Молодому человеку можно было дать двадцать три – двадцать четыре года, одет он был как джентльмен, но джентльмен очень небогатый.
Обратился он ко мне без особой церемонности, что в данных обстоятельствах было неудивительно.
– Кто вы? Что вам нужно?
– Вы мистер Генри Беллринджер?
Моя речь явно его удивила, он ожидал совсем другого.
– Да. – Теперь в его тоне удивление преобладало над антипатией.
– Я друг Стивена Малифанта.
От вздрогнул от удивления, всмотрелся в меня и наконец с легкой улыбкой произнес:
– Тогда прошу, входите.
Улыбка обнаружила его сходство со Стивеном, и это меня ободрило, тем более что улыбался он любезно и приглашение прозвучало искренне. Если я хоть в малой мере владел физиогномистикой, то есть искусством определять по лицу характер, этому молодому человеку были свойственны честность и добродушие.
Я оказался в тесной комнатушке с круто наклоненным потолком, делавшим ее еще меньше. За другой дверью находилась еще одна комната – насколько я мог рассмотреть, больше похожая на шкаф. В очаге теплился огонек, считанных угольков не хватало, чтобы согреть комнату в этот промозглый зимний день, поскольку зима была уже тут как тут, хотя от ноября прошло не больше половины. Изношенный турецкий ковер едва прикрывал малую часть пола. Перед огнем стояли два кресла, между очагом и дверью – софа, перед единственным грязным окошком – письменный стол и стул с прямой спинкой. По правде говоря, все это теснилось в куче, так мала была комната.
– Садитесь, – пригласил хозяин, и я опустился в кресло. – У вас измученный вид, – продолжал он. – Хотелось бы угостить вас чем-нибудь горячим. Но у меня как раз туго с монетой и ничего дома нет.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – откликнулся я, хотя живот подводило от голода.
– Посмотрим, что бы такое снести дядюшке ростовщику.
Он огляделся. На лице его выразился комический испуг, так как в комнате действительно не видно было ничего, что можно было бы заложить. Не было ни украшений, ни картин, ни часов. Ветхая и расшатанная мебель едва годилась в употребление и, уж наверное, не стоила ни гроша. Книги отсутствовали, за исключением нескольких больших старинных томов на столе, где лежали и принадлежности для письма: песочница, десть писчей бумаги, коробка с сандараком, сургучные печати, латунная рамка наподобие пюпитра, блокнот и перо, которое он, очевидно, чинил, когда я прервал его работу.
– Что-то должно было остаться, хотя, строго между нами, дядюшка в последнее время уж больно жмется. У меня несчастливая полоса. Хотя не следует упоминать «счастье», это понятие дурацкое. Так что без малого все имущество отправилось в ломбард. – Он засмеялся, и, заметив, что я смотрю на книги, уныло объяснил: – Они не мои. Как ни жаль, они из нашей конторы.
При мысли о том, что я жду милостыни от того, кто явно нуждается сам и кто так мужественно шутит над своею нуждой, во мне взыграла гордость.
– Нет, нет, – помотал я головой. – Ни в коем случае. Обо мне позаботятся друзья.
С очевидным облегчением мистер Беллринджер уселся во второе кресло.
– Ваши родители?
– Отца у меня нет. – Я помедлил. – А мать умерла.
– Но у вас есть богатые друзья? Это замечательно.
– Да, – согласился я. Я перехватил его взгляд, направленный на мое одеяние, и почувствовал, что мой облик вступает в странное противоречие со словами. – Они хотели купить мне новую одежду и привести меня в порядок, но не было времени. Я только сегодня вернулся в Лондон из Йоркшира.
– Ага. Вы там учились в одной школе с моим сводным братом?
Я кивнул, гадая, знает ли он о судьбе Стивена; его веселый тон говорил об обратном. Следующие слова мистера Беллринджера разрешили мои сомнения, и сердце у меня упало, потому что мне предстояло сообщить плохую новость.
– Как там мой дорогой братишка? – Он радостно улыбнулся.
Я не мог выдавить из себя ни слова; видя, как я растерян, хозяин постепенно перестал улыбаться.
– Он болен или…
Он замолк, и мне пришлось ответить:
– Знаете, он умер, мистер Беллринджер.
Он отвернулся и закрыл лицо рукавом.
– Бедный Стиви, – произнес он чуть погодя. – Когда это случилось?
– В самом конце июля. Я удивлен и опечален тем, что вас не известили.
– Некому было мне сообщить. С его теткой я не поддерживаю отношений. Но вы не сказали, как он умер.
– Они убили его, – выпалил я.
Я уже давно обдумал, что сказать брату Стивена об обстоятельствах его смерти, и решил не выкладывать всю правду о жестокости Квиггов. Эту фразу я произнес только потому, что мне, усталому и голодному, говорить начистоту было легче, чем приукрашивать действительность. Едва замолкнув, я понял, что, отклонившись от истины, показался бы неискренним; думаю, на меня подспудно повлияла потеря, которую я только что перенес.
Генри вздрогнул:
– Неужели?
Я описал все события, предшествовавшие смерти (или, как я выражался, убийству) мальчика, ничего не упуская, но стараясь не преувеличивать. Он слушал, не перебивая, на лице его отражалось сочувствие, особенно когда я перешел к сцене зверского избиения его брата.
Когда я закончил, Генри поглядел на меня серьезно:
– Ну вот что, старина, мне и самому страшно вспоминать свои школьные годы. Это была изрядная живодерня, мне то и дело доставалось по первое число. Наверное, у каждого английского школьника бывают такие дни, когда он думает, что вот-вот помрет либо от голода, либо от побоев. Что, прав я?
– Да.
– Но, похоже, Квигги – негодяи, каких мало. Слава богу, что ты от них избавился и вернулся к своим друзьям.
– Вы ведь мне не поверили? – С испугом я обнаружил, что на глазах у меня выступают слезы. – Думаете, я выдумал, будто Стивена избили до смерти?
– Ну, ну, старина. – Генри произнес это добродушным тоном. – Я думаю, ты пережил трудные времена и поэтому всю жестокую истину видишь, как она есть. Вот и все. Джентльмены не бросаются обвинениями во лжи. – С комическим негодованием он воскликнул: – Черт возьми, сэр, да это тянет на дуэль!
Я ответил неуверенной улыбкой, и он продолжил:
– Жаль, что я не знал, какое это жуткое заведение. Но что я мог бы сделать для Стиви, если, как нельзя не заметить, сам едва свожу концы с концами? Да у меня и не было законного права вмешаться. Опекуншей назначена его тетка.
– Найти ее и повторить то, что я рассказал вам?
– Нет, нет, – поспешно прервал меня мистер Беллринджер. – Эти люди – Квигги или как их? – наверняка сообщили ей о его смерти.
– Вы думаете, что мисс Малифант…
Он прервал меня:
– О ком ты?
– О тете Стивена.
– А, так у нее теперь другая фамилия. Она вышла замуж. И что с ней?
– Мне интересно, знала ли она, что происходит. – Заметив, что Генри удивленно поднял брови, я продолжил: – Видите ли, я думаю, меня послали к Квиггам, чтобы убрать с дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Обратился он ко мне без особой церемонности, что в данных обстоятельствах было неудивительно.
– Кто вы? Что вам нужно?
– Вы мистер Генри Беллринджер?
Моя речь явно его удивила, он ожидал совсем другого.
– Да. – Теперь в его тоне удивление преобладало над антипатией.
– Я друг Стивена Малифанта.
От вздрогнул от удивления, всмотрелся в меня и наконец с легкой улыбкой произнес:
– Тогда прошу, входите.
Улыбка обнаружила его сходство со Стивеном, и это меня ободрило, тем более что улыбался он любезно и приглашение прозвучало искренне. Если я хоть в малой мере владел физиогномистикой, то есть искусством определять по лицу характер, этому молодому человеку были свойственны честность и добродушие.
Я оказался в тесной комнатушке с круто наклоненным потолком, делавшим ее еще меньше. За другой дверью находилась еще одна комната – насколько я мог рассмотреть, больше похожая на шкаф. В очаге теплился огонек, считанных угольков не хватало, чтобы согреть комнату в этот промозглый зимний день, поскольку зима была уже тут как тут, хотя от ноября прошло не больше половины. Изношенный турецкий ковер едва прикрывал малую часть пола. Перед огнем стояли два кресла, между очагом и дверью – софа, перед единственным грязным окошком – письменный стол и стул с прямой спинкой. По правде говоря, все это теснилось в куче, так мала была комната.
– Садитесь, – пригласил хозяин, и я опустился в кресло. – У вас измученный вид, – продолжал он. – Хотелось бы угостить вас чем-нибудь горячим. Но у меня как раз туго с монетой и ничего дома нет.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – откликнулся я, хотя живот подводило от голода.
– Посмотрим, что бы такое снести дядюшке ростовщику.
Он огляделся. На лице его выразился комический испуг, так как в комнате действительно не видно было ничего, что можно было бы заложить. Не было ни украшений, ни картин, ни часов. Ветхая и расшатанная мебель едва годилась в употребление и, уж наверное, не стоила ни гроша. Книги отсутствовали, за исключением нескольких больших старинных томов на столе, где лежали и принадлежности для письма: песочница, десть писчей бумаги, коробка с сандараком, сургучные печати, латунная рамка наподобие пюпитра, блокнот и перо, которое он, очевидно, чинил, когда я прервал его работу.
– Что-то должно было остаться, хотя, строго между нами, дядюшка в последнее время уж больно жмется. У меня несчастливая полоса. Хотя не следует упоминать «счастье», это понятие дурацкое. Так что без малого все имущество отправилось в ломбард. – Он засмеялся, и, заметив, что я смотрю на книги, уныло объяснил: – Они не мои. Как ни жаль, они из нашей конторы.
При мысли о том, что я жду милостыни от того, кто явно нуждается сам и кто так мужественно шутит над своею нуждой, во мне взыграла гордость.
– Нет, нет, – помотал я головой. – Ни в коем случае. Обо мне позаботятся друзья.
С очевидным облегчением мистер Беллринджер уселся во второе кресло.
– Ваши родители?
– Отца у меня нет. – Я помедлил. – А мать умерла.
– Но у вас есть богатые друзья? Это замечательно.
– Да, – согласился я. Я перехватил его взгляд, направленный на мое одеяние, и почувствовал, что мой облик вступает в странное противоречие со словами. – Они хотели купить мне новую одежду и привести меня в порядок, но не было времени. Я только сегодня вернулся в Лондон из Йоркшира.
– Ага. Вы там учились в одной школе с моим сводным братом?
Я кивнул, гадая, знает ли он о судьбе Стивена; его веселый тон говорил об обратном. Следующие слова мистера Беллринджера разрешили мои сомнения, и сердце у меня упало, потому что мне предстояло сообщить плохую новость.
– Как там мой дорогой братишка? – Он радостно улыбнулся.
Я не мог выдавить из себя ни слова; видя, как я растерян, хозяин постепенно перестал улыбаться.
– Он болен или…
Он замолк, и мне пришлось ответить:
– Знаете, он умер, мистер Беллринджер.
Он отвернулся и закрыл лицо рукавом.
– Бедный Стиви, – произнес он чуть погодя. – Когда это случилось?
– В самом конце июля. Я удивлен и опечален тем, что вас не известили.
– Некому было мне сообщить. С его теткой я не поддерживаю отношений. Но вы не сказали, как он умер.
– Они убили его, – выпалил я.
Я уже давно обдумал, что сказать брату Стивена об обстоятельствах его смерти, и решил не выкладывать всю правду о жестокости Квиггов. Эту фразу я произнес только потому, что мне, усталому и голодному, говорить начистоту было легче, чем приукрашивать действительность. Едва замолкнув, я понял, что, отклонившись от истины, показался бы неискренним; думаю, на меня подспудно повлияла потеря, которую я только что перенес.
Генри вздрогнул:
– Неужели?
Я описал все события, предшествовавшие смерти (или, как я выражался, убийству) мальчика, ничего не упуская, но стараясь не преувеличивать. Он слушал, не перебивая, на лице его отражалось сочувствие, особенно когда я перешел к сцене зверского избиения его брата.
Когда я закончил, Генри поглядел на меня серьезно:
– Ну вот что, старина, мне и самому страшно вспоминать свои школьные годы. Это была изрядная живодерня, мне то и дело доставалось по первое число. Наверное, у каждого английского школьника бывают такие дни, когда он думает, что вот-вот помрет либо от голода, либо от побоев. Что, прав я?
– Да.
– Но, похоже, Квигги – негодяи, каких мало. Слава богу, что ты от них избавился и вернулся к своим друзьям.
– Вы ведь мне не поверили? – С испугом я обнаружил, что на глазах у меня выступают слезы. – Думаете, я выдумал, будто Стивена избили до смерти?
– Ну, ну, старина. – Генри произнес это добродушным тоном. – Я думаю, ты пережил трудные времена и поэтому всю жестокую истину видишь, как она есть. Вот и все. Джентльмены не бросаются обвинениями во лжи. – С комическим негодованием он воскликнул: – Черт возьми, сэр, да это тянет на дуэль!
Я ответил неуверенной улыбкой, и он продолжил:
– Жаль, что я не знал, какое это жуткое заведение. Но что я мог бы сделать для Стиви, если, как нельзя не заметить, сам едва свожу концы с концами? Да у меня и не было законного права вмешаться. Опекуншей назначена его тетка.
– Найти ее и повторить то, что я рассказал вам?
– Нет, нет, – поспешно прервал меня мистер Беллринджер. – Эти люди – Квигги или как их? – наверняка сообщили ей о его смерти.
– Вы думаете, что мисс Малифант…
Он прервал меня:
– О ком ты?
– О тете Стивена.
– А, так у нее теперь другая фамилия. Она вышла замуж. И что с ней?
– Мне интересно, знала ли она, что происходит. – Заметив, что Генри удивленно поднял брови, я продолжил: – Видите ли, я думаю, меня послали к Квиггам, чтобы убрать с дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172