоть до расположения и нумерации глав.
– Чушь! Романисты – лжецы. Образцов они не создают. Смысл есть только тот, который вкладываем мы сами.
– Ваши взгляды, как мне представляется, не противоречат друг другу, а дополняют один другой, – миролюбиво предположила мисс Квиллиам. И, весело взглянув на меня, продолжила: – Так что, вероятно, вы могли бы стать соавторами. Мистер Силверлайт взялся бы описывать побуждения персонажей (в первую очередь, разумеется, представителей высшего общества), а вы, мистер Пентекост, употребили бы свои таланты на сочинение интриги.
Ее замечание вызвало у меня улыбку: я подумал, что это походило бы на представление с Панчем и Джоан.
– Превосходная идея! – воскликнул мистер Силверлайт. – Но, думаю, общий замысел я оставил бы за собой.
– Ничего подобного! – вскинулся его друг. Покинув будущих соавторов, выяснявших отношения, мы с мисс Квиллиам вернулись к себе в комнату, где застали темноту. Из мрака донесся медленный и неуверенный голос матушки:
– Отчего вы так долго? Мне было одиноко и очень страшно. Что вам понадобилось у этих ужасных людей?
Мисс Квиллиам зажгла свечу: матушка сутулилась в кресле, выпавшие у нее из рук записная книжка и перо валялись на полу. Наша приятельница показала жестом, чтобы я ушел, и я отправился к себе в чуланчик. Почему матушка в последнее время так часто путается в мыслях и ведет себя ребячливо? И почему она вдруг невзлюбила мистера Силверлайта? Прислушиваясь к бормотанию за дверью, я уснул.
На следующий день туман еще сгустился. С каждым днем беднякам жилось все хуже и хуже. Из-за катастрофически низкого урожая цена на четырехфунтовый каравай хлеба поднялась до одиннадцати пенсов (когда мы прибыли в Лондон, то есть совсем недавно, она составляла восемь пенсов и фартинг).
К Святкам погода – до тех пор сырая, но не особенно холодная – совсем испортилась. Почву прихватило морозом, работа на кирпичных заводах и на огородах (которые выросли вокруг столицы как грибы) остановилась. В довершение всех несчастий упорно дул восточный ветер, не давая кораблям подняться по реке для разгрузки. За неделю до Рождества Темза покрылась льдом, чего не бывало уже четыре десятка лет, и без работы остались все, чьи занятия были связаны с рекой, – грузчики угля, лодочники, грузчики балласта, корабельные плотники.
рождество мы скорее отметили в мыслях, чем отпраздновали, не решившись устроить себе даже единственный выходной. Во второй день Рождества столицу укутало глубоким снегом, что означало полную остановку работ вне помещения, и без того сведенных к минимуму. По столице и окрестностям слонялись группы людей с инструментами своего ремесла – каменщики с лотками для кирпичей, огородники с граблями и так далее – и с традиционным криком: «Мороз доконал! Проклятый мороз!» – протягивали шляпы за подаянием. Увеличилось число нищих на улицах, так же как и уличных торговцев, а количество пешеходов, напротив, уменьшилось. При такой конкуренции мои доходы еще упали.
Но хуже всего было то, как сказалась погода на светском сезоне. Из-за состояния дорог его величество с семейством оставались в Виндзоре, наиболее высокопоставленные его подданные, подражая ему, задержались после Рождества за городом. Начало сезона, обычно приходившееся на середину января, откладывалось, парламент не созывался, скачки были отменены. Это означало, что спрос на одежду, против наших ожиданий, оставался низким, отчего страдали мы, как и представители многих других профессий – портные, сапожники, столяры-краснодеревщики, шорники, слуги, извозчики, кузнецы.
Улицы вокруг работных домов были переполнены людьми, которые просили пособия, но почти все получали отказ в помощи за порогом дома. Я сам видел, как некоторые из тех, кто ушел ни с чем из работного дома Святой Анны на Друри-лейн, угрожающим тоном требовали милостыни у хорошо одетых пешеходов; тем временем распространялись слухи о нападениях на булочные и дешевые рестораны в Уайтчепле.
Однажды утром в конце января мистер Пичмент сказал нам, что Дик накануне не пришел домой ночевать. Вначале мы очень встревожились, но через несколько дней, припомнив его высказывания в последние месяцы, поняли, что он бросил своих родных. Это стало тяжелым ударом для семьи, зависевшей от его заработков, и мистер Пентекост горько раскаялся перед родителями, что вкладывал в голову мальчика нездоровые идеи.
В нашей обширной комнате с высоким потолком и разбитыми окнами рассеивалось дорого достававшееся нам тепло. Челдрон угля мы старались растянуть на две недели: весь день у нас тлело в камине несколько угольков, а на ночь мы сгребали их в кучу. Все мы от холода покрылись болячками, шмыгали носами и кашляли, в особенности те, кто недавно поселился в Лондоне.
Зима, вместо того чтобы в феврале окончиться, набрала новую силу; сгустился морозный туман – тяжелый, вонючий и желтый, – и по нескольку дней подряд не было видно ни проблеска солнца. В таких случаях выходить на улицы с лотком было бессмысленно, товар не продавался. Цены на продовольствие росли, на различные изделия – падали, потому что покупателей не находилось.
Нет нужды говорить о том, что наши соседи (их дела пострадали так же, как и мои) часто спорили по поводу происходящего. Мистер Пентекост полагал, что положение исправится само собой: когда заработная плата упадет достаточно низко, занятость пойдет вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– О, тогда предоставь его мне! – проговорил мистер Пентекост.
– У вас есть дар к сочинительству? – улыбнулась мисс Квиллиам. – Я начинаю вас бояться.
– Думаю, наметить интригу я бы сумел. – Мистер Пентекост словно бы стыдился этого. – Но признаю в то же время, что чужой ум для меня потемки.
– Для честолюбивого литератора это, конечно, большой недостаток. – Мисс Квиллиам улыбнулась мне.
– Напротив, что движет людьми – совершенно неважно. Главное, как они поступают.
– Ерунда, – вмешался Силверлайт. – Самое главное, это побуждения людей. Еще важны возвышенный язык и общий замысел.
– Общий замысел! – Порыв негодования, думаю, обошелся Пентекосту в шестипенсовую порцию нюхательного табака. – Да возможен ли он, смешной ты человек? Для этого в жизни слишком много случайного и неоднозначного.
– Ошибаешься. Разум дает Человеку ключ к замыслу, на котором основана Вселенная.
– Телеологический Довод! – Брови мистера Пентекоста поползли вверх. – Опровергнутый не один десяток лет назад!
– Цель произведения Искусства, – продолжал мистер Силверлайт, словно не слыша его, – состоит в том, чтобы Человек нашел в нем образец, которому мог бы следовать. Если я стану участвовать в сочинении романа, то такого, в котором все является частью общего замысла – вплоть до расположения и нумерации глав.
– Чушь! Романисты – лжецы. Образцов они не создают. Смысл есть только тот, который вкладываем мы сами.
– Ваши взгляды, как мне представляется, не противоречат друг другу, а дополняют один другой, – миролюбиво предположила мисс Квиллиам. И, весело взглянув на меня, продолжила: – Так что, вероятно, вы могли бы стать соавторами. Мистер Силверлайт взялся бы описывать побуждения персонажей (в первую очередь, разумеется, представителей высшего общества), а вы, мистер Пентекост, употребили бы свои таланты на сочинение интриги.
Ее замечание вызвало у меня улыбку: я подумал, что это походило бы на представление с Панчем и Джоан.
– Превосходная идея! – воскликнул мистер Силверлайт. – Но, думаю, общий замысел я оставил бы за собой.
– Ничего подобного! – вскинулся его друг. Покинув будущих соавторов, выяснявших отношения, мы с мисс Квиллиам вернулись к себе в комнату, где застали темноту. Из мрака донесся медленный и неуверенный голос матушки:
– Отчего вы так долго? Мне было одиноко и очень страшно. Что вам понадобилось у этих ужасных людей?
Мисс Квиллиам зажгла свечу: матушка сутулилась в кресле, выпавшие у нее из рук записная книжка и перо валялись на полу. Наша приятельница показала жестом, чтобы я ушел, и я отправился к себе в чуланчик. Почему матушка в последнее время так часто путается в мыслях и ведет себя ребячливо? И почему она вдруг невзлюбила мистера Силверлайта? Прислушиваясь к бормотанию за дверью, я уснул.
На следующий день туман еще сгустился. С каждым днем беднякам жилось все хуже и хуже. Из-за катастрофически низкого урожая цена на четырехфунтовый каравай хлеба поднялась до одиннадцати пенсов (когда мы прибыли в Лондон, то есть совсем недавно, она составляла восемь пенсов и фартинг).
К Святкам погода – до тех пор сырая, но не особенно холодная – совсем испортилась. Почву прихватило морозом, работа на кирпичных заводах и на огородах (которые выросли вокруг столицы как грибы) остановилась. В довершение всех несчастий упорно дул восточный ветер, не давая кораблям подняться по реке для разгрузки. За неделю до Рождества Темза покрылась льдом, чего не бывало уже четыре десятка лет, и без работы остались все, чьи занятия были связаны с рекой, – грузчики угля, лодочники, грузчики балласта, корабельные плотники.
рождество мы скорее отметили в мыслях, чем отпраздновали, не решившись устроить себе даже единственный выходной. Во второй день Рождества столицу укутало глубоким снегом, что означало полную остановку работ вне помещения, и без того сведенных к минимуму. По столице и окрестностям слонялись группы людей с инструментами своего ремесла – каменщики с лотками для кирпичей, огородники с граблями и так далее – и с традиционным криком: «Мороз доконал! Проклятый мороз!» – протягивали шляпы за подаянием. Увеличилось число нищих на улицах, так же как и уличных торговцев, а количество пешеходов, напротив, уменьшилось. При такой конкуренции мои доходы еще упали.
Но хуже всего было то, как сказалась погода на светском сезоне. Из-за состояния дорог его величество с семейством оставались в Виндзоре, наиболее высокопоставленные его подданные, подражая ему, задержались после Рождества за городом. Начало сезона, обычно приходившееся на середину января, откладывалось, парламент не созывался, скачки были отменены. Это означало, что спрос на одежду, против наших ожиданий, оставался низким, отчего страдали мы, как и представители многих других профессий – портные, сапожники, столяры-краснодеревщики, шорники, слуги, извозчики, кузнецы.
Улицы вокруг работных домов были переполнены людьми, которые просили пособия, но почти все получали отказ в помощи за порогом дома. Я сам видел, как некоторые из тех, кто ушел ни с чем из работного дома Святой Анны на Друри-лейн, угрожающим тоном требовали милостыни у хорошо одетых пешеходов; тем временем распространялись слухи о нападениях на булочные и дешевые рестораны в Уайтчепле.
Однажды утром в конце января мистер Пичмент сказал нам, что Дик накануне не пришел домой ночевать. Вначале мы очень встревожились, но через несколько дней, припомнив его высказывания в последние месяцы, поняли, что он бросил своих родных. Это стало тяжелым ударом для семьи, зависевшей от его заработков, и мистер Пентекост горько раскаялся перед родителями, что вкладывал в голову мальчика нездоровые идеи.
В нашей обширной комнате с высоким потолком и разбитыми окнами рассеивалось дорого достававшееся нам тепло. Челдрон угля мы старались растянуть на две недели: весь день у нас тлело в камине несколько угольков, а на ночь мы сгребали их в кучу. Все мы от холода покрылись болячками, шмыгали носами и кашляли, в особенности те, кто недавно поселился в Лондоне.
Зима, вместо того чтобы в феврале окончиться, набрала новую силу; сгустился морозный туман – тяжелый, вонючий и желтый, – и по нескольку дней подряд не было видно ни проблеска солнца. В таких случаях выходить на улицы с лотком было бессмысленно, товар не продавался. Цены на продовольствие росли, на различные изделия – падали, потому что покупателей не находилось.
Нет нужды говорить о том, что наши соседи (их дела пострадали так же, как и мои) часто спорили по поводу происходящего. Мистер Пентекост полагал, что положение исправится само собой: когда заработная плата упадет достаточно низко, занятость пойдет вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172