при виде меня она застыла у подножия лестницы и сказала служанке:
– Бетси, ты была очень добра. А теперь не могла бы ты оставить нас одних?
Бетси удалилась в буфетную и загремела там горшками и сковородками.
Даже полумрак кухни не помешал мне разглядеть, что обстоятельства мисс Квиллиам совершенно переменились. Она была наряжена в красивое шелковое платье с кружевной отделкой, и, едва я его увидел, все тут же встало на свои места, я понял страшную истину и содрогнулся. Собственно, я догадывался о ней и раньше, но теперь не мог уже скрывать от себя, что она мне известна.
В темноте мне было не определить, покрывает щеки мисс Квиллиам легкий слой румян или краска стыда.
Оба мы не решались заговорить.
Наконец мисс Квиллиам произнесла с достоинством:
– Надеюсь, ты не станешь упрекать меня за то, что я вас предала, когда ты и твоя матушка послали меня к сэру Персевалу. В этом, по крайней мере, я совершенно неповинна.
– Знаю.
Она удивилась.
– Недавно я кое-что узнал, – ответил я, – и теперь смотрю на это происшествие совершенно иначе. Скоро я объяснюсь, но прежде всего, пожалуйста, скажите, что вам известно о моей матушке. Я ее потерял.
Она заговорила не сразу.
– Боюсь, новости тебя не обрадуют.
– Вы хотите сказать?…
– О нет. Она жива и здорова. То есть не больна. Давай, я расскажу, как все было. Я отправилась к сэру Персевалу и переговорила с ним и леди Момпессон. Ответ был такой, какого ждала твоя матушка. Их управляющий делами, мистер Барбеллион, был послан сопровождать меня с большой суммой денег в банкнотах – заплатить за документ. Когда обнаружилось, что вы бежали – вспомни, я и понятия не имела почему, – мистер Барбеллион, впустую потративший время, очень разозлился. Не лишним будет сказать, что я от него, конечно, ничего не получала. Я осталась с пустыми руками. Скудный скарб пришлось продать. Кое-что принадлежало твоей матушке, вам полагается доля выручки, но отдать долг я не могу: кроме пышных платьев, у меня ничего нет. Наконец я решилась искать приюта здесь, у миссис Первиенс.
Мне показалось, что плечи ее дрогнули. – Другая возможность еще хуже. Тут я, по крайней мет ре, под защитой.
– А что с моей матушкой?
– Две недели назад я мельком с ней виделась.
– Где?
Ее глаза смотрели печально и серьезно.
– В этом доме.
Я, вздрогнув, отвернулся.
– Не осуждай ее, – продолжала мисс Квиллиам. – Она явилась к миссис Первиенс просить о помощи. Мы встретились в холле, и она упрекнула меня за предательство. Я удивилась, но решила, что лучше будет не пытаться обелить себя. Думаю, она искренне рассчитывала, что миссис Первиенс из чистой благотворительности предоставит ей кров и еду. Миссис Первиенс мне рассказывала, что люди, которых Мэри считала друзьями, обманули ее и обобрали.
– Где она теперь?
– Миссис Первиенс владеет еще одним домом, поблизости. Насколько мне известно, твоя матушка до сих пор там.
– Пожалуйста, скажите мне адрес.
– Ист-Хардинг-стрит, двенадцать.
Видя, что мне не терпится уйти, мисс Квиллиам добавила на прощание:
– Я рада, теперь твоя матушка узнает, что я ее не предавала. Мне бы очень хотелось отдать вам долг. Но у меня нет денег. Я сыта, и это все. Будь у меня хоть что-то, я бы здесь не осталась, и миссис Первиенс прекрасно это понимает.
– Можно будет еще к вам зайти? – спросил я.
– Я помогу тебе и твоей матушке, насколько это в моих силах. Но, боюсь, скоро у меня не останется такой возможности. Миссис Первиенс хочет отправить меня в Париж. Я теперь целиком в ее власти.
Мы обменялись рукопожатием, и я ушел. Поспешно отыскав дом 12 на Ист-Хардинг-стрит, я занял позицию напротив. Через некоторое время из дома вышла хорошо одетая, похожая на леди молодая женщина, которую сопровождала служанка. По пути служанка все больше отставала, и, когда они огибали угол, было совсем незаметно, что они имеют друг к другу какое-то отношение. Миновало еще полчаса, и к дому приблизилась вторая молодая женщина в компании с джентльменом. Они позвонили в колокольчик, и их тут же впустили. Дверь оставалась открытой, пока туда не проскользнул человек, по всей видимости их сопровождавший, – он походил на слугу, хоть и без ливреи.
Я ждал и наблюдал, начало темнеть, вдоль улицы неспешно двинулся фонарщик, усердно переносивший свою лестницу от одного столба к другому. Появилась третья молодая женщина, тоже с джентльменом; вместо слуги за ними следовала какая-то старуха. Джентльмен, сопровождавший вторую женщину, вышел. Чуть позже вышла и она сама, со слугой. Я наблюдал уже достаточно.
По улице прошлась другая пара и свернула к крыльцу. Издалека и в сумерках рассмотреть было трудно, но женщина, хоть и в непривычной одежде, показалась мне знакомой. Пока джентльмен звонил в колокольчик, я поспешно перешел на другую сторону улицы, к крыльцу. Под рединготом у женщины было надето шелковое платье, на голове – нарядная шляпка, в руках она держала элегантный зонтик и ридикюль из стальных колечек. Оба стояли ко мне спиной, ожидая, пока откроется дверь. Прильнув к леди, джентльмен что-то шепнул. Ответом ему был кокетливый смешок – мерзкий своей откровенной фальшью, но в особенности мерзкий для моего слуха.
– Мама! – позвал я.
Обратившееся ко мне лицо было ликом ужаса: глаза неестественно горят, брови подведены, щеки неумело нарумянены. Румяна и пудра не скрыли от меня худобы щек и лихорадочного блеска глаз.
Наполовину скрыв лицо рукой, она отшатнулась.
– Джонни! – вскрикнула она.
В свете соседнего фонаря я смотрел на нее как на незнакомку (кричаще одетую и накрашенную) и в то же время проникал взором глубже, чем прежде.
– Что ты делаешь в Лондоне? – воскликнула она.
Думаю, до ее сознания дошло только, что это я и нахожусь я в Лондоне, а не в сотнях миль севернее. Моей бедной одежды она не заметила.
– Оставь меня, – сказала она. – Возвращайся туда, где тебе благополучно жилось.
Неспособный вымолвить ни слова, я покачал головой.
– Оставь меня, – простонала она. – Я больше тебе не мать.
– Что происходит? – спросил джентльмен. – Что это за мальчик?
Дверь открылась, на пороге показалась служанка средних лет, с суровым лицом.
– Прошу сюда, – скорее приказала, чем пригласила она.
Джентльмен заколебался, потом сделал шаг.
– Возвращайся в школу. – Матушка отвернулась, чтобы войти в дверь.
Шагнув вперед, я схватил ее за руку.
– Пойдем со мной. Тебе там нечего делать.
– Что это еще за загадки? – недовольно спросил джентльмен.
– Входите, мисс Мэриголд, – твердо распорядилась служанка.
Матушка колебалась, глядя на меня с робостью и стыдом.
– Ты знаешь, кем я стала?
Она задыхалась.
– Мамочка, милая моя, мы отсюда уйдем. Прошу сюда, – злобно рявкнула служанка. Нет, – отозвалась матушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Бетси, ты была очень добра. А теперь не могла бы ты оставить нас одних?
Бетси удалилась в буфетную и загремела там горшками и сковородками.
Даже полумрак кухни не помешал мне разглядеть, что обстоятельства мисс Квиллиам совершенно переменились. Она была наряжена в красивое шелковое платье с кружевной отделкой, и, едва я его увидел, все тут же встало на свои места, я понял страшную истину и содрогнулся. Собственно, я догадывался о ней и раньше, но теперь не мог уже скрывать от себя, что она мне известна.
В темноте мне было не определить, покрывает щеки мисс Квиллиам легкий слой румян или краска стыда.
Оба мы не решались заговорить.
Наконец мисс Квиллиам произнесла с достоинством:
– Надеюсь, ты не станешь упрекать меня за то, что я вас предала, когда ты и твоя матушка послали меня к сэру Персевалу. В этом, по крайней мере, я совершенно неповинна.
– Знаю.
Она удивилась.
– Недавно я кое-что узнал, – ответил я, – и теперь смотрю на это происшествие совершенно иначе. Скоро я объяснюсь, но прежде всего, пожалуйста, скажите, что вам известно о моей матушке. Я ее потерял.
Она заговорила не сразу.
– Боюсь, новости тебя не обрадуют.
– Вы хотите сказать?…
– О нет. Она жива и здорова. То есть не больна. Давай, я расскажу, как все было. Я отправилась к сэру Персевалу и переговорила с ним и леди Момпессон. Ответ был такой, какого ждала твоя матушка. Их управляющий делами, мистер Барбеллион, был послан сопровождать меня с большой суммой денег в банкнотах – заплатить за документ. Когда обнаружилось, что вы бежали – вспомни, я и понятия не имела почему, – мистер Барбеллион, впустую потративший время, очень разозлился. Не лишним будет сказать, что я от него, конечно, ничего не получала. Я осталась с пустыми руками. Скудный скарб пришлось продать. Кое-что принадлежало твоей матушке, вам полагается доля выручки, но отдать долг я не могу: кроме пышных платьев, у меня ничего нет. Наконец я решилась искать приюта здесь, у миссис Первиенс.
Мне показалось, что плечи ее дрогнули. – Другая возможность еще хуже. Тут я, по крайней мет ре, под защитой.
– А что с моей матушкой?
– Две недели назад я мельком с ней виделась.
– Где?
Ее глаза смотрели печально и серьезно.
– В этом доме.
Я, вздрогнув, отвернулся.
– Не осуждай ее, – продолжала мисс Квиллиам. – Она явилась к миссис Первиенс просить о помощи. Мы встретились в холле, и она упрекнула меня за предательство. Я удивилась, но решила, что лучше будет не пытаться обелить себя. Думаю, она искренне рассчитывала, что миссис Первиенс из чистой благотворительности предоставит ей кров и еду. Миссис Первиенс мне рассказывала, что люди, которых Мэри считала друзьями, обманули ее и обобрали.
– Где она теперь?
– Миссис Первиенс владеет еще одним домом, поблизости. Насколько мне известно, твоя матушка до сих пор там.
– Пожалуйста, скажите мне адрес.
– Ист-Хардинг-стрит, двенадцать.
Видя, что мне не терпится уйти, мисс Квиллиам добавила на прощание:
– Я рада, теперь твоя матушка узнает, что я ее не предавала. Мне бы очень хотелось отдать вам долг. Но у меня нет денег. Я сыта, и это все. Будь у меня хоть что-то, я бы здесь не осталась, и миссис Первиенс прекрасно это понимает.
– Можно будет еще к вам зайти? – спросил я.
– Я помогу тебе и твоей матушке, насколько это в моих силах. Но, боюсь, скоро у меня не останется такой возможности. Миссис Первиенс хочет отправить меня в Париж. Я теперь целиком в ее власти.
Мы обменялись рукопожатием, и я ушел. Поспешно отыскав дом 12 на Ист-Хардинг-стрит, я занял позицию напротив. Через некоторое время из дома вышла хорошо одетая, похожая на леди молодая женщина, которую сопровождала служанка. По пути служанка все больше отставала, и, когда они огибали угол, было совсем незаметно, что они имеют друг к другу какое-то отношение. Миновало еще полчаса, и к дому приблизилась вторая молодая женщина в компании с джентльменом. Они позвонили в колокольчик, и их тут же впустили. Дверь оставалась открытой, пока туда не проскользнул человек, по всей видимости их сопровождавший, – он походил на слугу, хоть и без ливреи.
Я ждал и наблюдал, начало темнеть, вдоль улицы неспешно двинулся фонарщик, усердно переносивший свою лестницу от одного столба к другому. Появилась третья молодая женщина, тоже с джентльменом; вместо слуги за ними следовала какая-то старуха. Джентльмен, сопровождавший вторую женщину, вышел. Чуть позже вышла и она сама, со слугой. Я наблюдал уже достаточно.
По улице прошлась другая пара и свернула к крыльцу. Издалека и в сумерках рассмотреть было трудно, но женщина, хоть и в непривычной одежде, показалась мне знакомой. Пока джентльмен звонил в колокольчик, я поспешно перешел на другую сторону улицы, к крыльцу. Под рединготом у женщины было надето шелковое платье, на голове – нарядная шляпка, в руках она держала элегантный зонтик и ридикюль из стальных колечек. Оба стояли ко мне спиной, ожидая, пока откроется дверь. Прильнув к леди, джентльмен что-то шепнул. Ответом ему был кокетливый смешок – мерзкий своей откровенной фальшью, но в особенности мерзкий для моего слуха.
– Мама! – позвал я.
Обратившееся ко мне лицо было ликом ужаса: глаза неестественно горят, брови подведены, щеки неумело нарумянены. Румяна и пудра не скрыли от меня худобы щек и лихорадочного блеска глаз.
Наполовину скрыв лицо рукой, она отшатнулась.
– Джонни! – вскрикнула она.
В свете соседнего фонаря я смотрел на нее как на незнакомку (кричаще одетую и накрашенную) и в то же время проникал взором глубже, чем прежде.
– Что ты делаешь в Лондоне? – воскликнула она.
Думаю, до ее сознания дошло только, что это я и нахожусь я в Лондоне, а не в сотнях миль севернее. Моей бедной одежды она не заметила.
– Оставь меня, – сказала она. – Возвращайся туда, где тебе благополучно жилось.
Неспособный вымолвить ни слова, я покачал головой.
– Оставь меня, – простонала она. – Я больше тебе не мать.
– Что происходит? – спросил джентльмен. – Что это за мальчик?
Дверь открылась, на пороге показалась служанка средних лет, с суровым лицом.
– Прошу сюда, – скорее приказала, чем пригласила она.
Джентльмен заколебался, потом сделал шаг.
– Возвращайся в школу. – Матушка отвернулась, чтобы войти в дверь.
Шагнув вперед, я схватил ее за руку.
– Пойдем со мной. Тебе там нечего делать.
– Что это еще за загадки? – недовольно спросил джентльмен.
– Входите, мисс Мэриголд, – твердо распорядилась служанка.
Матушка колебалась, глядя на меня с робостью и стыдом.
– Ты знаешь, кем я стала?
Она задыхалась.
– Мамочка, милая моя, мы отсюда уйдем. Прошу сюда, – злобно рявкнула служанка. Нет, – отозвалась матушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172