Произошли некоторые неприятности – из-за мальчишеских проказ, как считает сэр Персевал. Так или иначе, нам нужен другой гувернер. Не подыщете ли кандидатуру, на этот раз молодого человека более крепкого склада?
– Я займусь этим, леди Момпессон. И, пока я не ушел, важные новости из Хафема. Теперь, когда собрана осенняя рента, Ассиндер сообщает мне, что доходы опять снизились и цифры столь низки, что это заставляет тревожиться. Виной в основном прежнее затруднение: невозможно найти арендаторов, согласных взять ферму, где налог в пользу бедных почти равен арендной плате.
– Я думала, мистер Ассиндер улаживает вопрос с бедняками, приписанными к приходу?
– По его словам, он продвигает это дело со всей возможной поспешностью, леди Момпессон. Но в то же время я должен вновь вас предостеречь…
Он умолкает, задумчиво глядя на собеседницу.
– Я готова признать, что вы правы насчет мистера Ассиндера, – кивает она. – Но имейте в виду: сэр Персевал по-прежнему не желает слышать о нем ничего плохого.
Сэр Персевал повторяет свой жест, причем в этот раз нетерпеливо трясет головой; адвокат отвечает поклоном на холодную прощальную улыбку леди Момпессон и спешит в другой конец комнаты.
Глава 27
За ночь мы дважды поменяли лошадей, хотя у меня остались только расплывчатые воспоминания о том, как меня, полусонного, переносили из темного нутра кареты в ярко освещенную столовую. Проснувшись, я обнаружил, что моя голова лежит на плече все еще спящей матушки. С другой стороны от меня сидел пожилой джентльмен, также крепко спавший; я не мог оторвать взгляд от его рта, который то приоткрывался, то захлопывался. Утро было сумрачное, вчерашняя хорошая погода улетучилась – или, быть может, осталась на севере, у нас за спиной. Небо было затянуто низкими облаками, откуда время от времени сыпался мелкий дождичек, словно золотой конец лета разом сменился серым началом осени. Мы путешествовали весь долгий день и всю следующую ночь, и мой первоначальный восторг быстро сменился скукой от заключения в тряской карете.
На самом рассвете карета прогромыхала под аркой, въезжая в гостиничный двор. Не вполне проснувшаяся матушка выглянула из окошка:
– Что это за город?
Пожилой джентльмен, всхрапнув, пробудился и ответил:
– Хартфорд. «Синий дракон».
Матушка вздрогнула, и сон слетел с нее окончательно.
Кондуктор громогласно объявил, что у нас есть пять минут, и мы в большой спешке ринулись в зал для пассажиров. (Пока мы ели, я с изумлением заметил, как в дальнем углу брили какого-то джентльмена.)
– Мы почти приехали, – сказала матушка за кофе.
– Мама, кого ты знаешь в Лондоне? – спросил я.
– Никого, кроме мистера Сансью. Я сразу отправлюсь к нему и спрошу совета, как нам прожить на наши гроши.
Тут я решился затронуть вслух предмет, о котором уже некоторое время размышлял втайне:
– Мама, тебе не приходило в голову, что мистер Сансью поступил с нами не совсем хорошо?
Она призналась, что эта мысль посещала и ее; поставив наконец перед собой этот вопрос, мы откровенно обсудили, был ли мистер Сансью честен, когда давал нам столь пагубные советы. Матушка упирала на то, что у него не было причин нас обманывать, я же сослался на историю миссис Дигвид о том, как ее муж потерял деньги в строительной спекуляции; по моему предположению, затея, к участию в которой нас подтолкнул мистер Сансью, могла быть обманом с самого начала. И еще, продолжал я, мне подозрителен его интерес к тому, есть ли у нас что-нибудь на продажу; не мог ли он, спросил я матушку, прознать о кодицилле, о его ценности для некоторых людей.
Она долго молчала, потом произнесла:
– Да, вероятно, ты прав. Может, он-то и выдал нас нашему врагу, хотя не понимаю, как он нашел к нему дорожку. Но верно, он всегда знал мою настоящую фамилию и мог извлечь из этого пользу.
Как я ее ни уговаривал, матушка не назвала мне «настоящую» нашу фамилию; оставалось только предполагать, что это была та самая, начинавшаяся с «К», которая попалась мне на глаза уже давно, когда я толком не умел читать.
Наконец я спросил:
– Мама, а какой фамилией мы назовемся сейчас?
Она удивленно подняла брови.
– Ты о чем?
– Я думаю, раз кто-то нас разыскивает, нам нужно взять другую фамилию.
– Другую фамилию? Как странно было бы здесь… – начала она тихонько и замолкла.
Она не пояснила свои слова (я понял их лишь много позже), но согласилась с тем, что новую фамилию выбрать необходимо. Нам вспомнилась деревушка Оффланд вблизи Мелторпа, куда мы часто ходили, и на этом названии мы и остановились. Странная штука эти фамилии, думал я, повторяя про себя: «Джон Оффланд».
– Идти нам не к кому, – сказал я. – Разве что к вдове дяди Мартина?
– Ох, Джонни, это невозможно. Я едва с ней знакома. Она была молодой женщиной, а я – девочкой.
– Но ведь она твоя родственница?
– По-моему, да. Наши семьи были связаны, но не очень тесно: мой отец не был знаком с ее отцом. А приблизительно в то время, когда она вышла за дядю Мартина, мой отец с ним поссорился, и впоследствии я с ней почти не общалась.
– Из-за чего они поссорились?
– Уже неважно. Это очень долгая история. Когда-нибудь узнаешь.
Я собирался спросить, что означали намеки, оброненные ею раньше, но нас прервал кондуктор, объявивший, что карета вот-вот отправляется. Джентльмен, сидевший напротив нас, не вернулся, но сели два новых пассажира – элегантная дама с юнцом несколькими годами старше меня, – и мы отправились.
Леди (она назвала себя миссис Попплстоун, путешествующей со своим сыном Дейвидом, на что матушка, несколько смешавшись, представила нас: «Миссис и мастер Оффланд») завязала с моей матерью разговор, и вскоре они сдружились.
Лондона не было видно, но я уже ощущал его в горьком запахе угля, щекотавшем нос и глотку, затем на горизонте показалась темная туча, она росла и росла – и это был дым сотен и тысяч каминов. Мы миновали еще несколько миль; вокруг множились деревни, жавшиеся к дороге, словно боялись остаться без ее покровительства; расстояния между ними делались короче. Под конец деревни пошли сплошняком, и я воскликнул: «Это точно Лондон!» Однако матушка, а с нею приятная дама и ее сын засмеялись и уверили меня, что я ошибся. Эта сцена повторялась несколько раз, ибо я не мог взять в толк, что почти непрерывные ряды магазинов и красивых домов и улиц – это всего лишь разросшиеся деревни за окраиной столицы.
Я замечал, что матушка волнуется почти так же, как я.
– Он кажется еще большим, чем всегда, – тихонько сказала она; глаза ее сверкали.
Но наконец мы проехали через заставу, которая к тому времени была устроена на Нью-роуд, и мои попутчики признали: да, вот уже и Лондон. Теперь я начал удивляться тому, что улицы сменяют и сменяют одна другую, а противоположный край города все не показывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Я займусь этим, леди Момпессон. И, пока я не ушел, важные новости из Хафема. Теперь, когда собрана осенняя рента, Ассиндер сообщает мне, что доходы опять снизились и цифры столь низки, что это заставляет тревожиться. Виной в основном прежнее затруднение: невозможно найти арендаторов, согласных взять ферму, где налог в пользу бедных почти равен арендной плате.
– Я думала, мистер Ассиндер улаживает вопрос с бедняками, приписанными к приходу?
– По его словам, он продвигает это дело со всей возможной поспешностью, леди Момпессон. Но в то же время я должен вновь вас предостеречь…
Он умолкает, задумчиво глядя на собеседницу.
– Я готова признать, что вы правы насчет мистера Ассиндера, – кивает она. – Но имейте в виду: сэр Персевал по-прежнему не желает слышать о нем ничего плохого.
Сэр Персевал повторяет свой жест, причем в этот раз нетерпеливо трясет головой; адвокат отвечает поклоном на холодную прощальную улыбку леди Момпессон и спешит в другой конец комнаты.
Глава 27
За ночь мы дважды поменяли лошадей, хотя у меня остались только расплывчатые воспоминания о том, как меня, полусонного, переносили из темного нутра кареты в ярко освещенную столовую. Проснувшись, я обнаружил, что моя голова лежит на плече все еще спящей матушки. С другой стороны от меня сидел пожилой джентльмен, также крепко спавший; я не мог оторвать взгляд от его рта, который то приоткрывался, то захлопывался. Утро было сумрачное, вчерашняя хорошая погода улетучилась – или, быть может, осталась на севере, у нас за спиной. Небо было затянуто низкими облаками, откуда время от времени сыпался мелкий дождичек, словно золотой конец лета разом сменился серым началом осени. Мы путешествовали весь долгий день и всю следующую ночь, и мой первоначальный восторг быстро сменился скукой от заключения в тряской карете.
На самом рассвете карета прогромыхала под аркой, въезжая в гостиничный двор. Не вполне проснувшаяся матушка выглянула из окошка:
– Что это за город?
Пожилой джентльмен, всхрапнув, пробудился и ответил:
– Хартфорд. «Синий дракон».
Матушка вздрогнула, и сон слетел с нее окончательно.
Кондуктор громогласно объявил, что у нас есть пять минут, и мы в большой спешке ринулись в зал для пассажиров. (Пока мы ели, я с изумлением заметил, как в дальнем углу брили какого-то джентльмена.)
– Мы почти приехали, – сказала матушка за кофе.
– Мама, кого ты знаешь в Лондоне? – спросил я.
– Никого, кроме мистера Сансью. Я сразу отправлюсь к нему и спрошу совета, как нам прожить на наши гроши.
Тут я решился затронуть вслух предмет, о котором уже некоторое время размышлял втайне:
– Мама, тебе не приходило в голову, что мистер Сансью поступил с нами не совсем хорошо?
Она призналась, что эта мысль посещала и ее; поставив наконец перед собой этот вопрос, мы откровенно обсудили, был ли мистер Сансью честен, когда давал нам столь пагубные советы. Матушка упирала на то, что у него не было причин нас обманывать, я же сослался на историю миссис Дигвид о том, как ее муж потерял деньги в строительной спекуляции; по моему предположению, затея, к участию в которой нас подтолкнул мистер Сансью, могла быть обманом с самого начала. И еще, продолжал я, мне подозрителен его интерес к тому, есть ли у нас что-нибудь на продажу; не мог ли он, спросил я матушку, прознать о кодицилле, о его ценности для некоторых людей.
Она долго молчала, потом произнесла:
– Да, вероятно, ты прав. Может, он-то и выдал нас нашему врагу, хотя не понимаю, как он нашел к нему дорожку. Но верно, он всегда знал мою настоящую фамилию и мог извлечь из этого пользу.
Как я ее ни уговаривал, матушка не назвала мне «настоящую» нашу фамилию; оставалось только предполагать, что это была та самая, начинавшаяся с «К», которая попалась мне на глаза уже давно, когда я толком не умел читать.
Наконец я спросил:
– Мама, а какой фамилией мы назовемся сейчас?
Она удивленно подняла брови.
– Ты о чем?
– Я думаю, раз кто-то нас разыскивает, нам нужно взять другую фамилию.
– Другую фамилию? Как странно было бы здесь… – начала она тихонько и замолкла.
Она не пояснила свои слова (я понял их лишь много позже), но согласилась с тем, что новую фамилию выбрать необходимо. Нам вспомнилась деревушка Оффланд вблизи Мелторпа, куда мы часто ходили, и на этом названии мы и остановились. Странная штука эти фамилии, думал я, повторяя про себя: «Джон Оффланд».
– Идти нам не к кому, – сказал я. – Разве что к вдове дяди Мартина?
– Ох, Джонни, это невозможно. Я едва с ней знакома. Она была молодой женщиной, а я – девочкой.
– Но ведь она твоя родственница?
– По-моему, да. Наши семьи были связаны, но не очень тесно: мой отец не был знаком с ее отцом. А приблизительно в то время, когда она вышла за дядю Мартина, мой отец с ним поссорился, и впоследствии я с ней почти не общалась.
– Из-за чего они поссорились?
– Уже неважно. Это очень долгая история. Когда-нибудь узнаешь.
Я собирался спросить, что означали намеки, оброненные ею раньше, но нас прервал кондуктор, объявивший, что карета вот-вот отправляется. Джентльмен, сидевший напротив нас, не вернулся, но сели два новых пассажира – элегантная дама с юнцом несколькими годами старше меня, – и мы отправились.
Леди (она назвала себя миссис Попплстоун, путешествующей со своим сыном Дейвидом, на что матушка, несколько смешавшись, представила нас: «Миссис и мастер Оффланд») завязала с моей матерью разговор, и вскоре они сдружились.
Лондона не было видно, но я уже ощущал его в горьком запахе угля, щекотавшем нос и глотку, затем на горизонте показалась темная туча, она росла и росла – и это был дым сотен и тысяч каминов. Мы миновали еще несколько миль; вокруг множились деревни, жавшиеся к дороге, словно боялись остаться без ее покровительства; расстояния между ними делались короче. Под конец деревни пошли сплошняком, и я воскликнул: «Это точно Лондон!» Однако матушка, а с нею приятная дама и ее сын засмеялись и уверили меня, что я ошибся. Эта сцена повторялась несколько раз, ибо я не мог взять в толк, что почти непрерывные ряды магазинов и красивых домов и улиц – это всего лишь разросшиеся деревни за окраиной столицы.
Я замечал, что матушка волнуется почти так же, как я.
– Он кажется еще большим, чем всегда, – тихонько сказала она; глаза ее сверкали.
Но наконец мы проехали через заставу, которая к тому времени была устроена на Нью-роуд, и мои попутчики признали: да, вот уже и Лондон. Теперь я начал удивляться тому, что улицы сменяют и сменяют одна другую, а противоположный край города все не показывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172