Это сэр Персевал и леди Момпессон.
– Мне такая мысль приходила в голову, – как ни странно, отозвалась она, и в моей голове опять завертелись подозрения. Но мисс Квиллиам отчасти успокоила меня, объяснив: – Мне известно, что они ваши родственники, а кроме того, вы никогда не говорили, что привело вас в Момпессон-Парк в тот день, когда я познакомилась с Джонни.
Трудность заключалась в том, как связаться с Момпессонами. Матушке страшно было даже думать о том, чтобы выйти на улицу; ей представлялось, что вся округа наводнена агентами нашего врага. Это само по себе усложняло дело, да к тому же она опасалась, что приближаться к дому Момпессонов тоже небезопасно: там могли поджидать шпионы. Мне ее страхи казались преувеличенными, но убеждать ее было бесполезно.
– Почему бы просто-напросто не послать письмо? – спросила мисс Квиллиам.
– Нет-нет! Не годится. Письмо могут перехватить. Я уверена, что в доме Момпессонов у него имеется союзник. Связаться с ними нужно через человека, которому я могу полностью доверять.
Наступила тишина, потом мисс Квиллиам произнесла задумчиво:
– Наверное, послание могла бы доставить я. Матушка умоляюще сложила руки:
– О Хелен, правда? Но его нужно отдать сэру Персевалу или леди Момпессон лично.
Мисс Квиллиам кивнула.
Во мне вновь зашевелились подозрения.
– Мама, ты просишь от мисс Квиллиам слишком многого. Вспомни, как они ее унижали и преследовали.
Мисс Квиллиам и матушка сделали большие глаза, и я покраснел: еще чуть-чуть и стало бы ясно, что я подслушивал.
– Ничего, Джонни, – проговорила мисс Квиллиам. – Мне трудно будет пересилить себя, но придется, поскольку другого выхода нет.
Матушка бормотала слова благодарности, а мы с мисс Квиллиам глядели друг на друга, и я мучительно раздумывал, что ею движет.
Чтобы обеспечить мисс Квиллиам доступ в дом Момпессонов, матушка, послушав ее и моего совета, написала баронету следующее письмо:
«16 июля 18** года.
Сэр Персевал Момпессон.
В настоящее время я готова продать Кодицилл на ранее упоминавшихся условиях. Подательница сего сообщит, где меня найти. Прошу не медлить, поскольку другая заинтересованная сторона уже напала на мой След.
М. К».
Когда я заметил инициалы в конце письма, меня охватило любопытство. Как же нас звать по-настоящему?
Выглянув из окна и увидев, что собираются тучи, мисс Квиллиам взяла древний зонтик – единственный в нашем скудном хозяйстве – и, сопровождаемая словами благодарности и добрыми пожеланиями, вышла. Был разгар утра; ожидая ее возвращения, мы должны были несколько часов провести в тревоге.
– Мама, – спросил я, – Момпессоны уничтожат кодицилл?
– Да.
– Почему?
– Не знаю, говорить ли тебе. – Матушка нервно ломала пальцы. – Но, впрочем, какой теперь от этого вред? Ладно, скажу. Насколько я понимаю – а тебе известно, я не сильна в законах, – он ставит под сомнение их права на усадьбу Хафем.
– И что же, – взволновался я, – он дает эти права нам с тобой?
Вопрос явно причинил ей боль.
– Сам по себе – нет, но при определенных обстоятельствах – да. Но они так маловероятны! Ох, Джонни, не допытывайся дальше. Согласившись продать кодицилл, я предала доверие своего отца. Не напоминай мне о моей вине.
– Это я уговорил тебя его продать. Я тебя не упрекаю. Мне просто любопытно. Можно мне, по крайней мере, прочитать кодицилл, пока мы не потеряли его навсегда?
Матушка сплетала руки в мучительном раздумье.
– Ох, не знаю, что и делать.
Я чувствовал, что настаивать жестоко, но мною руководило нечто, выходящее за пределы простого любопытства.
– Думаю, мама, ты должна позволить мне сделать с кодицилла копию.
– Хорошо, – сдалась она, вынула футляр из мягкой кожи и извлекла оттуда несколько раз сложенный лист пергамента.
Она протянула мне документ, я принялся за чтение, но, столкнувшись с особым юридическим почерком и непривычной терминологией, почти ничего не понял.
Хотя ждать предстояло еще долго, матушка заняла пост у окна, чтобы не пропустить возвращение мисс Квиллиам, а с нею, может быть, представителя Момпессонов. Я тем временем сел за стол и начал копировать кодицилл. Дата на нем относилась к временам очень далеким, но сам он, если не считать складок, так хорошо сохранился, словно был написан только-только. Копирование оказалось занятием кропотливым, поскольку вначале я ничего не понимал, а лишь рабски воспроизводил рисунок букв. Но постепенно я привык к почерку и стал разбирать написанное – если не смысл, то, по крайней мере, отдельные слова.
«Я, Джеффри Хаффам, настоящим делаю дополнение к моей последней Воле и Завещанию, свидетельством чему собственноручная моя подпись и печать. Именно: настоящим я учреждаю Заповедное Имущество, каковое включает все мои земли, усадьбы, строения и все недвижимое имущество, могущее быть предметом наследования; в пользу моего Сына, Джеймса, и его Наследников по Нисходящей. При отсутствии таковых Наследников Заповедное Имущество переходит к моему единственному Внуку, Сайласу Клоудиру, при условии, что он, когда вышеуказанная линия прервется, будет жив. В случае Невыполнения данного Условия Заповедному Имуществу надлежит перейти к моему Племяннику, Джорджу Малифанту, и его Наследникам по Нисходящей.
Засвидетельствовано в присутствии:
Подпись (неразборчива).
Подпись (неразборчива).
Подписано собственноручно Джеффри Хаффамом и скреплено печатью Сентября Третьего дня года 1768 от Рождества Христова».
– Джеффри Хаффам – твой дедушка? – спросил я.
– Нет, прадедушка, – неохотно отозвалась матушка. – А твоим прадедом был Джеймс; Джон, мой отец, тебе приходится дедом.
– Можешь объяснить, почему Джеффри сделал дополнение к завещанию?
– Он хотел закрепить собственность за своими потомками, так как боялся, что сын продаст ее после его смерти. И вот он решил учредить заповедное имущество для своих наследников.
– И его наследники – мы с тобой, верно? – Она не отозвалась. – Верно, мама?
Она кивнула.
– И что случилось с кодициллом?
– Когда Джеффри умер, тот, неизвестно как, был похищен, и Джеймс смог продать имение.
Вспомнив, чему меня учили знакомые юристы, я воскликнул:
– Но это значит, что Джеймс не аннулировал заповедное имущество, а всего лишь приостановил действие ограничений.
Матушка вздрогнула.
– То же говорил и мой папа, но я этого никогда не понимала.
– Это значит, что Момпессоны обладают не более чем правом, подчиненным резолютивному условию, это право не дает им ничего, кроме фактического владения недвижимостью. Вот все, что они приобрели, когда Джеймс продал им имение. Мы с тобой унаследовали безусловное право собственности, хотя оно нам мало что дает. Видишь ли, Момпессоны сохраняют за собой имение, только пока жив наследник заповедного имущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Мне такая мысль приходила в голову, – как ни странно, отозвалась она, и в моей голове опять завертелись подозрения. Но мисс Квиллиам отчасти успокоила меня, объяснив: – Мне известно, что они ваши родственники, а кроме того, вы никогда не говорили, что привело вас в Момпессон-Парк в тот день, когда я познакомилась с Джонни.
Трудность заключалась в том, как связаться с Момпессонами. Матушке страшно было даже думать о том, чтобы выйти на улицу; ей представлялось, что вся округа наводнена агентами нашего врага. Это само по себе усложняло дело, да к тому же она опасалась, что приближаться к дому Момпессонов тоже небезопасно: там могли поджидать шпионы. Мне ее страхи казались преувеличенными, но убеждать ее было бесполезно.
– Почему бы просто-напросто не послать письмо? – спросила мисс Квиллиам.
– Нет-нет! Не годится. Письмо могут перехватить. Я уверена, что в доме Момпессонов у него имеется союзник. Связаться с ними нужно через человека, которому я могу полностью доверять.
Наступила тишина, потом мисс Квиллиам произнесла задумчиво:
– Наверное, послание могла бы доставить я. Матушка умоляюще сложила руки:
– О Хелен, правда? Но его нужно отдать сэру Персевалу или леди Момпессон лично.
Мисс Квиллиам кивнула.
Во мне вновь зашевелились подозрения.
– Мама, ты просишь от мисс Квиллиам слишком многого. Вспомни, как они ее унижали и преследовали.
Мисс Квиллиам и матушка сделали большие глаза, и я покраснел: еще чуть-чуть и стало бы ясно, что я подслушивал.
– Ничего, Джонни, – проговорила мисс Квиллиам. – Мне трудно будет пересилить себя, но придется, поскольку другого выхода нет.
Матушка бормотала слова благодарности, а мы с мисс Квиллиам глядели друг на друга, и я мучительно раздумывал, что ею движет.
Чтобы обеспечить мисс Квиллиам доступ в дом Момпессонов, матушка, послушав ее и моего совета, написала баронету следующее письмо:
«16 июля 18** года.
Сэр Персевал Момпессон.
В настоящее время я готова продать Кодицилл на ранее упоминавшихся условиях. Подательница сего сообщит, где меня найти. Прошу не медлить, поскольку другая заинтересованная сторона уже напала на мой След.
М. К».
Когда я заметил инициалы в конце письма, меня охватило любопытство. Как же нас звать по-настоящему?
Выглянув из окна и увидев, что собираются тучи, мисс Квиллиам взяла древний зонтик – единственный в нашем скудном хозяйстве – и, сопровождаемая словами благодарности и добрыми пожеланиями, вышла. Был разгар утра; ожидая ее возвращения, мы должны были несколько часов провести в тревоге.
– Мама, – спросил я, – Момпессоны уничтожат кодицилл?
– Да.
– Почему?
– Не знаю, говорить ли тебе. – Матушка нервно ломала пальцы. – Но, впрочем, какой теперь от этого вред? Ладно, скажу. Насколько я понимаю – а тебе известно, я не сильна в законах, – он ставит под сомнение их права на усадьбу Хафем.
– И что же, – взволновался я, – он дает эти права нам с тобой?
Вопрос явно причинил ей боль.
– Сам по себе – нет, но при определенных обстоятельствах – да. Но они так маловероятны! Ох, Джонни, не допытывайся дальше. Согласившись продать кодицилл, я предала доверие своего отца. Не напоминай мне о моей вине.
– Это я уговорил тебя его продать. Я тебя не упрекаю. Мне просто любопытно. Можно мне, по крайней мере, прочитать кодицилл, пока мы не потеряли его навсегда?
Матушка сплетала руки в мучительном раздумье.
– Ох, не знаю, что и делать.
Я чувствовал, что настаивать жестоко, но мною руководило нечто, выходящее за пределы простого любопытства.
– Думаю, мама, ты должна позволить мне сделать с кодицилла копию.
– Хорошо, – сдалась она, вынула футляр из мягкой кожи и извлекла оттуда несколько раз сложенный лист пергамента.
Она протянула мне документ, я принялся за чтение, но, столкнувшись с особым юридическим почерком и непривычной терминологией, почти ничего не понял.
Хотя ждать предстояло еще долго, матушка заняла пост у окна, чтобы не пропустить возвращение мисс Квиллиам, а с нею, может быть, представителя Момпессонов. Я тем временем сел за стол и начал копировать кодицилл. Дата на нем относилась к временам очень далеким, но сам он, если не считать складок, так хорошо сохранился, словно был написан только-только. Копирование оказалось занятием кропотливым, поскольку вначале я ничего не понимал, а лишь рабски воспроизводил рисунок букв. Но постепенно я привык к почерку и стал разбирать написанное – если не смысл, то, по крайней мере, отдельные слова.
«Я, Джеффри Хаффам, настоящим делаю дополнение к моей последней Воле и Завещанию, свидетельством чему собственноручная моя подпись и печать. Именно: настоящим я учреждаю Заповедное Имущество, каковое включает все мои земли, усадьбы, строения и все недвижимое имущество, могущее быть предметом наследования; в пользу моего Сына, Джеймса, и его Наследников по Нисходящей. При отсутствии таковых Наследников Заповедное Имущество переходит к моему единственному Внуку, Сайласу Клоудиру, при условии, что он, когда вышеуказанная линия прервется, будет жив. В случае Невыполнения данного Условия Заповедному Имуществу надлежит перейти к моему Племяннику, Джорджу Малифанту, и его Наследникам по Нисходящей.
Засвидетельствовано в присутствии:
Подпись (неразборчива).
Подпись (неразборчива).
Подписано собственноручно Джеффри Хаффамом и скреплено печатью Сентября Третьего дня года 1768 от Рождества Христова».
– Джеффри Хаффам – твой дедушка? – спросил я.
– Нет, прадедушка, – неохотно отозвалась матушка. – А твоим прадедом был Джеймс; Джон, мой отец, тебе приходится дедом.
– Можешь объяснить, почему Джеффри сделал дополнение к завещанию?
– Он хотел закрепить собственность за своими потомками, так как боялся, что сын продаст ее после его смерти. И вот он решил учредить заповедное имущество для своих наследников.
– И его наследники – мы с тобой, верно? – Она не отозвалась. – Верно, мама?
Она кивнула.
– И что случилось с кодициллом?
– Когда Джеффри умер, тот, неизвестно как, был похищен, и Джеймс смог продать имение.
Вспомнив, чему меня учили знакомые юристы, я воскликнул:
– Но это значит, что Джеймс не аннулировал заповедное имущество, а всего лишь приостановил действие ограничений.
Матушка вздрогнула.
– То же говорил и мой папа, но я этого никогда не понимала.
– Это значит, что Момпессоны обладают не более чем правом, подчиненным резолютивному условию, это право не дает им ничего, кроме фактического владения недвижимостью. Вот все, что они приобрели, когда Джеймс продал им имение. Мы с тобой унаследовали безусловное право собственности, хотя оно нам мало что дает. Видишь ли, Момпессоны сохраняют за собой имение, только пока жив наследник заповедного имущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172