Как мог он верить в такие ужасные идеи, как мог их высказывать? Неужели он и сам поступает так аморально? И все же то, что он говорил, нельзя было просто так отбросить: ведь это объясняло поведение Биссетт, а также людей, подобных миссис Марраблес и Избистерам.
– Неужели все-все должно продаваться и покупаться? – спросил я его, следуя собственным раздумьям. – Разве нет ничего священного?
– Ничего, – ответил он. Словно бы прочитав мои мысли, он продолжал: – Даже наши законы против каннибализма – не более чем продукт суеверий; в обстоятельствах, когда от нарушения этих законов зависит человеческая жизнь, ими неизбежно пренебрегают – а вернее, ими следует пренебречь.
– О нет! – Матушка зажала себе уши. – Не могу больше это слушать!
Мистер Пентекост взглянул на нее с тревогой, но его приятель поднялся на ноги и твердо сказал:
– Пойдем, Пентекост. Уже поздно. А кроме того, дружище, ты немного забылся. – Он обернулся к матушке: – Простите нас. Нам нечасто в последнее время случалось бывать в приличном обществе.
Он поклонился и почти насильно вывел своего друга из комнаты.
Когда за ними закрылась дверь, матушка вздохнула:
– Слава небесам, он ушел! Не хочу, чтобы он больше приходил, Джонни.
– О котором из джентльменов ты говоришь? – спросила мисс Квиллиам.
– Об этом ужасном мистере Пентекосте, конечно. – Матушка содрогнулась.
– Ну-ну, – возразила мисс Квиллиам, – думаю, внутри он лучше, чем снаружи.
– Уж очень снаружи нехорош. – На этом тема была исчерпана.
Меня тоже расстроило представление мистера Пентекоста об обществе как сборище хищников, каннибалов, бездумно преследующих свои эгоистические интересы. Не хотелось верить, что он прав. С другой стороны, слова мисс Квиллиам меня вдохновляли. Как замечательно: быть лендлордом и великодушно заботиться о тех, кто от тебя зависит!
Мисс Квиллиам взяла зеленую бутылочку, которую я часто видел у нее в руках, и потрясла. С обескураженным видом потрясла снова. Потом встала:
– Мне нужно ненадолго выйти.
– Уже очень поздно! – запротестовал я.
Она ушла, а я, заинтересовавшись, стал рассматривать бутылочку и обнаружил на ней этикетку: «Черная капля». Когда я поднес бутылочку к носу, матушка крикнула: «Не трогай, Джонни!» Сладковатый, чуть едкий запах показался мне знакомым.
Обернувшись за десять минут, мисс Квиллиам налила себе стакан джина и добавила туда две-три капли из вновь принесенной бутылочки.
Поймав на себе мой взгляд, она покраснела:
– Это средство называют утешением бедняков: дарует радость и снимает боль, как телесную, так и душевную. Оно часто меня спасало. Сейчас я принимаю всего три-четыре грана.
Едва ли не с облегчением я увидел, как матушка налила себе стакан «Сливок долины».
Через несколько дней я случайно встретил на лестничной площадке поднимавшихся к себе мистера Пентекоста и его друга. Они любезно пригласили меня в свой шатер восточного властелина в углу комнаты Пичментов, и я увидел, как уютно они там устроились.
– Садитесь, – предложил мистер Пентекост.
Усевшись, я поинтересовался:
– Как давно вы знакомы с мистером Силверлайтом?
– О, столько лет, что уже не сосчитать. Десять или двенадцать, наверное, а, Силверлайт? Наше знакомство состоялось, надо сказать, в менее благоприятных обстоятельствах, чем нынешние.
– В то время моим занятием было Право Справедливости, – с достоинством проговорил мистер Силверлайт. – Благороднейшее из человеческих достижений в области общественного правосудия.
Мистер Пентекост фыркнул.
– Говоря коротко, я был юристом, – продолжал мистер Силверлайт, не обращая внимания на своего друга.
– А вы, сэр? – обратился я ко второму джентльмену.
– Я не ограничивался одной стезей, – ответствовал тот.
Стези его, как я узнал, были весьма многообразны: в различные времена он занимался страхованием рисков, работал вексельным маклером, копировал рукописи для театра и так далее.
– Но, подобно моему компаньону, мне случалось также иметь дело с путаным и продажным установлением, которое парадоксально именуется общим правом, – продолжал мистер Пентекост. – Я говорю «парадоксально», ибо по тупости и абсурду оно далеко выходит за пределы «общих» случаев.
– Тут я солидарен со своим другом, – кивнул мистер Силверлайт.
– Но, мистер Силверлайт, вы ведь только что его хвалили!
– Мой дорогой юный друг, – напыщенно произнес мистер Силверлайт, – прошу, не делайте этой распространенной ошибки, не путайте Закон и Справедливость.
Упрек прозвучал столь красиво и торжественно, что я не решился спросить разъяснения.
От случая к случаю, – продолжил мистер Пентекост, Дабы мне помочь, – я зарабатывал свое пропитание в качестве скромной прислуги и Закона, и Справедливости – то есть в качестве писца. При переписке бумаг в суде лорд-канцлера и копировании документов требуется весьма совершенный почерк. Мне пришлось оставить это ремесло: стар стал, глаза не те и руки трясутся. – Он вытянул руку – она и вправду тряслась. – Но даже и сейчас мне случается копировать документы общего права или приказы суда.
– Я тоже перепробовал множество профессий, – вмешался мистер Силверлайт. – В юности я занимался коммерцией, унаследовал большую клиентуру, но не по своей вине попал в трудное положение. Меня подвела слишком легкая доступность кредита.
– Вы слишком доверяли людям? – спросил я.
– Наоборот. Увы, слишком многие доверяли мне. – Он покачал головой: – Алчность – великое зло.
– Верно, – подтвердил его друг. Он обратился ко мне: – Видите ли, алчные торговцы с большой готовностью брали с Силверлайта за свои товары простыми векселями, со скидкой, вместо того чтобы брать банкнотами, по нарицательной стоимости. Такое случается слишком часто.
В самом деле, подумал я, он и не подозревает, что у меня есть все основания с ним согласиться.
– Как раз по этой причине мы и летим в пропасть. – Продолжение речи мистера Пентекоста оказалось пророчеством. – Попомните мои слова, все это бумажное королевство через год-другой развалится, как карточный домик. Видите ли, кредит подразумевает доверие и потому – на нынешней ступени – является полнейшим абсурдом. Поскольку торговля представляет собой всеобщий обман и, соответственно, по самой своей природе несовместима с понятием доверия. Но эту манию подогревают сутяжники-адвокаты, которые делают огромные деньги на банкротствах, несостоятельности, компромиссных соглашениях и долговых тюрьмах.
– Да, на мне они изрядно нажились, – вздохнул мистер Силверлайт.
– Верно, – кивнул мистер Пентекост. И с некоторой робостью добавил: – Но, знаешь, Силверлайт, ты ведь сам виноват: проигрался…
– Бред, я не играю в азартные игры, – холодно отозвался мистер Силверлайт, – Разве что иногда играл в два кубика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Неужели все-все должно продаваться и покупаться? – спросил я его, следуя собственным раздумьям. – Разве нет ничего священного?
– Ничего, – ответил он. Словно бы прочитав мои мысли, он продолжал: – Даже наши законы против каннибализма – не более чем продукт суеверий; в обстоятельствах, когда от нарушения этих законов зависит человеческая жизнь, ими неизбежно пренебрегают – а вернее, ими следует пренебречь.
– О нет! – Матушка зажала себе уши. – Не могу больше это слушать!
Мистер Пентекост взглянул на нее с тревогой, но его приятель поднялся на ноги и твердо сказал:
– Пойдем, Пентекост. Уже поздно. А кроме того, дружище, ты немного забылся. – Он обернулся к матушке: – Простите нас. Нам нечасто в последнее время случалось бывать в приличном обществе.
Он поклонился и почти насильно вывел своего друга из комнаты.
Когда за ними закрылась дверь, матушка вздохнула:
– Слава небесам, он ушел! Не хочу, чтобы он больше приходил, Джонни.
– О котором из джентльменов ты говоришь? – спросила мисс Квиллиам.
– Об этом ужасном мистере Пентекосте, конечно. – Матушка содрогнулась.
– Ну-ну, – возразила мисс Квиллиам, – думаю, внутри он лучше, чем снаружи.
– Уж очень снаружи нехорош. – На этом тема была исчерпана.
Меня тоже расстроило представление мистера Пентекоста об обществе как сборище хищников, каннибалов, бездумно преследующих свои эгоистические интересы. Не хотелось верить, что он прав. С другой стороны, слова мисс Квиллиам меня вдохновляли. Как замечательно: быть лендлордом и великодушно заботиться о тех, кто от тебя зависит!
Мисс Квиллиам взяла зеленую бутылочку, которую я часто видел у нее в руках, и потрясла. С обескураженным видом потрясла снова. Потом встала:
– Мне нужно ненадолго выйти.
– Уже очень поздно! – запротестовал я.
Она ушла, а я, заинтересовавшись, стал рассматривать бутылочку и обнаружил на ней этикетку: «Черная капля». Когда я поднес бутылочку к носу, матушка крикнула: «Не трогай, Джонни!» Сладковатый, чуть едкий запах показался мне знакомым.
Обернувшись за десять минут, мисс Квиллиам налила себе стакан джина и добавила туда две-три капли из вновь принесенной бутылочки.
Поймав на себе мой взгляд, она покраснела:
– Это средство называют утешением бедняков: дарует радость и снимает боль, как телесную, так и душевную. Оно часто меня спасало. Сейчас я принимаю всего три-четыре грана.
Едва ли не с облегчением я увидел, как матушка налила себе стакан «Сливок долины».
Через несколько дней я случайно встретил на лестничной площадке поднимавшихся к себе мистера Пентекоста и его друга. Они любезно пригласили меня в свой шатер восточного властелина в углу комнаты Пичментов, и я увидел, как уютно они там устроились.
– Садитесь, – предложил мистер Пентекост.
Усевшись, я поинтересовался:
– Как давно вы знакомы с мистером Силверлайтом?
– О, столько лет, что уже не сосчитать. Десять или двенадцать, наверное, а, Силверлайт? Наше знакомство состоялось, надо сказать, в менее благоприятных обстоятельствах, чем нынешние.
– В то время моим занятием было Право Справедливости, – с достоинством проговорил мистер Силверлайт. – Благороднейшее из человеческих достижений в области общественного правосудия.
Мистер Пентекост фыркнул.
– Говоря коротко, я был юристом, – продолжал мистер Силверлайт, не обращая внимания на своего друга.
– А вы, сэр? – обратился я ко второму джентльмену.
– Я не ограничивался одной стезей, – ответствовал тот.
Стези его, как я узнал, были весьма многообразны: в различные времена он занимался страхованием рисков, работал вексельным маклером, копировал рукописи для театра и так далее.
– Но, подобно моему компаньону, мне случалось также иметь дело с путаным и продажным установлением, которое парадоксально именуется общим правом, – продолжал мистер Пентекост. – Я говорю «парадоксально», ибо по тупости и абсурду оно далеко выходит за пределы «общих» случаев.
– Тут я солидарен со своим другом, – кивнул мистер Силверлайт.
– Но, мистер Силверлайт, вы ведь только что его хвалили!
– Мой дорогой юный друг, – напыщенно произнес мистер Силверлайт, – прошу, не делайте этой распространенной ошибки, не путайте Закон и Справедливость.
Упрек прозвучал столь красиво и торжественно, что я не решился спросить разъяснения.
От случая к случаю, – продолжил мистер Пентекост, Дабы мне помочь, – я зарабатывал свое пропитание в качестве скромной прислуги и Закона, и Справедливости – то есть в качестве писца. При переписке бумаг в суде лорд-канцлера и копировании документов требуется весьма совершенный почерк. Мне пришлось оставить это ремесло: стар стал, глаза не те и руки трясутся. – Он вытянул руку – она и вправду тряслась. – Но даже и сейчас мне случается копировать документы общего права или приказы суда.
– Я тоже перепробовал множество профессий, – вмешался мистер Силверлайт. – В юности я занимался коммерцией, унаследовал большую клиентуру, но не по своей вине попал в трудное положение. Меня подвела слишком легкая доступность кредита.
– Вы слишком доверяли людям? – спросил я.
– Наоборот. Увы, слишком многие доверяли мне. – Он покачал головой: – Алчность – великое зло.
– Верно, – подтвердил его друг. Он обратился ко мне: – Видите ли, алчные торговцы с большой готовностью брали с Силверлайта за свои товары простыми векселями, со скидкой, вместо того чтобы брать банкнотами, по нарицательной стоимости. Такое случается слишком часто.
В самом деле, подумал я, он и не подозревает, что у меня есть все основания с ним согласиться.
– Как раз по этой причине мы и летим в пропасть. – Продолжение речи мистера Пентекоста оказалось пророчеством. – Попомните мои слова, все это бумажное королевство через год-другой развалится, как карточный домик. Видите ли, кредит подразумевает доверие и потому – на нынешней ступени – является полнейшим абсурдом. Поскольку торговля представляет собой всеобщий обман и, соответственно, по самой своей природе несовместима с понятием доверия. Но эту манию подогревают сутяжники-адвокаты, которые делают огромные деньги на банкротствах, несостоятельности, компромиссных соглашениях и долговых тюрьмах.
– Да, на мне они изрядно нажились, – вздохнул мистер Силверлайт.
– Верно, – кивнул мистер Пентекост. И с некоторой робостью добавил: – Но, знаешь, Силверлайт, ты ведь сам виноват: проигрался…
– Бред, я не играю в азартные игры, – холодно отозвался мистер Силверлайт, – Разве что иногда играл в два кубика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172