Биссетт твердила:
– Отдайте ему, отдайте прямо сейчас! – Она пыталась выхватить у матушки серебряный футляр для документов, который она носила на цепочке.
Джентльмен тем временем говорил:
– Я об этом понятия не имею. Я хочу только купить документ.
Я шагнул туда, и, увидев меня, матушка переменилась в лице.
– Джонни! – вскричала она.
Истерически смеясь и рыдая, она меня обняла, я пытался ее оттолкнуть, а по нашим лицам бежали потоки дождя.
– Слава богу! – кричала она. – Слава богу!
– Надеюсь, мадам, теперь вы убедились в нелепости ваших обвинений, – сварливо буркнул джентльмен, и я узнал в нем мистера Барбеллиона.
– Что случилось? Где ты был? – кричала матушка, прижимая меня к себе.
– Отпусти, – запротестовал я. – Никто мне ничего не делал. Я сам ушел из сада.
– Паршивый мальчишка! – вмешалась Биссетт. – Напугал мать чуть ли не до смерти!
– Ну вот, мадам, думаю, вы должны передо мной извиниться, – проговорил мистер Барбеллион.
– Убирайтесь прочь! – крикнула матушка.
Я вспыхнул со стыда за ее поведение, особенно после того, как мистер Барбеллион с высокомерной вежливостью отозвался:
– Мадам, я должен с вами попрощаться.
С достоинством – немного смешным, поскольку по щекам его стекал дождь, – он приподнял шляпу и начал спускаться по ступеням к карете.
– Пойдем в дом, мама, – сказал я.
Я отвел ее в дом и закрыл дверь. Биссетт извлекла нюхательную соль, и матушка наконец успокоилась. Мне не терпелось узнать, что произошло, но я вознамерился молчать, пока не уйдет Биссетт. Когда она удалилась, я задал матушке вопрос. Я узнал, что мистер Барбеллион явился незадолго до моего возвращения. Матушка тут же послала за мною Биссетт, а тем временем нехотя согласилась переговорить с юристом. Он снова упомянул об опеке надо мной; как поняла матушка, он угрожал, что суд лорд-канцлера назначит мне опекуна, хотя она отказалась объяснить, как это могло быть сделано. Потом он предложил ей за документ тысячу восемьсот фунтов. Тут явилась Биссетт с известием, что не смогла меня найти. Матушка сразу решила, что он меня похитил и теперь требует в обмен документ, этим и объяснялась сцена, которую я прервал.
– Даже если я в этот раз зря его обвинила, – сказала матушка, – то прежняя попытка похищения – дело его рук. Он работает на нашего врага.
– Мы не знаем, на кого он работает, мама, – подчеркнул я.
– Но, Джонни, тысяча восемьсот фунтов! Словно бы он знал, что сэр Персевал предложил тысячу семьсот фунтов! у него всюду шпионы!
– У кого?
– У нашего врага!
– А кто он? Пожалуйста, скажи.
Она не захотела, и я понял, что настаивать опасно. Матушка все время повторяла, что наш враг не остановится ни перед чем, лишь бы завладеть документом.
– Но мистер Барбеллион не взял его, даже когда ты предлагала и Биссетт его подталкивала, – указал я.
Тем не менее матушка была убеждена в своей правоте.
– А во всем ты виноват, Джонни, – продолжала она. – Это было очень нехорошо с твоей стороны ослушаться меня и улизнуть из сада.
– Разве я виноват, что мистеру Барбеллиону вздумалось явиться именно в это время, – запротестовал я. – Если бы не это, ты, наверное, никогда бы не узнала, что меня не было, и все бы обошлось.
Биссетт приготовила свое сильнодействующее снотворное, и матушка раньше обычного ушла спать. Остаток длинного летнего вечера я посвятил размышлениям о том, что произошло за последние несколько недель. Рассуждения матушки о намерениях мистера Барбеллиона – а скорее о его действиях, ибо только о них мы знали с уверенностью – не имели, на мой взгляд, смысла. Ошибалась она или что-то от меня скрывала?
Через неделю или две я спросил матушку про скульптуру в саду. Она объяснила, что отец дяди Мартина (именно он приобрел этот дом) служил в Хафеме управляющим имением и занимал часть Старого Холла. (Вот откуда взялась найденная мною старинная карта с надписью «Фортисквинс».) Когда мать дяди Мартина решила оставить должность и поселиться здесь, она привезла с собой, в качестве прощального подарка, скульптуру из Старого Холла. Так эта скульптура оттуда! Может, она стояла меж четырех деревьев, где сейчас пустое место!
Спустя два-три дня нам пришло письмо, так замысловато адресованное, что следовало благодарить почту, которая могла бы заслать его даже и в другое графство.
«Писано 8 августа из Лондона, Спиталфилдз, Кокс ксвер, номир 6.
Дорагая Мис мелемфи, пешу вам я за мисс Дегвид она видь и мистр Д видь грамате не учены скозать спасибо вам бальшое за добрату ко мьне и джои што у ние абратна в Лондане када бида стрислас младшенкии детки поли и били аташли. и старшей нету а таперя мистр д абратна вирнул на стоки надеся суметы стлат осташися дениг к раждисву с налучш желани и важени мисс меги диггвид ея подпис X».
Внутри находилась сложенная двухфунтовая банкнота. Мы читали и перечитывали письмо, пытаясь в нем разобраться, но кое-что так и осталось нам неясно. На следующий день матушка сказала, что отправила деньги обратно, пояснив, что это была не ссуда, а подарок. Она также выражала миссис Дигвид соболезнование (если правильно поняла ее письмо). И еще она добавила пару слов, которые убедят миссис Дигвид не высылать остаток долга, заметила матушка довольно туманно.
Глава 25
Значение матушкиных слов я понял спустя недели три, когда пробудился от глубокого сна, как мне показалось, посреди ночи и увидел у своей постели матушку со свечой в руках. Склоняясь надо мной, она глядела с подавленным волнением.
– Что такое, мама? – сонным голосом спросил я.
– Вставай и живо одевайся, сыночек. Через полчаса мы уезжаем.
– Уезжаем? – С меня тут же слетели остатки сна. – Как, куда?
– Спускайся вниз. Миссис Биссетт подогревает тебе молоко.
– Но куда мы едем?
– Поторопись, Джонни. – Она стащила с меня одеяло. Я выпрыгнул из кровати и начал одеваться.
– Оденься теплей. Ночью будет холодно.
– Разве уже не ночь?
– Всего лишь начало первого. Поторапливайся.
– Мы куда-то уезжаем?
– Да.
Я был уже почти одет.
– Куда? – настаивал я.
– Не спрашивай, я ничего не скажу.
– Почему?
– Ну, ты не очень-то умеешь хранить секреты.
Я покраснел, вспомнив, как наболтал лишнее мистеру Барбеллиону на кладбище, а также сэру Персевалу и леди Момпессон, а ведь были еще случаи, о которых матушка не знала. Как ни странно, от этого я разозлился еще больше:
– Это нечестно. Ты должна сказать.
– Я не могу рисковать, Джонни. Ты можешь по чистой случайности проговориться.
– Да кому тут проговариваться? Биссетт я ничего не скажу. – Тут у меня возникло подозрение. – Или ты ей уже сказала?
– Нет. Миссис Биссетт не знала ничего, пока я два часа назад не разбудила ее и не попросила, чтобы она помогла мне упаковать вещи. Она очень задета, что я не стала ничего объяснять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172