ориентироваться мне позволяли только шорох ее шагов и мелькавшая время от времени в зарослях голова. Вдоль ручейка, который сочился в бассейн под нами, мы карабкались к маленькому строению.
Она дождалась меня на ступеньках, откуда низвергался ручей.
– Так и думала, что ты непременно придешь на свидание, – сказала она. – Я ждала тебя.
Не осмелившись спросить, что значит «свидание», я проговорил:
– Нас здесь никто не застигнет?
– Никто. В Пантеон никто не ходит; думаю, все просто забыли, что он существует.
– Что такое Пантеон? – Я махнул рукой на свою гордость.
– Летний домик, конечно.
Глядя на него, я внезапно осознал, что вспоминалось мне сегодня, когда я смотрел в саду на две борющиеся фигуры: это были статуи, стоявшие на вершине круглой колоннады. Стиль был тот же самый, и камень точно так же разрушен.
Опустив взгляд, я заметил над одевавшим долину лесом подобие высоких кирпичных труб.
– Что это там?
– Это Старый Холл.
Конечно. Его упоминала моя матушка. Спустившись чуть ниже, я стал рассматривать его сквозь гущу деревьев. Я видел скрученные спиралью дымовые трубы из декоративного кирпича над старинными фронтонами и голые балки там, где обвалилась крыша. Воздух наполняло мелодичное воркование воды; лес откликался зеленым шелестом. Подо мной, на одном уровне со старым зданием, которое оставалось скрытым от моих глаз, я заметил группу из четырех вязов. Они располагались четырехугольником, и мне внезапно пришла на ум история о дуэли, рассказанная миссис Белфлауэр. Была ли она правдивой? Я видел, что в центре прямоугольника статуи нет, зато под каждым деревом стоит по одной.
Я вернулся к своей спутнице, и мы сели, устроившись на низкой балюстраде рядом с верхом водопада.
– У меня всего несколько минут, – сказал я. – Нужно вернуться, пока не заметили, что меня нет. Жаль, что я не застал тебя три недели назад. Где ты была?
– После того как мы с тобой встретились, мои опекуны тут же решили почему-то, что нам всем надо возвращаться в Лондон.
– Сразу же после этого?
– Да. В тот же день. А на следующий день мы снялись с места.
– Тогда почему они так скоро вернулись сюда?
– Ты ошибаешься. Они до сих пор там. – Она помедлила, и я заметил, что она расстроена. – В Лондоне что-то случилось. Мисс Квиллиам отказали от места. Меня отослали обратно сюда, снова под опеку экономки.
– Почему ее уволили?
Генриетта покачала головой.
– Не знаю. Никто мне ничего не говорит, а ей не разрешили даже попрощаться. Но я не верю, что она в чем-то провинилась. Она первая гувернантка, которую я полюбила, наверняка как раз за это ее и услали.
Я заверил ее, что очень огорчен и что мисс Квиллиам пришлась мне по душе, потом объяснил, как мне удалось убежать из-под надзора, и добавил, что второго такого случая может не представиться. И заверил:
– Но если смогу, я приду непременно.
– Меня ты не найдешь, – мрачно отозвалась Генриетта. – Во вторник мне придется уехать, может быть, на много лет.
– Куда?
– Меня посылают в школу. В Брюссель. Опекуны говорят, что отчаялись найти мне гувернантку, какой можно доверять.
– Ты огорчаешься, что придется уехать?
– Нет, – сказала она после недолгого раздумья. – Я избавлюсь от Тома. А друзей у меня здесь нет, кроме тебя и двоюродной бабушки.
– Тогда мы, может быть, не увидимся много лет.
– Или вообще никогда, – вздохнула она. – И ты меня забудешь.
Немного удивленный ее торжественным тоном, я принялся уверять, что не забуду, но она прервала меня:
– Давай я вручу тебе подарок на память. Дамы в книгах всегда так поступают.
Она поспешно стянула с пальца колечко и сунула мне в руку. Это был обруч из оловянного сплава с красным стеклышком и буквами «Л. Р.» на лицевой стороне.
– Я не могу… – начал я.
Она сказала твердо:
– Оно ничего не стоит, иначе бы мне его не оставили. Но оно принадлежало моей матери.
– Если оно матушкино, это очень ценная вещь для тебя, – запротестовал я.
– Да, очень ценная. Потому-то я и хочу, чтобы оно было у тебя.
Я сунул было колечко в карман, но Генриетта проговорила:
– Ты должен обещать, что всегда будешь носить его.
– Обещаю, что оно всегда будет при мне. – Я надел кольцо. – Но у меня нет ничего, чтобы дать взамен, – огорченно воскликнул я.
Я наскоро обшарил карманы, но среди мальчишеских сокровищ: веревочек, камешков странной формы, каштанов и железок неизвестного назначения – не нашлось ничего подходящего, кроме моей любимой вещицы – маленького инструмента для удаления камней из лошадиных копыт. Я подумал, не подарить ли его Генриетте, но решил, что она вряд ли оценит эту жертву.
– У меня есть еще кольцо. – Генриетта вынула колечко, похожее на первое, но без инициалов. – Подари его мне. – Генриетта дала мне кольцо.
Озадаченный, я послушался.
– Теперь мы должны поцеловаться на прощание, – заявила Генриетта. – А потом ты быстро уйдешь прочь, только один раз на меня оглянувшись.
– Насчет поцелуя это точно?
Она шагнула ко мне, и я, радуясь, что за моим позорным деянием никто не наблюдает, чмокнул ее в прохладную щеку, а потом выполнил остальное, о чем распорядилась Генриетта.
Прежде чем затеряться среди деревьев, я оглянулся и увидел маленькую фигурку, которая стояла неподвижно со скрещенными на груди руками. Я не был уверен, что мне полагается махнуть рукой, но поднял ладонь в торжественном приветствии, а затем нырнул в тень листвы.
Быстро, но все же осторожно я пересек парк тем же путем, ускоряя шаги, потому что северный горизонт внезапно потемнел. Через несколько минут, когда я спешил берегом реки по ту сторону дороги, над головой стали собираться лиловые грозовые тучи, задул холодный ветер и справа возникла двигавшаяся в мою сторону стена ливня. Я понял, что, если буду возвращаться прежним кружным путем, через сад и потайную калитку, то дождь меня настигнет. Решив избрать кратчайшую дорогу, я отвернул от реки и побежал через поля к деревне. Полотно дождя, сверкая на солнце, приближалось, волоча за собой шлейф тени. На околице оно меня догнало и с головы до ног вымочило мелкими струями. Все еще надеясь добраться домой незамеченным, я побежал по Хай-стрит, чтобы свернуть на дорожку и через фермерский сад проникнуть в наш парк, пока матушка с Биссетт не всполошились оттого, что внезапный ливень не загнал меня под крышу.
Однако у нашего дома я увидел карету, и это было так необычно, что я направился не к дорожке, а к парадному входу.
Матушка с Биссетт стояли на ступеньках вместе с посторонним джентльменом и под проливным дождем о чем-то с ним спорили. Матушка размахивала чем-то перед носом незнакомца. Биссетт как будто пыталась отнять у нее этот предмет, а джентльмен протестующе выставлял ладони.
– Это будет ваше, только верните назад сына, – кричала матушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Она дождалась меня на ступеньках, откуда низвергался ручей.
– Так и думала, что ты непременно придешь на свидание, – сказала она. – Я ждала тебя.
Не осмелившись спросить, что значит «свидание», я проговорил:
– Нас здесь никто не застигнет?
– Никто. В Пантеон никто не ходит; думаю, все просто забыли, что он существует.
– Что такое Пантеон? – Я махнул рукой на свою гордость.
– Летний домик, конечно.
Глядя на него, я внезапно осознал, что вспоминалось мне сегодня, когда я смотрел в саду на две борющиеся фигуры: это были статуи, стоявшие на вершине круглой колоннады. Стиль был тот же самый, и камень точно так же разрушен.
Опустив взгляд, я заметил над одевавшим долину лесом подобие высоких кирпичных труб.
– Что это там?
– Это Старый Холл.
Конечно. Его упоминала моя матушка. Спустившись чуть ниже, я стал рассматривать его сквозь гущу деревьев. Я видел скрученные спиралью дымовые трубы из декоративного кирпича над старинными фронтонами и голые балки там, где обвалилась крыша. Воздух наполняло мелодичное воркование воды; лес откликался зеленым шелестом. Подо мной, на одном уровне со старым зданием, которое оставалось скрытым от моих глаз, я заметил группу из четырех вязов. Они располагались четырехугольником, и мне внезапно пришла на ум история о дуэли, рассказанная миссис Белфлауэр. Была ли она правдивой? Я видел, что в центре прямоугольника статуи нет, зато под каждым деревом стоит по одной.
Я вернулся к своей спутнице, и мы сели, устроившись на низкой балюстраде рядом с верхом водопада.
– У меня всего несколько минут, – сказал я. – Нужно вернуться, пока не заметили, что меня нет. Жаль, что я не застал тебя три недели назад. Где ты была?
– После того как мы с тобой встретились, мои опекуны тут же решили почему-то, что нам всем надо возвращаться в Лондон.
– Сразу же после этого?
– Да. В тот же день. А на следующий день мы снялись с места.
– Тогда почему они так скоро вернулись сюда?
– Ты ошибаешься. Они до сих пор там. – Она помедлила, и я заметил, что она расстроена. – В Лондоне что-то случилось. Мисс Квиллиам отказали от места. Меня отослали обратно сюда, снова под опеку экономки.
– Почему ее уволили?
Генриетта покачала головой.
– Не знаю. Никто мне ничего не говорит, а ей не разрешили даже попрощаться. Но я не верю, что она в чем-то провинилась. Она первая гувернантка, которую я полюбила, наверняка как раз за это ее и услали.
Я заверил ее, что очень огорчен и что мисс Квиллиам пришлась мне по душе, потом объяснил, как мне удалось убежать из-под надзора, и добавил, что второго такого случая может не представиться. И заверил:
– Но если смогу, я приду непременно.
– Меня ты не найдешь, – мрачно отозвалась Генриетта. – Во вторник мне придется уехать, может быть, на много лет.
– Куда?
– Меня посылают в школу. В Брюссель. Опекуны говорят, что отчаялись найти мне гувернантку, какой можно доверять.
– Ты огорчаешься, что придется уехать?
– Нет, – сказала она после недолгого раздумья. – Я избавлюсь от Тома. А друзей у меня здесь нет, кроме тебя и двоюродной бабушки.
– Тогда мы, может быть, не увидимся много лет.
– Или вообще никогда, – вздохнула она. – И ты меня забудешь.
Немного удивленный ее торжественным тоном, я принялся уверять, что не забуду, но она прервала меня:
– Давай я вручу тебе подарок на память. Дамы в книгах всегда так поступают.
Она поспешно стянула с пальца колечко и сунула мне в руку. Это был обруч из оловянного сплава с красным стеклышком и буквами «Л. Р.» на лицевой стороне.
– Я не могу… – начал я.
Она сказала твердо:
– Оно ничего не стоит, иначе бы мне его не оставили. Но оно принадлежало моей матери.
– Если оно матушкино, это очень ценная вещь для тебя, – запротестовал я.
– Да, очень ценная. Потому-то я и хочу, чтобы оно было у тебя.
Я сунул было колечко в карман, но Генриетта проговорила:
– Ты должен обещать, что всегда будешь носить его.
– Обещаю, что оно всегда будет при мне. – Я надел кольцо. – Но у меня нет ничего, чтобы дать взамен, – огорченно воскликнул я.
Я наскоро обшарил карманы, но среди мальчишеских сокровищ: веревочек, камешков странной формы, каштанов и железок неизвестного назначения – не нашлось ничего подходящего, кроме моей любимой вещицы – маленького инструмента для удаления камней из лошадиных копыт. Я подумал, не подарить ли его Генриетте, но решил, что она вряд ли оценит эту жертву.
– У меня есть еще кольцо. – Генриетта вынула колечко, похожее на первое, но без инициалов. – Подари его мне. – Генриетта дала мне кольцо.
Озадаченный, я послушался.
– Теперь мы должны поцеловаться на прощание, – заявила Генриетта. – А потом ты быстро уйдешь прочь, только один раз на меня оглянувшись.
– Насчет поцелуя это точно?
Она шагнула ко мне, и я, радуясь, что за моим позорным деянием никто не наблюдает, чмокнул ее в прохладную щеку, а потом выполнил остальное, о чем распорядилась Генриетта.
Прежде чем затеряться среди деревьев, я оглянулся и увидел маленькую фигурку, которая стояла неподвижно со скрещенными на груди руками. Я не был уверен, что мне полагается махнуть рукой, но поднял ладонь в торжественном приветствии, а затем нырнул в тень листвы.
Быстро, но все же осторожно я пересек парк тем же путем, ускоряя шаги, потому что северный горизонт внезапно потемнел. Через несколько минут, когда я спешил берегом реки по ту сторону дороги, над головой стали собираться лиловые грозовые тучи, задул холодный ветер и справа возникла двигавшаяся в мою сторону стена ливня. Я понял, что, если буду возвращаться прежним кружным путем, через сад и потайную калитку, то дождь меня настигнет. Решив избрать кратчайшую дорогу, я отвернул от реки и побежал через поля к деревне. Полотно дождя, сверкая на солнце, приближалось, волоча за собой шлейф тени. На околице оно меня догнало и с головы до ног вымочило мелкими струями. Все еще надеясь добраться домой незамеченным, я побежал по Хай-стрит, чтобы свернуть на дорожку и через фермерский сад проникнуть в наш парк, пока матушка с Биссетт не всполошились оттого, что внезапный ливень не загнал меня под крышу.
Однако у нашего дома я увидел карету, и это было так необычно, что я направился не к дорожке, а к парадному входу.
Матушка с Биссетт стояли на ступеньках вместе с посторонним джентльменом и под проливным дождем о чем-то с ним спорили. Матушка размахивала чем-то перед носом незнакомца. Биссетт как будто пыталась отнять у нее этот предмет, а джентльмен протестующе выставлял ладони.
– Это будет ваше, только верните назад сына, – кричала матушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172