Заслышав мои шаги, она обернулась – это была Сьюки. Она всмотрелась, брови ее поползли вверх.
– Да, Сьюки. Это я.
Она кинулась ко мне:
– Мастер Джонни!
Я очутился в ее объятиях, и сколько тут нахлынуло воспоминаний! После всего пережитого в душе моей словно бы затянулся тугой узел, теперь он разорвался, и я зарыдал.
– Я вас сперва и не признала! – воскликнула Сьюки, отодвинувшись на расстояние вытянутой руки. – Вы так выросли. И отощали. – Она снова обхватила меня. – Что с вами стряслось? А где ваша любезная маменька? С нею все хорошо?
Но когда я открыл рот, Сьюки замахала на меня руками, чтобы я погодил с объяснениями. Она усадила меня перед очагом, налила из котелка тарелку густой похлебки и положила рядом с тарелкой кусок грубого ячменного хлеба, какой пекут на севере. На сковороде с длинной ручкой она поджарила со свиным жиром несколько картофелин и тоже дала мне, и я с наслаждением поглотил их вслед за похлебкой.
После еды (первой горячей пищи за несколько месяцев) мне было позволено ответить всего на один вопрос:
– Как ваша маменька?
– Была в добром здравии, когда мы в последний раз виделись.
Что означали эти слова, Сьюки прочла у меня на лице.
– Погодите, пока я уложу детей, – шепнула она. Под ее надзором дети (две девочки приблизительно десяти и шести лет и мальчик лет восьми) умылись и приготовились ко сну, затем Сьюки вернулась к очагу и устало села рядом со мной.
– Как вы все? – спросил я.
Сьюки опустила глаза:
– Мама умерла этой зимой. А Салли этим пожиткиным днем свела в могилу лихорадка.
– Бог ты мой. А как остальные?
Девочки пособляют мне в работе. Эймос берется за все, что попадается под руку. Джем теперь заместо Гарри бьет ворон для фермера Лубенема.
– А Гарри?
Она опустила глаза.
– Он служил работником у мистера Бассетта, но тот прогнал его за разгильдяйство, и теперь Гарри служит переходящим работником от прихода, как все почти в деревне. Нынче он работает в усадьбе Хафем, за Стоук-Момпессоном. Обратно, видать, будет поздно.
Она объяснила, что переходящими называют приходских бедняков, которых попечитель по призрению бедных каждый день направляет на работу к тому из фермеров, кто предложит большую плату.
Мне было интересно, но все же я не удержался и зевнул, и Сьюки настояла, чтобы я тут же отправился спать, а свою историю придержал до завтра. Не слушая возражений, она разложила в углу старый соломенный матрас, при виде которого мне смертельно захотелось спать. Я улегся и прикрылся парой старых рваных одеял, так что никто не различил бы меня в темном уголке среди пауков.
Проснулся я тем же вечером, к ночи, от громкого мужского голоса. Сообразив, где нахожусь, я подумал было об отце Сьюки, но тут же вспомнил, что его нет в живых. Я выглянул из-за соломы и одеял и узнал в высоком мускулистом парне с соломенными волосами своего старого знакомца Гарри – всего тремя или четырьмя годами старше меня, он уже сделался мужчиной. Швырнув на пол несколько монет, он крикнул:
– Это все, больше не проси.
– Ну что ты, Гарри, спасибо тебе, – робко отозвалась Сьюки и нагнулась за монетами. – Сколько есть таких, кто и вовсе ничего не приносит. Мне только не нравится…
– Если бы не она, мне бы не пришлось. Пусть уходит. Я не могу за свои деньги кормить ее и мальцов.
– Знаю, знаю, – залебезила Сьюки.
Чем таким занимался Гарри? Мне казалось, я догадываюсь. Я лежал затаившись, пока Сьюки успокаивала его, снимала с него сапоги и разогревала еду. Наконец Гарри вскарабкался по лестнице, опустился на солому рядом со спящими братьями и сестрами, и вскоре шумное дыхание возвестило о том, что он заснул.
Я выбрался из-под одеял, и Сьюки шепотом позвала меня к погасавшему очагу – его слабого света нам вполне хватило. По ее просьбе я пересказал ей всю нашу тягостную историю, начиная с того дня, когда мы с матушкой покинули деревню.
Сьюки сидела молча, пока я не завершил рассказ, потом повозмущалась «квигговыми номерами» и наконец заметила:
– Могу сказать вам в точности, что случилось после вашего отъезда. Все это из-за миссис Биссетт. Она спустила все вещи вашей маменьки разъездному торговцу из Саттон-Валанси. Явился и закупил все чохом. На другой день послал две повозки. Многие здесь говорили, что заплатили бы куда больше против него, ведь у вашей матушки были такие красивые вещи, но никто им не предложил. Люди видели, как в Саттон-Валанси этими вещами торговали за совсем другие деньги. Поговаривали, миссис Биссетт сама поимела долю с этой сделки, но чего не знаю, о том лучше помолчу.
– Понятно. Значит, чтобы заплатить кредиторам, денег не хватило?
– Точно. Миссис Биссетт их обошла и предложила по нескольку шиллингов за фунт.
– Почему же они тогда подали в суд?
– Помните такого мистера Барбеллиона?
Я кивнул.
– Не иначе как он с ней был в сговоре. Миссис Биссетт – хитрюга, каких мало, она получала письма и встречалась с посторонними людьми, а вы с маменькой ничего не знали. Через несколько дней после продажи этот мистер Барбеллион пожаловал в деревню и подговорил всех лавочников собраться вместе и подать на нее жалобу магистрату. Как вы думаете, мастер Джонни, зачем ему было это затевать?
– Затем, Сьюки, что он работает на наших с матушкой врагов.
– Что врагов, это верно, – отозвалась она. – Но вот с чего бы им желать вам зла, когда они такие богачи и к тому же ваша кровная родня, – нипочем не возьму в толк.
Я удивился. Похоже, Сьюки очень многое было известно, в то время как я сам терялся в догадках относительно этих людей.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил я.
– Да кто ж здесь не знает, что мистер Барбеллион работает на этих Мампси.
Поняв, что она заблуждается, я улыбнулся:
– Нет, Сьюки. Это ошибка. Он не связан с Момпессонами.
– Никакая не ошибка, мастер Джонни. Тетушка Твелвтриз часто видела его в Мампси-Парке. Вы ведь ее помните? Ее муж служил там привратником.
– Стало быть, это она ошибается. Видела, должно быть, в Хафеме адвоката Момпессонов, но откуда бы ей знать, что это тот самый джентльмен, который дважды приходил к моей матушке.
– Тогда спросите у нее сами, когда она придет спать.
– Она теперь здесь живет?
– Да. Вы бы с ней встретились, но она ухаживает за соседкой – та, говорят, не доживет до утра. Из домика в Хафеме тетку попросили, а тамошний приход не оказал ей помощи.
– Но разве она не приписана к тамошнему приходу? В Хафеме от этого никакого проку, а отсюда ее выписали, когда она вышла замуж, так что тут ей не положено никакого призрения, в том-то и беда. Ну, хоть крыша над головой есть, и то ладно.
Не очень-то прочная крыша, подумал я, бросив взгляд вверх.
– За нынешнее дежурство ей дадут шиллинг или два. – Понизив голос, Сьюки продолжила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172