Он был маленького роста, но с непропорционально большой головой, торчавшей, как головка черепахи. Жестом остановив своих сотоварищей, он вытянул шею и стал прислушиваться. Цвет лица у него был землистый, рот походил на щель, гигантский нос изгибался как клюв, глаза смотрели из глубоких провалов; глядя, как он с нетерпением хищника втягивает ноздрями воздух, я задрожал.
Сразу за ним находился высокий и красивый молодой человек, открытое, мужественное лицо которого составляло странный контраст внешности карлика-предводителя. Последний снова подал знак, его сообщники вытащили из карманов платки и закутали ими нижнюю часть лица, сделавшись похожи на страдальцев, ищущих дантиста. Немного пошептавшись, они двинулись через ворота, которыми, вероятно, воспользовалась и предыдущая группа.
По слабым звукам, вскоре достигшим моих ушей, я догадался, что вновь пришедшие атаковали шайку мистера Избистера и разгорелась битва. Это было очень странное сражение, потому что его участники изо всех сил старались не шуметь; несколько раз я слышал приглушенный стук дубинки или лопаты, достигших своей цели, но голосов не было за исключением единственного крика боли, который тут же смолк.
Было ясно, что нужно уносить ноги, пока меня не обнаружили, поэтому я оторвался от решетки и пустился в обратный путь. В проезде, где оставались лошадь с повозкой, я приник к земле, хотя никто вроде бы за ними не следил. Мне бросился в глаза какой-то предмет в канаве у обочины, я подошел ближе – к моему ужасу, это оказался человек. Он не двигался, я приблизился вплотную и узнал в нем Джема; из его пробитой головы сочилась кровь. Из всей шайки мистера Избистера Джем был наименее мне неприятен.
Я поспешил дальше и на следующей улице набрел на пару повозок с лошадьми, которые стерегли двое с потайными фонарями и дубинками. Я обежал их закоулками, припустил во все лопатки и не останавливался до самой заставы на мосту. Конец пути я, хоть и устал, тоже частично преодолел бегом, потому что у меня созрело решение, выполнить которое нужно было со всей поспешностью.
На дороге теперь мне никто не попадался, разве что случайный молочник, две-три повозки с рынка и несколько ребятишек, спешивших с утра пораньше на рынок в Бетнал-Грин, чтобы подрядиться на день на работу. На нашей улице все было спокойно, хотя уже занимался рассвет. Я поспешно перелез через стенку и забрался в окно, приободренный тем, что в доме стоит полная тишина. Втянув в себя запах из гостиной, я чуть не задохнулся, только тут понял, почему мне часто запрещалось туда входить, и пожелал оказаться как можно дальше. Минуя дверь миссис Избистер, я услышал все то же тихое посапывание, а в нашей комнате разглядел на кровати очертания человеческой фигуры и предположил, что матушка спит по-прежнему спокойно.
Засветив сальную свечку, я тихо позвал:
– Мама, просыпайся.
Я склонился над нею и с ужасом увидел, что она скорчилась, словно бы терзаемая мукой. Лицо ее было отвернуто в сторону, изо рта вылетали стоны, и я, испугавшись, что она заболела, тронул ее за плечо. Она что-то бормотала, металась, веки ее дрожали; наконец я осторожно ее потряс, и она, вздрогнув, проснулась. Еще не совсем пробудившись, она повернулась лицом ко мне, и я ужаснулся: она выглядела сильно постаревшей. Губы были поджаты, рот казался беззубым, как у старухи, глаза смотрели сквозь меня.
Потом она как будто узнала меня, но странным образом испугалась.
– Это ты? – спросила она робко.
– Да-да, это я, Джонни.
– Кто такой Джонни? – спросила она, нахмурившись.
Потом ее лицо прояснилось, губы раздвинулись в улыбке, матушка сделалась прежней, но все же не совсем: теперь я видел, как она постарела за последние несколько месяцев, и меня посетили смутные дурные предчувствия.
– О Джонни, – сказала она. – Мне снился такой страшный сон! – Она закусила нижнюю губу; казалось, она собирается мне его поведать. – Но нет, неважно. – Она помолчала. – Уже пора вставать?
– Сейчас около четырех.
– Так рано! – Матушка взглянула на меня изумленно. – Почему ты одет?
– Тс-с! Не разбуди миссис Избистер.
Она смотрела растерянно, я опустился на колени рядом с кроватью и взял матушку за руку.
– Мама, ты мне поверишь, если я скажу, что нам нужно сейчас же отсюда уходить?
– Что такое, почему?
– Этой ночью я был на улице. Узнал кое-что о мистере Избистере. Не хочу говорить, что именно. Просто поверь мне.
Она бросила на меня странный взгляд:
– Как ты похож на моего отца. Мне он как раз приснился. Ты мне тоже не доверяешь, правда?
Ты поверишь мне, мама?
– Куда мы пойдем?
Я вытащил письмо мисс Квиллиам и объяснил, что побывал на Коулман-стрит.
Прочитав письмо, матушка взглянула на меня нерешительно:
– Но, Джонни, похоже, ей живется не лучше, чем нам.
– По крайней мере, нам есть куда пойти.
– Но у меня здесь есть работа, мы сыты и имеем крышу над головой. И все мои вещи. – Она обвела взглядом комнату. – Я не могу их оставить.
– Какие вещи? – раздраженно бросил я. – Что они значат в сравнении с оставшимися в Мелторпе? А кроме того, если хочешь, мы можем взять их с собой.
– Но нам здесь так хорошо.
– Как ты можешь такое говорить? Миссис Избистер безобразно с тобою обращается! Ты терпеть ее не можешь.
– Часто она бывает доброй. После окончания рабочего дня.
– Доброй! Это не доброта. Она хочет, чтобы ты была в ее власти.
Матушка вспыхнула и опустила глаза; пальцы ее беспокойно теребили краешек простыни.
– Я не хочу уходить. Мне страшно.
– Если ты останешься, я пойду один. – Сказав это, я испытал странное ликование, но при виде ее ужаса раскаялся.
– Нет, Джонни!
– Я решил твердо!
– Как ты будешь жить? Что с тобой станет? Ты умрешь с голоду. – Она содрогнулась. – Не говори такого.
Я встал и, борясь с подступавшими слезами, начал собирать вещи.
– Я ухожу. Идем со мной или оставайся здесь. Ладно, я с тобой. Но с твоей стороны это очень нехорошо.
– Тогда отправляемся прямо сейчас.
– То есть сегодня?
– Не позднее чем через час. Миссис Избистер спит как убитая, но может очень скоро проснуться, да и он того и гляди вернется.
Сборы длились недолго, поскольку вещей у нас было немного: по смене одежды, несколько простыней и одеял, тарелки, чашки, ножи и вилки. Пока матушка одевалась, я связал два тюка, упрятав посуду в одежду, чтобы она не звякала, когда мы будем выбираться из дома. Когда мы собрались, а комнатушка сделалась такой же пустой, какой мы ее впервые застали, матушка окинула печальным взглядом незаконченную одежду, над которой трудилась.
– Джонни, как ты думаешь, если мы что-нибудь прихватим, это будет ужасный поступок?
– Ты о чем?
– Она мне еще не заплатила за работу. Если я возьму что-нибудь из сшитого, это покроет долг за последние несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Сразу за ним находился высокий и красивый молодой человек, открытое, мужественное лицо которого составляло странный контраст внешности карлика-предводителя. Последний снова подал знак, его сообщники вытащили из карманов платки и закутали ими нижнюю часть лица, сделавшись похожи на страдальцев, ищущих дантиста. Немного пошептавшись, они двинулись через ворота, которыми, вероятно, воспользовалась и предыдущая группа.
По слабым звукам, вскоре достигшим моих ушей, я догадался, что вновь пришедшие атаковали шайку мистера Избистера и разгорелась битва. Это было очень странное сражение, потому что его участники изо всех сил старались не шуметь; несколько раз я слышал приглушенный стук дубинки или лопаты, достигших своей цели, но голосов не было за исключением единственного крика боли, который тут же смолк.
Было ясно, что нужно уносить ноги, пока меня не обнаружили, поэтому я оторвался от решетки и пустился в обратный путь. В проезде, где оставались лошадь с повозкой, я приник к земле, хотя никто вроде бы за ними не следил. Мне бросился в глаза какой-то предмет в канаве у обочины, я подошел ближе – к моему ужасу, это оказался человек. Он не двигался, я приблизился вплотную и узнал в нем Джема; из его пробитой головы сочилась кровь. Из всей шайки мистера Избистера Джем был наименее мне неприятен.
Я поспешил дальше и на следующей улице набрел на пару повозок с лошадьми, которые стерегли двое с потайными фонарями и дубинками. Я обежал их закоулками, припустил во все лопатки и не останавливался до самой заставы на мосту. Конец пути я, хоть и устал, тоже частично преодолел бегом, потому что у меня созрело решение, выполнить которое нужно было со всей поспешностью.
На дороге теперь мне никто не попадался, разве что случайный молочник, две-три повозки с рынка и несколько ребятишек, спешивших с утра пораньше на рынок в Бетнал-Грин, чтобы подрядиться на день на работу. На нашей улице все было спокойно, хотя уже занимался рассвет. Я поспешно перелез через стенку и забрался в окно, приободренный тем, что в доме стоит полная тишина. Втянув в себя запах из гостиной, я чуть не задохнулся, только тут понял, почему мне часто запрещалось туда входить, и пожелал оказаться как можно дальше. Минуя дверь миссис Избистер, я услышал все то же тихое посапывание, а в нашей комнате разглядел на кровати очертания человеческой фигуры и предположил, что матушка спит по-прежнему спокойно.
Засветив сальную свечку, я тихо позвал:
– Мама, просыпайся.
Я склонился над нею и с ужасом увидел, что она скорчилась, словно бы терзаемая мукой. Лицо ее было отвернуто в сторону, изо рта вылетали стоны, и я, испугавшись, что она заболела, тронул ее за плечо. Она что-то бормотала, металась, веки ее дрожали; наконец я осторожно ее потряс, и она, вздрогнув, проснулась. Еще не совсем пробудившись, она повернулась лицом ко мне, и я ужаснулся: она выглядела сильно постаревшей. Губы были поджаты, рот казался беззубым, как у старухи, глаза смотрели сквозь меня.
Потом она как будто узнала меня, но странным образом испугалась.
– Это ты? – спросила она робко.
– Да-да, это я, Джонни.
– Кто такой Джонни? – спросила она, нахмурившись.
Потом ее лицо прояснилось, губы раздвинулись в улыбке, матушка сделалась прежней, но все же не совсем: теперь я видел, как она постарела за последние несколько месяцев, и меня посетили смутные дурные предчувствия.
– О Джонни, – сказала она. – Мне снился такой страшный сон! – Она закусила нижнюю губу; казалось, она собирается мне его поведать. – Но нет, неважно. – Она помолчала. – Уже пора вставать?
– Сейчас около четырех.
– Так рано! – Матушка взглянула на меня изумленно. – Почему ты одет?
– Тс-с! Не разбуди миссис Избистер.
Она смотрела растерянно, я опустился на колени рядом с кроватью и взял матушку за руку.
– Мама, ты мне поверишь, если я скажу, что нам нужно сейчас же отсюда уходить?
– Что такое, почему?
– Этой ночью я был на улице. Узнал кое-что о мистере Избистере. Не хочу говорить, что именно. Просто поверь мне.
Она бросила на меня странный взгляд:
– Как ты похож на моего отца. Мне он как раз приснился. Ты мне тоже не доверяешь, правда?
Ты поверишь мне, мама?
– Куда мы пойдем?
Я вытащил письмо мисс Квиллиам и объяснил, что побывал на Коулман-стрит.
Прочитав письмо, матушка взглянула на меня нерешительно:
– Но, Джонни, похоже, ей живется не лучше, чем нам.
– По крайней мере, нам есть куда пойти.
– Но у меня здесь есть работа, мы сыты и имеем крышу над головой. И все мои вещи. – Она обвела взглядом комнату. – Я не могу их оставить.
– Какие вещи? – раздраженно бросил я. – Что они значат в сравнении с оставшимися в Мелторпе? А кроме того, если хочешь, мы можем взять их с собой.
– Но нам здесь так хорошо.
– Как ты можешь такое говорить? Миссис Избистер безобразно с тобою обращается! Ты терпеть ее не можешь.
– Часто она бывает доброй. После окончания рабочего дня.
– Доброй! Это не доброта. Она хочет, чтобы ты была в ее власти.
Матушка вспыхнула и опустила глаза; пальцы ее беспокойно теребили краешек простыни.
– Я не хочу уходить. Мне страшно.
– Если ты останешься, я пойду один. – Сказав это, я испытал странное ликование, но при виде ее ужаса раскаялся.
– Нет, Джонни!
– Я решил твердо!
– Как ты будешь жить? Что с тобой станет? Ты умрешь с голоду. – Она содрогнулась. – Не говори такого.
Я встал и, борясь с подступавшими слезами, начал собирать вещи.
– Я ухожу. Идем со мной или оставайся здесь. Ладно, я с тобой. Но с твоей стороны это очень нехорошо.
– Тогда отправляемся прямо сейчас.
– То есть сегодня?
– Не позднее чем через час. Миссис Избистер спит как убитая, но может очень скоро проснуться, да и он того и гляди вернется.
Сборы длились недолго, поскольку вещей у нас было немного: по смене одежды, несколько простыней и одеял, тарелки, чашки, ножи и вилки. Пока матушка одевалась, я связал два тюка, упрятав посуду в одежду, чтобы она не звякала, когда мы будем выбираться из дома. Когда мы собрались, а комнатушка сделалась такой же пустой, какой мы ее впервые застали, матушка окинула печальным взглядом незаконченную одежду, над которой трудилась.
– Джонни, как ты думаешь, если мы что-нибудь прихватим, это будет ужасный поступок?
– Ты о чем?
– Она мне еще не заплатила за работу. Если я возьму что-нибудь из сшитого, это покроет долг за последние несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172