– Дядюшка снова приболел, я хочу узнать, как он там. Вы ведь не выдадите меня, а, мастер Джонни?
Матушка, надо заметить, не высказывалась определенно по поводу прогулок в эту часть деревни, но ей и не было известно, что Сьюки меня туда водит.
– Нет, если ты обещаешь повести меня сегодня к дорожной заставе.
– К заставе? – весело прощебетала она. – Ну, хорошо. Мы сделаем петлю через Лоуэр-Хемпфорд.
Я был удивлен и даже разочарован столь легкой победой; Сьюки уронила себя в моих глазах, проявив такую уступчивость.
Мне пришло в голову, что Сьюки втайне идет против желаний моей матери, в точности как я вчера, когда рассматривал медальон и письмо. Если так может поступать Сьюки, то, наверное, в этом нет ничего плохого, но я все же чувствовал, что это плохо: мне ведь не хотелось, чтобы матушка меня тогда застала. Дело, по-видимому, заключалось в том, что нарушать запреты – поступок нехороший, но все же не такой плохой, как лгать или воровать. Если бы матушка, вернувшись в комнату, спросила, что я делал, я бы скорее сказал правду, чем солгал.
Скоро мы достигли Силвер-стрит, которая тянулась вдоль южного края Лугов и состояла из двух рядов низких домиков по обе стороны речки (ей следовало держаться в пределах своего широкого, размытого русла в середине дороги, но часто – как в этот день, после грозы – вода подступала к самому краю тротуаров). Домишки с кривыми стенами из дранки и глины, с гнилыми соломенными крышами словно бы норовили стыдливо спрятаться, отступить в грязь, от которой и так едва отличались. Напротив показался домик Сьюки, и нам, поскольку мы следовали другим берегом, пришлось перебираться по ряду больших плоских камней.
– А теперь будьте хорошим мальчиком, подождите здесь, – попросила Сьюки и вошла в дом.
Домик Сьюки прижимался к еще одному, точно такому же, как будто они искали друг в друге опору. Единственное окошко представляло собой небольшую дыру, забитую тряпками и щепками. Постукивая ногой об ногу и дуя на озябшие пальцы, я наблюдал, как несколько оборванных ребятишек тащили в соседний дом ведро воды. По другому берегу шли два мальчика с вязанками дров. Один был чуть старше меня, другой приблизительно мой ровесник. Жалкая, обтрепанная одежонка была им велика, босые ноги обмотаны дерюгой – так обычно ходила в морозы деревенская детвора.
– Ты откуда? – крикнул старший, и оба – недобрый знак – положили вязанки на землю.
– Ты ведь от священника, да? – прокричал второй.
Я помотал головой.
– Ты от священника, – настаивал старший мальчик. – Твой папа – его брат, приехал в гости.
– Нет, ты ошибаешься, – мягко возразил я.
– Тогда кто твой отец? – Мальчик ухмыльнулся.
Я заколебался, и он выкрикнул:
– Не желает говорить! Я увидел, как младший что-то поднял с земли. Не успел я опомниться, как в мою сторону полетел камень и шлепнулся в траву в нескольких футах от меня. Другой мальчик тоже наклонился за камнем.
– Я готов драться с одним, – крикнул я. – Но двое на одного – это нечестно.
– Да ну? – прозвучало в ответ, и в меня полетело два камня. Оба промазали, и старший мальчишка завопил:
– А ну, Дик! Давай на ту сторону, поймаем его и вздуем.
Набрав камней, они начали пересекать поток, но приостановились, чтобы дать еще один залп.
К счастью, один из камней ударил в дверь дома, и оттуда мгновенно выбежала Сьюки, угрожающе размахивая корзинкой (хотя вряд ли собиралась ею швыряться).
– Убирайся прочь, Том, сын Джо, а не то скажу твоему папаше, чтобы отделал тебя ремнем по первое число! К тебе Это тоже относится, Бобов Дик!
Бормоча угрозы, мальчишки подобрали свои вязанки и пошли дальше.
– Вы целы, мастер Джонни? – беспокойно спросила Сьюки.
– Да, Сьюки. Они промазали. Подошли бы ближе, я бы их так взгрел, как им и не снилось.
– Ну, слава богу, все обошлось, – вздохнула Сьюки и двинулась в путь.
– А почему мы туда идем? – спросил я, видя, что мы направляемся к Висельному холму.
– Я должна отнести еду моей бедной тете. – Сьюки указала на свою корзинку. – Больше пойти некому. Если мы поторопимся, то успеем смотаться в Хафем и обратно до чая. Но пообещайте никому не говорить, что мы туда ходили.
– Да-да, обещаю! – обрадовался я, так как слышал, что тропа в Хафем на одном из участков идет вдоль дороги на заставу.
Ага, Сьюки вела себя из рук вон плохо! Но мне случалось поступать даже хуже, чем вчера: я ведь скрыл от всех, что взломщик говорил со мной и что я его узнал. И про историю с кротовой лопатой я умолчал. Когда я набрался храбрости, чтобы спросить об этом старика-садовника, он как раз перестал к нам ходить.
– Сьюки, что стало с мистером Пимлоттом? – спросил я.
– Он больше не будет работать на вашу матушку. Пошел жить в богадельню.
– Почему?
– Потому что он слишком старый и не может сам за собой присмотреть. Как мой бедный дядя. Скоро он потеряет место – эконом так сказал ему и тете; слишком он хворый, какой из него теперь привратник. А если их выселят оттуда, в этом приходе им в богадельню не устроиться, придется возвращаться туда, где родились.
Мог ли мистер Пимлотт быть причастен к взлому? Пока Сьюки болтала, я снова задал себе этот вопрос. Тогда я в это не верил, отчасти потому, что вспоминал, как яростно он защищал собственность моей матушки от захватчика-крота. Но теперь думал, что, по молодости лет, мог и ошибаться. Или взломщик действовал в одиночку?
– Я никогда не верил, что Джоб замешан во взломе, – заметил я.
– Бог мой, мастер Джонни, как же так получилось: я целый день только о нем и думаю, и тут – бац! – вы называете его имя. Вы ведь знаете, его забрали в солдаты и увели, а все потому, что мистер Эмерис, что бы ни стряслось, во всем обвинял его.
Наверное, я был неправ, что промолчал, даже если правда грозила неприятностями мистеру Пимлотту.
– Сьюки, – спросил я, – разве хорошо с твоей стороны вести меня туда, ты же знаешь, моя мать этого не желает?
– Но мой дядя заболел! Хочешь не хочешь, а пойдешь.
– Выходит, иногда ты решаешь поступить плохо, потому что, если поступишь иначе, получится еще хуже?
– Верно-верно, мастер Джонни, – благодарно закивала она.
– Тогда, – обрадовался я, – ты с тем же успехом могла бы сказать: почему бы не нарушить закон, если тебе это нужно. Но знаешь, Сьюки, человек, который пробрался в наш дом, мог рассуждать точно так же.
Я как завороженный наблюдал за тем, какое мощное воздействие оказали мои слова на Сьюки: она застыла на месте и, потеряв дар речи, уставилась на меня.
– Но если он был голодный, мастер Джонни, – прорвало ее, – если он смотрел, как плачут от голода его детки, а он знал, что в доме есть что взять, а хозяевам эта вещь не нужна, они о ней даже не знают, а добывать ее трудно и опасно, то разве он будет не прав, если пойдет и попробует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172