— Поезжайте к Крошечкину, потолкуйте с людьми, вы это умеете, объясните им положение. Нужно ускорить вывозку леса. Каждый день дорог!
— Когда ехать? — только и спросила Елена.
— Возможно скорее.
— Хорошо, я отправлю наших домой, а сама прямо к Крошечкину.
Дорога шла между заснеженных полей, по увалам. Снег громко скрипел под полозьями. Тускло-красное, будто остуженное на морозе солнце висело в пепельно-голубом небе. Казалось, что и поля, и заиндевелые деревья, изредка попадавшиеся на пути, и сам воздух промерзли насквозь.
Когда Елена въехала в лес, стало теплее, чем в открытом поле. По сторонам дороги выстроились, словно одетые в белые шапки, большие сосны. Это была та самая Корабельная роща, о которой говорил Шагилин. В детстве Елена когда-то с подружками любила здесь лежать на мягкой хвое и смотреть в небо, слушать, как звенят под ветром столетние сосны. На минуту ей стало жаль их.
Рудостойка встретил ее шумно, оглушая своим громким басом. Он угощал ее с дороги чаем, рассказывал смешные истории про лесорубов, но за всем тем Елена почувствовала, что он чем-то расстроен.
— Вывозку проваливаем, товарищ Русанова, — сразу признался он. — Хорошо бы вы еще тяглом подмогли.
— А ваши мотовозы?
— Глохнут в заносах.
«Глохнут? Как же так, на фронте столько техники теперь, и вся приведена в движение. А нам дали мотовозы, и те не можем использовать. Все на людей да на лошадку рассчитываем», — с упреком подумала Елена и решила сама съездить на делянку. Как раз туда по узкоколейке направлялся порожняк, и Елена через полчаса была уже там.
На разделочной площадке работало несколько человек. В стороне горели в кучах сосновые сучья. Вдоль лесной гряды то и дело с шумом и треском падали деревья, поднимая столбы снежной пыли.
Тяжело пыхтя, дрошел паровоз, уводя за собой нагруженные лесом вагонетки. На белых торцах красовалась буква «О». «Значит, наш лес, огоньковцев», — подумала она с чувством гордости за свой колхоз и улыбнулась.
Вдруг ее кто-то окликнул, и Елена, оглянувшись, увидела Катю. Девушка махала ей руками и звонко кри-чала:
— К нам, Лена, к нам, — она подбежала и крепка обняла Елену. — А мы-то тебя как ждем! Сказали,, что ты вчера приехала.
Катя, не выпуская руки подруги, повела ее на свою делянку. Хотя лесная дорожка была узка, они шли рядом-и, казалось, не могли (наговориться.
— Как я тебя ждала, Лена, — не унималась Катя,— Новость-то у меня какая! Ой, Ленка! — и словно желая рассказать что-то особенное, она даже остановилась и вдруг неожиданно для себя спросила:
— А как малышок твой, Лена? Папу-маму говорит? Иль только аукается?
Когда Елена, рассказав о своем малыше, спросила Катю, о какой она новости хотела сказать, Катя покраснела и смущенно опустила глаза, словно вдруг чего-то застеснялась.
— И я ведь решилась, — наконец, призналась Катя и, схватив за руки Елену, быстро-быстро заговорила: — И не удивляйся, Лена... Мы уже решили с Костенькой-то, решили насовсем, накрепко порешили сойтись...
— Давно бы надо.
- Думаешь, давно бы... А то, может, зря? Или думаешь, не зря? Пристал ведь, отбою нет. И так, й этак — измучил всю... сама знаешь... Я говорю, и не люблю тебя, и в этом роде... А он мне успокоительно: неправда, любишь, дескать, теперь-то я тебя не отпущу... Любит,. видно, лешачоночек... Ну, и я влюбилась по уши, ей-богу. Мил, да и все.
— Сказывай, свадьба-то когда?
— Настаивает немедля. Чего тянуть, говорит. Да и начальник-то к нам хорош, Рудостойка-то, не отпущу, говорит, без свадьбы. Родственников-то у нас немного, сюда пригласим...
— Ух, и решительная ты стала, Катя.
— А чего не решаться? Сама видишь — годы уходят! А Коська-то мой так полюбился начальнику, — и она шепотом доверительно сказала: — Рудостойка-то и меня в кадру тянет.
— Как в кадры, а в колхозе кто? — удивилась Елена и, остановившись, даже погрозила ей пальцем. — Ну, нет, в кадры я тебя не отпущу.
В то время, когда Елена жила в лесопункте, в Огонь-ково пришла телеграмма от Виктора Ильича: он обещал через два дня приехать и просил Елену встретить его на станции. Кузьмовна подержала в руках телеграмму и, не зная, что делать с ней, как сообщить об этом снохе, побежала к Суслоновым.
— Фаня, голубушка, разыщи молодицу-то как-нибудь,— попросила старуха. — Я ведь с внуком сижу... А то бы сама сбегала на почту, да как вот с ним-то быть...
Фаина взяла телеграмму и в тот же день отправилась на почту, чтобы вызвать по телефону лесопункт и переговорить с Еленой. Но Елены в конторе не оказалось — она была на делянке, и Фаина попросила срочно известить Елену о приезде Виктора Ильича.
О телеграмме Елена узнала только под вечер, когда вернулась из лесу в контору лесопункта.
«Как же быть, сумею ли я поспеть, ведь поезд приходит на станцию рано утром, — подумала она, одновременно и радуясь, и тревожась. — Надо ехать, ехать, сейчас же, немедленно». Наскоро собравшись и простившись с Рудостойкой, Елена выехала и под утро была уже на станции.
Поезд только-только пришел, и пассажиры, выйдя из вагонов, толпились на перроне. Среди бараньих дубленых полушубков и стеганых ватников мелькали армейские шинели, — и Елена, приглядываясь к людям, надеялась увидеть Виктора Ильича. Она прошла по перрону, заглянула в вокзал — нигде его не было. «Неужели не приехал?» — с тревогой подумала она и, оглянувшись, увидела, как из вагона выходила проводница — в руках она держала большого, разрисованного масляной краской деревянного коня. Игрушечный конь был так красив, что привлек внимание многих. Елена тоже подошла и, потрепав по серой волосяной гриве, спросила, сколько платили за такого красавца.
— Не продажный, гражданочка.
Вдруг ее кто-то окликнул. Елена оглянулась и в тамбуре вагона увидела человека в Дубленом полушубке. Опираясь на костыли, он было заторопился и неуклюже стал спускаться по лесенкам. Елена бросилась к нему на помощь,— протянула руку, обняла. Потом откинула го-лову, взглянула в пополневшее, как ей показалось, лицо и, снова прижавшись, обняла широкие плечи, перехваченные лямками от мешка, нащупала в нем что-то твердое, вздохнула, — из вещевого мешка выступал гладкий, как кость, протез.
— Как сынок-то наш? Я ему подарок везу, — и Виктор Ильич кивнул в сторону деревянного коня.
— Он же маленький еще, Яша-то...
— С конем скорее вырастет!
Елена шла по перрону с мужем, поддерживая его одной рукой, в другой она несла игрушечного коня и не успевала отвечать на вопросы.
— Сын-то, рассказывай, как?
— Тебя уж кличет...
— Да ну?.. Значит, растет. А ты еще говоришь, — ему конь в самый раз теперь.
И они оба заглянули на коня, и оба рассмеялись.
Зима в этом году, казалось, не спешила уходить. По ночам крепчал мороз, разрисовывал на окнах затейливые серебристые узоры и осыпал деревья белым пухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Когда ехать? — только и спросила Елена.
— Возможно скорее.
— Хорошо, я отправлю наших домой, а сама прямо к Крошечкину.
Дорога шла между заснеженных полей, по увалам. Снег громко скрипел под полозьями. Тускло-красное, будто остуженное на морозе солнце висело в пепельно-голубом небе. Казалось, что и поля, и заиндевелые деревья, изредка попадавшиеся на пути, и сам воздух промерзли насквозь.
Когда Елена въехала в лес, стало теплее, чем в открытом поле. По сторонам дороги выстроились, словно одетые в белые шапки, большие сосны. Это была та самая Корабельная роща, о которой говорил Шагилин. В детстве Елена когда-то с подружками любила здесь лежать на мягкой хвое и смотреть в небо, слушать, как звенят под ветром столетние сосны. На минуту ей стало жаль их.
Рудостойка встретил ее шумно, оглушая своим громким басом. Он угощал ее с дороги чаем, рассказывал смешные истории про лесорубов, но за всем тем Елена почувствовала, что он чем-то расстроен.
— Вывозку проваливаем, товарищ Русанова, — сразу признался он. — Хорошо бы вы еще тяглом подмогли.
— А ваши мотовозы?
— Глохнут в заносах.
«Глохнут? Как же так, на фронте столько техники теперь, и вся приведена в движение. А нам дали мотовозы, и те не можем использовать. Все на людей да на лошадку рассчитываем», — с упреком подумала Елена и решила сама съездить на делянку. Как раз туда по узкоколейке направлялся порожняк, и Елена через полчаса была уже там.
На разделочной площадке работало несколько человек. В стороне горели в кучах сосновые сучья. Вдоль лесной гряды то и дело с шумом и треском падали деревья, поднимая столбы снежной пыли.
Тяжело пыхтя, дрошел паровоз, уводя за собой нагруженные лесом вагонетки. На белых торцах красовалась буква «О». «Значит, наш лес, огоньковцев», — подумала она с чувством гордости за свой колхоз и улыбнулась.
Вдруг ее кто-то окликнул, и Елена, оглянувшись, увидела Катю. Девушка махала ей руками и звонко кри-чала:
— К нам, Лена, к нам, — она подбежала и крепка обняла Елену. — А мы-то тебя как ждем! Сказали,, что ты вчера приехала.
Катя, не выпуская руки подруги, повела ее на свою делянку. Хотя лесная дорожка была узка, они шли рядом-и, казалось, не могли (наговориться.
— Как я тебя ждала, Лена, — не унималась Катя,— Новость-то у меня какая! Ой, Ленка! — и словно желая рассказать что-то особенное, она даже остановилась и вдруг неожиданно для себя спросила:
— А как малышок твой, Лена? Папу-маму говорит? Иль только аукается?
Когда Елена, рассказав о своем малыше, спросила Катю, о какой она новости хотела сказать, Катя покраснела и смущенно опустила глаза, словно вдруг чего-то застеснялась.
— И я ведь решилась, — наконец, призналась Катя и, схватив за руки Елену, быстро-быстро заговорила: — И не удивляйся, Лена... Мы уже решили с Костенькой-то, решили насовсем, накрепко порешили сойтись...
— Давно бы надо.
- Думаешь, давно бы... А то, может, зря? Или думаешь, не зря? Пристал ведь, отбою нет. И так, й этак — измучил всю... сама знаешь... Я говорю, и не люблю тебя, и в этом роде... А он мне успокоительно: неправда, любишь, дескать, теперь-то я тебя не отпущу... Любит,. видно, лешачоночек... Ну, и я влюбилась по уши, ей-богу. Мил, да и все.
— Сказывай, свадьба-то когда?
— Настаивает немедля. Чего тянуть, говорит. Да и начальник-то к нам хорош, Рудостойка-то, не отпущу, говорит, без свадьбы. Родственников-то у нас немного, сюда пригласим...
— Ух, и решительная ты стала, Катя.
— А чего не решаться? Сама видишь — годы уходят! А Коська-то мой так полюбился начальнику, — и она шепотом доверительно сказала: — Рудостойка-то и меня в кадру тянет.
— Как в кадры, а в колхозе кто? — удивилась Елена и, остановившись, даже погрозила ей пальцем. — Ну, нет, в кадры я тебя не отпущу.
В то время, когда Елена жила в лесопункте, в Огонь-ково пришла телеграмма от Виктора Ильича: он обещал через два дня приехать и просил Елену встретить его на станции. Кузьмовна подержала в руках телеграмму и, не зная, что делать с ней, как сообщить об этом снохе, побежала к Суслоновым.
— Фаня, голубушка, разыщи молодицу-то как-нибудь,— попросила старуха. — Я ведь с внуком сижу... А то бы сама сбегала на почту, да как вот с ним-то быть...
Фаина взяла телеграмму и в тот же день отправилась на почту, чтобы вызвать по телефону лесопункт и переговорить с Еленой. Но Елены в конторе не оказалось — она была на делянке, и Фаина попросила срочно известить Елену о приезде Виктора Ильича.
О телеграмме Елена узнала только под вечер, когда вернулась из лесу в контору лесопункта.
«Как же быть, сумею ли я поспеть, ведь поезд приходит на станцию рано утром, — подумала она, одновременно и радуясь, и тревожась. — Надо ехать, ехать, сейчас же, немедленно». Наскоро собравшись и простившись с Рудостойкой, Елена выехала и под утро была уже на станции.
Поезд только-только пришел, и пассажиры, выйдя из вагонов, толпились на перроне. Среди бараньих дубленых полушубков и стеганых ватников мелькали армейские шинели, — и Елена, приглядываясь к людям, надеялась увидеть Виктора Ильича. Она прошла по перрону, заглянула в вокзал — нигде его не было. «Неужели не приехал?» — с тревогой подумала она и, оглянувшись, увидела, как из вагона выходила проводница — в руках она держала большого, разрисованного масляной краской деревянного коня. Игрушечный конь был так красив, что привлек внимание многих. Елена тоже подошла и, потрепав по серой волосяной гриве, спросила, сколько платили за такого красавца.
— Не продажный, гражданочка.
Вдруг ее кто-то окликнул. Елена оглянулась и в тамбуре вагона увидела человека в Дубленом полушубке. Опираясь на костыли, он было заторопился и неуклюже стал спускаться по лесенкам. Елена бросилась к нему на помощь,— протянула руку, обняла. Потом откинула го-лову, взглянула в пополневшее, как ей показалось, лицо и, снова прижавшись, обняла широкие плечи, перехваченные лямками от мешка, нащупала в нем что-то твердое, вздохнула, — из вещевого мешка выступал гладкий, как кость, протез.
— Как сынок-то наш? Я ему подарок везу, — и Виктор Ильич кивнул в сторону деревянного коня.
— Он же маленький еще, Яша-то...
— С конем скорее вырастет!
Елена шла по перрону с мужем, поддерживая его одной рукой, в другой она несла игрушечного коня и не успевала отвечать на вопросы.
— Сын-то, рассказывай, как?
— Тебя уж кличет...
— Да ну?.. Значит, растет. А ты еще говоришь, — ему конь в самый раз теперь.
И они оба заглянули на коня, и оба рассмеялись.
Зима в этом году, казалось, не спешила уходить. По ночам крепчал мороз, разрисовывал на окнах затейливые серебристые узоры и осыпал деревья белым пухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92