– воскликнул я. – Эти улицы – общие.
Он нагнулся, приблизив свое лицо чуть не вплотную к моему:
– Слушай, что тебе говорят, а то пожалеешь.
Они ушли, а я, возмущенный этим посягательством на свободы англичанина, продолжал торговать. Вскоре я забыл об этом происшествии, потому что столкнулся с серьезным осложнением в лице беспризорных мальчишек, которые норовили подбежать, на ходу схватить товар и скрыться, но в конце концов я усвоил, что нужно следить за ними и, пока они рядом, стоять лотком к стене.
Немного позднее ко мне подошел полицейский и сказал: Эй, молокосос, а ну иди отсюда.
Когда я сослался на то, что получил право здесь торговать от его предыдущего обладателя, полицейский приветливо осклабился:
– А ты, конечно же, соображаешь; что он за это право выкладывал денежки.
– Тогда я тоже буду платить.
Он снисходительно кивнул и пошел прочь. Вскоре вновь появились его подручные и, услышав, что я новичок и продал всего одну куклу, согласились удовольствоваться двумя пенсами.
В тот день я больше ничего не продал, вернулся домой усталый и расстроенный и застал матушку и мисс Квиллиам, с яростным усердием трудившихся над шитьем.
– Может, на сегодня хватит? – спросила матушка мисс Квиллиам, после того как мы обменялись приветствиями.
– Бог мой, дорогая, рано еще.
– Миссис Избистер отпускала меня в семь или восемь, – запротестовала матушка.
Они работали, а я тем временем сходил в лавку и приготовил скудный ужин из селедки и холодного картофеля, и только после этого мисс Квиллиам объявила, что пора сделать перерыв.
Мы с матушкой пили за едой портер, но мисс Квиллиам налила себе стакан из глиняного кувшина и плеснула еще несколько капель темной жидкости из бутылочки.
Они снова взялись за шитье, а я осмотрел библиотечку мисс Квиллиам (три потрепанных тома) и начал читать один из исторических романов сэра Вальтера Скотта.
Увидев это, мисс Квиллиам (она была радостно возбуждена) воскликнула:
– Я буду тебя учить, Джонни. Это будет совсем как в прежние дни с Генриеттой. Мне нравится учить.
Мы поблагодарили ее, и матушка спросила:
– Почему вы миритесь с такой жизнью, когда могли бы снова поступить на место гувернантки?
Мисс Квиллиам подняла взгляд и зарделась.
– Вы, кажется, говорили вчера, что в бюро найма на Уигмор-стрит вам дали мой прежний адрес – дом миссис Малатратт? – Мы кивнули, и мисс Квиллиам обвела нас неуверенным взглядом. – Не знаю, какую ложь там могли обо мне сказать… – Она осеклась.
Мы с матушкой удивленно переглянулись и помотали головами.
– Ничего такого мы не слышали, – заверила матушка.
– Рада, что это так. – Несколько возбужденно мисс Квиллиам продолжила: – Правда заключается в том, что, прибыв в Лондон, я остановилась в доме миссис Малатратт. Когда же я получила место у сэра Персевала и леди Момпессон, я оттуда уехала, но оставила несколько коробок, попросив хозяйку их хранить Прошлым летом я получила расчет и вернулась, но миссис Малатратт отказалась отдать мне мои вещи.
– Как она могла? – удивилась матушка.
– О, она сказала, что… она потребовала грабительскую цену за место, которое они занимали. Но неделю назад, когда я там была и получила твое письмо, Джонни, хозяйка все же согласилась отдать вещи. Большой ценности они не представляли, и я их продала, чтобы оплатить долги, накопившиеся, пока я болела.
Весь этот рассказ был ни к чему, и, обрывая его, мисс Квиллиам предложила матушке угоститься напитком из кувшина.
В глазах матушки появилось жадное выражение; поймав на себе мой взгляд, она покраснела. Потом налила себе стакан и с вызовом заявила:
– От этого я чувствую себя лучше и сплю крепче.
На другой день торговля у меня шла лучше; в последующие дни и недели я узнал, как справляться с некоторыми грозившими мне неприятностями. Все же кукол я продал очень мало, и чистая прибыль за неделю составила не более двух-трех шиллингов.
Мисс Квиллиам вначале была верна своему слову: когда я приходил домой, и мы съедали ужин, она вынимала книги и в очередной раз доказывала мне, какая она превосходная учительница. Однако после долгой уличной торговли мне трудно было собрать силы для учебы; мисс Квиллиам тоже, проработав с утра до позднего вечера, очень уставала. После ужина (ела она совсем мало) она обычно на время становилась бодрее, но частенько ею овладевало беспокойство, и она, бормоча что-то неразборчивое, слонялась взад-вперед по комнате. Через час или два беспокойство спадало, ему на смену приходили вялость и уныние. Таким образом, через месяц-другой наши занятия почти полностью сошли на нет.
Несмотря на все подарки судьбы, положение наше оставалось крайне ненадежным. Часто в конце недели, когда помощник хозяина обходил квартиры, матушке и мне не хватало денег, чтобы заплатить свою долю за жилье, и, по существу, мы жили на скудные накопления мисс Квиллиам.
Еще мы задолжали в грязной бакалейной лавчонке (все называли ее «кредитной лавкой») на углу, где каждую неделю что-то платили, но полностью не рассчитывались никогда. Это означало, что мы должны были покупать тамошний плохой и дорогой товар, иначе, как предупредила мисс Квиллиам, с нас бы потребовали полностью наш долг.
В то время меня все больше раздражали постоянные упреки матушки, что я принудил ее расстаться с Избистерами, у которых (говорила она) нам жилось куда лучше. Более того, если прежде она была транжиркой, то теперь думала только о том, как бы побольше заработать и поменьше потратить. Особенно она злилась на Пичментов, полагая, что они – при всей их очевидной честности и щедрости – недоплачивают ей за работу; иной раз даже жаловалась мне, что мисс Квиллиам заставляет ее работать до седьмого пота. Она пребывала то в глубокой печали, то в непонятной беспечности: часто, приходя домой поздно, я заставал ее странно оживленной, и меня это радовало (хотя ее настроение то и дело менялось). Я понимал тем не менее, что нынешний образ жизни ей вреден, но лишь спустя несколько месяцев узнал о том, насколько велика опасность.
Ближе познакомившись с окружением, я понял, что многие соседи находятся в куда более тяжелом положении: мы с матушкой, по крайней мере, были способны работать и кое-как сводить концы с концами. Эти старинные улицы – до большей части лишенные освещения, где не появлялись ни полиция, ни уборщики, – служили убежищем самой жалкой нищете. К вони, что висела над местностью, добавлялись запахи от пивоварен, и прежде всего от газовых резервуаров во владениях компании «Газ, свет и кокс», располагавшихся тогда на Грейт-Питер-стрит (много позднее судьба свела меня с этой компанией, правда не напрямую). Попадались в этих бедных кварталах и притоны преступников; кроме того (поскольку бедные полагают более надежным кормиться от себе подобных), улицы наводняли карманники и здоровенные попрошайки, которые вымогали у прохожих деньги даже среди бела дня у всех на виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Он нагнулся, приблизив свое лицо чуть не вплотную к моему:
– Слушай, что тебе говорят, а то пожалеешь.
Они ушли, а я, возмущенный этим посягательством на свободы англичанина, продолжал торговать. Вскоре я забыл об этом происшествии, потому что столкнулся с серьезным осложнением в лице беспризорных мальчишек, которые норовили подбежать, на ходу схватить товар и скрыться, но в конце концов я усвоил, что нужно следить за ними и, пока они рядом, стоять лотком к стене.
Немного позднее ко мне подошел полицейский и сказал: Эй, молокосос, а ну иди отсюда.
Когда я сослался на то, что получил право здесь торговать от его предыдущего обладателя, полицейский приветливо осклабился:
– А ты, конечно же, соображаешь; что он за это право выкладывал денежки.
– Тогда я тоже буду платить.
Он снисходительно кивнул и пошел прочь. Вскоре вновь появились его подручные и, услышав, что я новичок и продал всего одну куклу, согласились удовольствоваться двумя пенсами.
В тот день я больше ничего не продал, вернулся домой усталый и расстроенный и застал матушку и мисс Квиллиам, с яростным усердием трудившихся над шитьем.
– Может, на сегодня хватит? – спросила матушка мисс Квиллиам, после того как мы обменялись приветствиями.
– Бог мой, дорогая, рано еще.
– Миссис Избистер отпускала меня в семь или восемь, – запротестовала матушка.
Они работали, а я тем временем сходил в лавку и приготовил скудный ужин из селедки и холодного картофеля, и только после этого мисс Квиллиам объявила, что пора сделать перерыв.
Мы с матушкой пили за едой портер, но мисс Квиллиам налила себе стакан из глиняного кувшина и плеснула еще несколько капель темной жидкости из бутылочки.
Они снова взялись за шитье, а я осмотрел библиотечку мисс Квиллиам (три потрепанных тома) и начал читать один из исторических романов сэра Вальтера Скотта.
Увидев это, мисс Квиллиам (она была радостно возбуждена) воскликнула:
– Я буду тебя учить, Джонни. Это будет совсем как в прежние дни с Генриеттой. Мне нравится учить.
Мы поблагодарили ее, и матушка спросила:
– Почему вы миритесь с такой жизнью, когда могли бы снова поступить на место гувернантки?
Мисс Квиллиам подняла взгляд и зарделась.
– Вы, кажется, говорили вчера, что в бюро найма на Уигмор-стрит вам дали мой прежний адрес – дом миссис Малатратт? – Мы кивнули, и мисс Квиллиам обвела нас неуверенным взглядом. – Не знаю, какую ложь там могли обо мне сказать… – Она осеклась.
Мы с матушкой удивленно переглянулись и помотали головами.
– Ничего такого мы не слышали, – заверила матушка.
– Рада, что это так. – Несколько возбужденно мисс Квиллиам продолжила: – Правда заключается в том, что, прибыв в Лондон, я остановилась в доме миссис Малатратт. Когда же я получила место у сэра Персевала и леди Момпессон, я оттуда уехала, но оставила несколько коробок, попросив хозяйку их хранить Прошлым летом я получила расчет и вернулась, но миссис Малатратт отказалась отдать мне мои вещи.
– Как она могла? – удивилась матушка.
– О, она сказала, что… она потребовала грабительскую цену за место, которое они занимали. Но неделю назад, когда я там была и получила твое письмо, Джонни, хозяйка все же согласилась отдать вещи. Большой ценности они не представляли, и я их продала, чтобы оплатить долги, накопившиеся, пока я болела.
Весь этот рассказ был ни к чему, и, обрывая его, мисс Квиллиам предложила матушке угоститься напитком из кувшина.
В глазах матушки появилось жадное выражение; поймав на себе мой взгляд, она покраснела. Потом налила себе стакан и с вызовом заявила:
– От этого я чувствую себя лучше и сплю крепче.
На другой день торговля у меня шла лучше; в последующие дни и недели я узнал, как справляться с некоторыми грозившими мне неприятностями. Все же кукол я продал очень мало, и чистая прибыль за неделю составила не более двух-трех шиллингов.
Мисс Квиллиам вначале была верна своему слову: когда я приходил домой, и мы съедали ужин, она вынимала книги и в очередной раз доказывала мне, какая она превосходная учительница. Однако после долгой уличной торговли мне трудно было собрать силы для учебы; мисс Квиллиам тоже, проработав с утра до позднего вечера, очень уставала. После ужина (ела она совсем мало) она обычно на время становилась бодрее, но частенько ею овладевало беспокойство, и она, бормоча что-то неразборчивое, слонялась взад-вперед по комнате. Через час или два беспокойство спадало, ему на смену приходили вялость и уныние. Таким образом, через месяц-другой наши занятия почти полностью сошли на нет.
Несмотря на все подарки судьбы, положение наше оставалось крайне ненадежным. Часто в конце недели, когда помощник хозяина обходил квартиры, матушке и мне не хватало денег, чтобы заплатить свою долю за жилье, и, по существу, мы жили на скудные накопления мисс Квиллиам.
Еще мы задолжали в грязной бакалейной лавчонке (все называли ее «кредитной лавкой») на углу, где каждую неделю что-то платили, но полностью не рассчитывались никогда. Это означало, что мы должны были покупать тамошний плохой и дорогой товар, иначе, как предупредила мисс Квиллиам, с нас бы потребовали полностью наш долг.
В то время меня все больше раздражали постоянные упреки матушки, что я принудил ее расстаться с Избистерами, у которых (говорила она) нам жилось куда лучше. Более того, если прежде она была транжиркой, то теперь думала только о том, как бы побольше заработать и поменьше потратить. Особенно она злилась на Пичментов, полагая, что они – при всей их очевидной честности и щедрости – недоплачивают ей за работу; иной раз даже жаловалась мне, что мисс Квиллиам заставляет ее работать до седьмого пота. Она пребывала то в глубокой печали, то в непонятной беспечности: часто, приходя домой поздно, я заставал ее странно оживленной, и меня это радовало (хотя ее настроение то и дело менялось). Я понимал тем не менее, что нынешний образ жизни ей вреден, но лишь спустя несколько месяцев узнал о том, насколько велика опасность.
Ближе познакомившись с окружением, я понял, что многие соседи находятся в куда более тяжелом положении: мы с матушкой, по крайней мере, были способны работать и кое-как сводить концы с концами. Эти старинные улицы – до большей части лишенные освещения, где не появлялись ни полиция, ни уборщики, – служили убежищем самой жалкой нищете. К вони, что висела над местностью, добавлялись запахи от пивоварен, и прежде всего от газовых резервуаров во владениях компании «Газ, свет и кокс», располагавшихся тогда на Грейт-Питер-стрит (много позднее судьба свела меня с этой компанией, правда не напрямую). Попадались в этих бедных кварталах и притоны преступников; кроме того (поскольку бедные полагают более надежным кормиться от себе подобных), улицы наводняли карманники и здоровенные попрошайки, которые вымогали у прохожих деньги даже среди бела дня у всех на виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172