И тут же расхаживали вороны, как попы в черных рясах; они расхаживали так деловито, словно не человек был здесь на поле хозяином, а они, эти большие черные и нивесть откуда взявшиеся хмурые птицы. Якову вспомнились другие птицы, белые, как принаряженные девушки в летний праздник, вспоминались чайки, каждый год, почти в одно и то же время, слетавшиеся на огоньковские озера. А как только отчим выезжал в поле, они опускались на свежую борозду. Издали казалось, что он выворачивал из земли белые камни, а когда Яша, неся отчиму завтрак, бежал босиком по мягкой свежей пахоте, эти камни оживали, поднимались в голубое небо и, сделав залет, вдруг с пронзительным криком опускались над самой головой мальчика, словно хотели схватить его за кепчонку. Он сжимал узелок в руке, а другую руку поднимал над головой, будто хотел поймать за крыло эту назойливую, по-девичьи нарядную птицу. «Вестники весны! Когда же снова услышу вас, увижу дымящуюся весенним теплом свежую борозду, родной дом, милую Лену?» — сжимая винтовку, ду мал Яков. — «Позади Чащино, а там — дальше и дальше...»
Вряд ли он знал, что это небольшое продвижение вперед, первый успех их части, еще не было началом того наступления, которое готовилось под Москвой, это скорее всего было активное сдерживание врага, изма-
тывание его сил, подготовка к большому наступлению, прославившему советское оружие в январе сурового девятьсот сорок второго года.
Всякий раз, когда приходилось отмечать на карте, висевшей в конторе, продвижение немцев к Москве, у Елены сжималось сердце. Мысли ее, как всегда, обращались к мужу, хотелось узнать о нем, поговорить.
Она получила от Якова всего три письма и часто перечитывала их на досуге. Читая их, она словно слышала его веселый, ласковый голос: «Опиши, Леночка, все, как есть. Кто работает бригадиром и строите ли электростанцию. Обо мне не беспокойся. Хотя приходится нам потесниться, но это ненадолго...»
«Это ненадолго», — шептала она в немой тоске. — Как понять-то: «Это ненадолго», а наши все отступают и отступают...»
И, желая успокоить себя, Елена шла к Фаине, и они вместе перечитывали письма Петра, словно стараясь узнать из них что-нибудь новое... А вечером, когда затихало в доме, Елена садилась к столу и снова писала Якову письмо, умоляла его прислать хоть коротенькую весточку.
Ждали письма и домашние, но каждый ждал по-своему. Сам Русанов молча, вопросительным взглядом встречал на дороге письмоносца и, видя, что писем нет. сумрачный уходил в другие бригады на целый день. Кузьмовна каждое утро забегала к письмоносцу на дом и наказывала ему: «Ты получше, Гришенька, посмотри на почте-то. Не завалялось ли где. Девчонки ведь там работают. Им что...» Вернувшись домой и оставшись наедине с собой, она доставала фотографию Якова и плакала. А вечером уговаривала сноху:
— Ты не беспокойся, придет весточка. В заваруху такую им ведь не до писем. Ишь ведь танков-то вражьих сколько. Постреляй-ко их... Обожди, может, завтра и придет.
И вот подошли октябрьские праздники. Сколько приятных воспоминаний связано у каждого с этими днями! Кому не знакомы густой . запах пихтовых гирлянд, украшающих школу, торжественное вручение-премий, алые флаги, знамена, веселые песни, пляски...
Как-то в детстве в этот праздник Елена вышла на школьную сцену. Стихотворение, которое она читала, было коротенькое, всего четыре строчки, и она повторила его дважды. Может, поэтому ей аплодировали больше, чем другим. Девочка было расстроилась, но учительница успокоила: на первый раз получилось совсем не плохо, и огорчаться не стоит. На другой год Елена уже играла в спектакле «учительницу», как ей казалось, очень похожую на свою — Лидию Антоновну. Через несколько лет в праздничный день, вместе с подругами, она получила комсомольский билет. Каждый октябрьский праздник в ее жизни был отмечен радостью.
Ныне Елену праздник застал на стройке. Приближалась зима, и сейчас в котловане работали круглые сутки. Накануне праздника Елена с девушками пошла в ночную смену. Лил холодный дождь, сырая земля налипала на ноги, но десятки людей, вытянувшись цепочкой поперек котлована, беспрестанно кидали на транспортер тяжелые куски глины. Здесь был и Пчелин-цев. Высокий, в своем скоробившемся дождевике с капюшоном, он давал указания. Часам к шести он собрал всех на берег на митинг. Под дощатым навесом, где летом была столовая, светло, как днем — электрик для праздника, должно быть, не пожалел лампочек. Над головой протянулось длинное кумачовое полотнище, — свежие буквы, написанные мелом, еще не подсохли. Откуда-то притащили стол, накрыли красной салфеткой и поставили традиционный графин с водой. Какой-то мужичок, недолго думая, подскочил к столу и, налив в стакан воды, залпом выпил и с удовольствием крякнул. В другой бы раз засмеялись, бросили шутку, но сейчас все промолчали, тревожно поглядывая в черный раструб репродуктора, прикрепленного к столбу. Последние сводки Совинформбюро не радовали: немцы — на подступах к столице.
Елена прочитала слова, призывающие напрячь все силы на фронте и в тылу против иноземных захватчиков, подумала: «Никогда такого праздника не было. Как он не похож на те радостные праздники», — но она чувствовала, что этот праздник ныне должен быть именно та-
ким. — «Как-то встречает его Яша?» — и снова тревога охватила ее.
— Скоро ли Москва-то заговорит? — нетерпеливо спросила одна из женщин, и словно в ответ из репродуктора потек многоголосый шум, потом постепенно утих, и послышался не громкий, но четкий, с знакомым южным акцентом, голос.
— Сталин! Сталин говорит, — негромко воскликнула Елена и шагнула ближе к репродуктору.
Все умолкли, стараясь не проронить ни одного слова. Пчелинцев, стоя у стола, то и дело приподнимал руку, словно стараясь остановить малейший шорох, вздохи людей, булькавшую с крыши в кадку воду. Речь Сталина несколько раз прерывалась аплодисментами, а когда были сказаны слова: «Наше дело правое — победа будет за нами», — колхозники тоже захлопали в ладоши, их аплодисменты слились с аплодисментами москвичей, доносящимися из репродуктора.
Пчелинцев оперся о край стола, оглядел сдвинувшихся людей, словно не желающих расходиться, и сказал:
— Разрешите на этом торжественное заседание считать закрытым. За работу, товарищи.
Елена запела «Интернационал», его подхватили Другие, и партийный гимн захватил всех, даже тот, кто не знал слов, старался подпевать в тон другим...
Река вздулась, почернела, яростно бросала на отмель белые стружки пены.
— Катька, милая, хочется сегодня сделать что-то особенное, а что, и сама не знаю, — шепнула Елена и вместе с девушками сбежала по трапу в котлован. Подбежав к транспортеру, она сбросила с себя ватник, схватила лопату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Вряд ли он знал, что это небольшое продвижение вперед, первый успех их части, еще не было началом того наступления, которое готовилось под Москвой, это скорее всего было активное сдерживание врага, изма-
тывание его сил, подготовка к большому наступлению, прославившему советское оружие в январе сурового девятьсот сорок второго года.
Всякий раз, когда приходилось отмечать на карте, висевшей в конторе, продвижение немцев к Москве, у Елены сжималось сердце. Мысли ее, как всегда, обращались к мужу, хотелось узнать о нем, поговорить.
Она получила от Якова всего три письма и часто перечитывала их на досуге. Читая их, она словно слышала его веселый, ласковый голос: «Опиши, Леночка, все, как есть. Кто работает бригадиром и строите ли электростанцию. Обо мне не беспокойся. Хотя приходится нам потесниться, но это ненадолго...»
«Это ненадолго», — шептала она в немой тоске. — Как понять-то: «Это ненадолго», а наши все отступают и отступают...»
И, желая успокоить себя, Елена шла к Фаине, и они вместе перечитывали письма Петра, словно стараясь узнать из них что-нибудь новое... А вечером, когда затихало в доме, Елена садилась к столу и снова писала Якову письмо, умоляла его прислать хоть коротенькую весточку.
Ждали письма и домашние, но каждый ждал по-своему. Сам Русанов молча, вопросительным взглядом встречал на дороге письмоносца и, видя, что писем нет. сумрачный уходил в другие бригады на целый день. Кузьмовна каждое утро забегала к письмоносцу на дом и наказывала ему: «Ты получше, Гришенька, посмотри на почте-то. Не завалялось ли где. Девчонки ведь там работают. Им что...» Вернувшись домой и оставшись наедине с собой, она доставала фотографию Якова и плакала. А вечером уговаривала сноху:
— Ты не беспокойся, придет весточка. В заваруху такую им ведь не до писем. Ишь ведь танков-то вражьих сколько. Постреляй-ко их... Обожди, может, завтра и придет.
И вот подошли октябрьские праздники. Сколько приятных воспоминаний связано у каждого с этими днями! Кому не знакомы густой . запах пихтовых гирлянд, украшающих школу, торжественное вручение-премий, алые флаги, знамена, веселые песни, пляски...
Как-то в детстве в этот праздник Елена вышла на школьную сцену. Стихотворение, которое она читала, было коротенькое, всего четыре строчки, и она повторила его дважды. Может, поэтому ей аплодировали больше, чем другим. Девочка было расстроилась, но учительница успокоила: на первый раз получилось совсем не плохо, и огорчаться не стоит. На другой год Елена уже играла в спектакле «учительницу», как ей казалось, очень похожую на свою — Лидию Антоновну. Через несколько лет в праздничный день, вместе с подругами, она получила комсомольский билет. Каждый октябрьский праздник в ее жизни был отмечен радостью.
Ныне Елену праздник застал на стройке. Приближалась зима, и сейчас в котловане работали круглые сутки. Накануне праздника Елена с девушками пошла в ночную смену. Лил холодный дождь, сырая земля налипала на ноги, но десятки людей, вытянувшись цепочкой поперек котлована, беспрестанно кидали на транспортер тяжелые куски глины. Здесь был и Пчелин-цев. Высокий, в своем скоробившемся дождевике с капюшоном, он давал указания. Часам к шести он собрал всех на берег на митинг. Под дощатым навесом, где летом была столовая, светло, как днем — электрик для праздника, должно быть, не пожалел лампочек. Над головой протянулось длинное кумачовое полотнище, — свежие буквы, написанные мелом, еще не подсохли. Откуда-то притащили стол, накрыли красной салфеткой и поставили традиционный графин с водой. Какой-то мужичок, недолго думая, подскочил к столу и, налив в стакан воды, залпом выпил и с удовольствием крякнул. В другой бы раз засмеялись, бросили шутку, но сейчас все промолчали, тревожно поглядывая в черный раструб репродуктора, прикрепленного к столбу. Последние сводки Совинформбюро не радовали: немцы — на подступах к столице.
Елена прочитала слова, призывающие напрячь все силы на фронте и в тылу против иноземных захватчиков, подумала: «Никогда такого праздника не было. Как он не похож на те радостные праздники», — но она чувствовала, что этот праздник ныне должен быть именно та-
ким. — «Как-то встречает его Яша?» — и снова тревога охватила ее.
— Скоро ли Москва-то заговорит? — нетерпеливо спросила одна из женщин, и словно в ответ из репродуктора потек многоголосый шум, потом постепенно утих, и послышался не громкий, но четкий, с знакомым южным акцентом, голос.
— Сталин! Сталин говорит, — негромко воскликнула Елена и шагнула ближе к репродуктору.
Все умолкли, стараясь не проронить ни одного слова. Пчелинцев, стоя у стола, то и дело приподнимал руку, словно стараясь остановить малейший шорох, вздохи людей, булькавшую с крыши в кадку воду. Речь Сталина несколько раз прерывалась аплодисментами, а когда были сказаны слова: «Наше дело правое — победа будет за нами», — колхозники тоже захлопали в ладоши, их аплодисменты слились с аплодисментами москвичей, доносящимися из репродуктора.
Пчелинцев оперся о край стола, оглядел сдвинувшихся людей, словно не желающих расходиться, и сказал:
— Разрешите на этом торжественное заседание считать закрытым. За работу, товарищи.
Елена запела «Интернационал», его подхватили Другие, и партийный гимн захватил всех, даже тот, кто не знал слов, старался подпевать в тон другим...
Река вздулась, почернела, яростно бросала на отмель белые стружки пены.
— Катька, милая, хочется сегодня сделать что-то особенное, а что, и сама не знаю, — шепнула Елена и вместе с девушками сбежала по трапу в котлован. Подбежав к транспортеру, она сбросила с себя ватник, схватила лопату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92