Дня не прошло, и уже сломал. А кто будет ремонтировать? Говорил тебе: не знаешь .— не берись. Этак ты мне все пилы в металлолом превратишь.
Рудостойка еще долго читал нотацию и, удовлетворенный безмолвием Петра, милостиво приказал Рассохину выдать новую.
— Только смотри! — предупредил он, грозно выкаты ая глаза, — смотри, не поломай. Каждая такая пила у треста — на особом учете.
И опять в общежитии допоздна горел свет. Петр и Алешка читали и перечитывали инструкцию, изучали приложенный к ней чертеж электропилы. Матвей Кульков ворчал, что зря жгут свет и мешают спать, но те, увлекшись своим делом, не обращали на него внимания.
А наутро снова работа.
Не всегда она ладилась: то передвижная электростанция остановится, то не хватает кабеля, то закапризничает электропила, и опять приходилось возиться, ломать голову. Матвей Кульков, присматриваясь к бригаде, упрямо держался своего лучка. И надо отдать ему справедливость: работать он умел, старая лучковая пила действовала в его руках безотказно, и он не сходил с Доски почета. Однако через неделю на Доске почета появилась бригада Петра Суслонова.
Матвей после работы долго стоял у Доски почета, сравнивая цифры, и вдруг удивился, что каждый член бригады зарабатывает больше его.
Это была победа. Пусть маленькая, но все-таки победа.
Бригада Петра Суслонова привлекла внимание не только Матвея Кулькова, но и других, и вскоре электропилы зажужжали на соседних делянках.
Алешка больше всех радовался и гордился успехами своей бригады. А когда Матвей Кульков наведался на их делянку, Алешка пошутил:
— Переходи к нам, Матвей, место заштатное есть — сучки подбирать. Самая подходящая работка.
Девушки засмеялись. Матвей посмотрел на подростка своими угрюмоватыми глазами и сердито пробормотал: «Цыплят по осени считают».
После работы Аня и Катя обычно возвращались в общежитие вместе. Катя была старше и нередко поучала свою подругу, как надо жить.
— Жить надо весело, — говорила она, — со вкусом. А то, гляди, и девичья жизнь пролетит — не увидишь. Скажем, понравился мне парень — держусь. Но не по-
даю виду, что держусь. Пусть он за мной походит. Чтоб с самого начала шелковенький был.
В последнее время Аня заметила, что в конце дня около вагончика неизменно появлялся Костя Рассохин.
Раньше Костя как-то не замечал Катю. Теперь же в этой крепкой, румяной девушке с черными насмешливыми глазами появилось что-то новое, независимое и сильное. Таких девушек Костя видел на фронте, они все умели и ничего не боялись. И еще Костя заметил, что в обращении с ним Катя стала сдержаннее, не подсмеивалась над ним, как прежде, а смотрела испытующе. Как будто хотела сказать: «Я уже не та, а каков ты?».
Когда день подходил к концу, Костя заходил на делянку к землячкам и задавал обычно один и тот же вопрос:
— Ну, как электропила, не застопорилась?
— Не застопорилась.
— Работает, значит.
— Работает.
— Та-а-к...
Катя как-то подшутила:
— Ты, паренек, как водопроводчик в анекдоте, одно завел: «Не застопорилась? Работает?» Ты бы лучше о другом спросил: где, мол, землячки, время свободное бываете-коротаете.
— Во-первых, я не водопроводчик, к вашему сведению, — усмехнулся Костя Рассохин и похлопал рукой по блестящему планшету. — А во-вторых, к вашему сведению, и не паренек.
— А как тебя прикажешь звать-величать, Костенька?
— И не Костенька. Как положено зовите: товарищ механик!
— Ого-о! — засмеялась Катя. — Теперь поднимай выше. Товарищ механик с нами, простыми лесорубами, пожалуй, и в кино не пойдет.
— Ну что вы, девушки, — с полным удовольствием. И Катя ушла с «товарищем механиком» в кино. А назавтра делилась с Аней:
— Ну, и до чего же смешной да культурный стал мой механик. После кино пошли, а он и спрашивает: «Можно под руку взять?» Я ему: «Нельзя». Потом дошли до общежития, а он: «Можно поцеловать?» Я ему опять:
«Нельзя». А сама думаю: целовал бы, чертушка, не томил. Чудной, право. Сегодня сама ему эти же вопросы буду задавать — посмотрим, что будет отвечать? — и Катя засмеялась звонко и весело.
Аня не стала докучать подруге: пусть идут с товарищем механиком одни, она как-нибудь и без них найдет дорогу.
Однажды, когда Катя ушла с Костей Рассохиным, Аня задержалась на полчаса, чтобы подобрать сучья. Она и здесь, в лесу, любила порядок и чистоту. Алешка унес электропилу, и Аня то и дело поглядывала в сторону вагончика. Наконец, он вышел оттуда и, насвистывая какую-то песенку, направился к девушке. Та улыбнулась, вспомнила слова Кати «шелковенький будет».
— Уж не лес ли сторожить собралась? — шутливо спросил Алешка.
Аня поднялась, поправила сбившийся на лоб платок. Ее круглое лицо разрумянилось от мороза, серые большие глаза весело и прямо смотрели на Алешку.
— А что? Могу и посторожить. Может, и ты ночевать здесь вздумал? — и пошла, не оглядываясь, по протоптанной между деревьев тропинке.
Быстро темнело. Лес плотной стеной надвигался со всех сторон. Сколько его не рубили, а он оставался, казалось, таким же густым. Ветер шумел в вершинах, они раскачивались, гудели. В небе зажглись холодные звезды. Мороз к ночи крепчал. Ветер обжигал лицо. Но Алешка не замечал ни мороза, ни ветра. Догнав Аню, он тронул ее за руку:
— Какая сердитая. И не разговаривает даже...
— Ой ли? Такая уж сердитая? — отозвалась девушка и остановилась.
Алешка приклонился к ее плечу и легонько обнял ее.
— Пусти! Ну? — лукаво блеснула глазами Аня и даже топнула ногой.
— Эх, Анечка...
— Семнадцать лет Анечка, — тихо и словно бы недовольно проговорила она, но не оттолкнула его, а по-прежнему смотрела в его черные горячие глаза. Алешка наклонился, хотел было поцеловать, но Аня оттолкнула его и неожиданно расхохоталась на весь лес.
— Не успел! А еще сек-ре-тарь! — и побежала прочь.
Алешка догнал ее и с;;ова хотел обнять, но Аня отбивалась.
— Будет... будет тебе... экий, право! — и вдруг сама обняла его, смело и крепко поцеловала в губы. — Вот тебе, будешь знать, как покою не давать!
Вернулись они поздно. Алешка хотел было еще раз на прощанье поцеловать Аню, но она погрозила:
— Не все сразу...—и быстро скрылась в дверях. Алешка в недоумении постоял у крыльца в надежде,
что Аня выйдет обратно, но она не показывалась.
Потрескивали сосновые углы домов, щипало уши, похрустывал под ногами смерзшийся снежок. Скрипнула дверь и чей-то незнакомый девичьий голос пропел:
Леша-Лешинька, милок,
Дроле дай инструкцию в срок...
Алешка схватил снежный ком и запустил в распахнутые двери. И опять все стихло. Но вот снова скрипнула дверь, и на крыльце показалась Аня.
— Я думала свежие, а тут все те же, - сказала она и быстро пробежала с.ведром к колодцу, обставленному от заносов еловыми ветками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Рудостойка еще долго читал нотацию и, удовлетворенный безмолвием Петра, милостиво приказал Рассохину выдать новую.
— Только смотри! — предупредил он, грозно выкаты ая глаза, — смотри, не поломай. Каждая такая пила у треста — на особом учете.
И опять в общежитии допоздна горел свет. Петр и Алешка читали и перечитывали инструкцию, изучали приложенный к ней чертеж электропилы. Матвей Кульков ворчал, что зря жгут свет и мешают спать, но те, увлекшись своим делом, не обращали на него внимания.
А наутро снова работа.
Не всегда она ладилась: то передвижная электростанция остановится, то не хватает кабеля, то закапризничает электропила, и опять приходилось возиться, ломать голову. Матвей Кульков, присматриваясь к бригаде, упрямо держался своего лучка. И надо отдать ему справедливость: работать он умел, старая лучковая пила действовала в его руках безотказно, и он не сходил с Доски почета. Однако через неделю на Доске почета появилась бригада Петра Суслонова.
Матвей после работы долго стоял у Доски почета, сравнивая цифры, и вдруг удивился, что каждый член бригады зарабатывает больше его.
Это была победа. Пусть маленькая, но все-таки победа.
Бригада Петра Суслонова привлекла внимание не только Матвея Кулькова, но и других, и вскоре электропилы зажужжали на соседних делянках.
Алешка больше всех радовался и гордился успехами своей бригады. А когда Матвей Кульков наведался на их делянку, Алешка пошутил:
— Переходи к нам, Матвей, место заштатное есть — сучки подбирать. Самая подходящая работка.
Девушки засмеялись. Матвей посмотрел на подростка своими угрюмоватыми глазами и сердито пробормотал: «Цыплят по осени считают».
После работы Аня и Катя обычно возвращались в общежитие вместе. Катя была старше и нередко поучала свою подругу, как надо жить.
— Жить надо весело, — говорила она, — со вкусом. А то, гляди, и девичья жизнь пролетит — не увидишь. Скажем, понравился мне парень — держусь. Но не по-
даю виду, что держусь. Пусть он за мной походит. Чтоб с самого начала шелковенький был.
В последнее время Аня заметила, что в конце дня около вагончика неизменно появлялся Костя Рассохин.
Раньше Костя как-то не замечал Катю. Теперь же в этой крепкой, румяной девушке с черными насмешливыми глазами появилось что-то новое, независимое и сильное. Таких девушек Костя видел на фронте, они все умели и ничего не боялись. И еще Костя заметил, что в обращении с ним Катя стала сдержаннее, не подсмеивалась над ним, как прежде, а смотрела испытующе. Как будто хотела сказать: «Я уже не та, а каков ты?».
Когда день подходил к концу, Костя заходил на делянку к землячкам и задавал обычно один и тот же вопрос:
— Ну, как электропила, не застопорилась?
— Не застопорилась.
— Работает, значит.
— Работает.
— Та-а-к...
Катя как-то подшутила:
— Ты, паренек, как водопроводчик в анекдоте, одно завел: «Не застопорилась? Работает?» Ты бы лучше о другом спросил: где, мол, землячки, время свободное бываете-коротаете.
— Во-первых, я не водопроводчик, к вашему сведению, — усмехнулся Костя Рассохин и похлопал рукой по блестящему планшету. — А во-вторых, к вашему сведению, и не паренек.
— А как тебя прикажешь звать-величать, Костенька?
— И не Костенька. Как положено зовите: товарищ механик!
— Ого-о! — засмеялась Катя. — Теперь поднимай выше. Товарищ механик с нами, простыми лесорубами, пожалуй, и в кино не пойдет.
— Ну что вы, девушки, — с полным удовольствием. И Катя ушла с «товарищем механиком» в кино. А назавтра делилась с Аней:
— Ну, и до чего же смешной да культурный стал мой механик. После кино пошли, а он и спрашивает: «Можно под руку взять?» Я ему: «Нельзя». Потом дошли до общежития, а он: «Можно поцеловать?» Я ему опять:
«Нельзя». А сама думаю: целовал бы, чертушка, не томил. Чудной, право. Сегодня сама ему эти же вопросы буду задавать — посмотрим, что будет отвечать? — и Катя засмеялась звонко и весело.
Аня не стала докучать подруге: пусть идут с товарищем механиком одни, она как-нибудь и без них найдет дорогу.
Однажды, когда Катя ушла с Костей Рассохиным, Аня задержалась на полчаса, чтобы подобрать сучья. Она и здесь, в лесу, любила порядок и чистоту. Алешка унес электропилу, и Аня то и дело поглядывала в сторону вагончика. Наконец, он вышел оттуда и, насвистывая какую-то песенку, направился к девушке. Та улыбнулась, вспомнила слова Кати «шелковенький будет».
— Уж не лес ли сторожить собралась? — шутливо спросил Алешка.
Аня поднялась, поправила сбившийся на лоб платок. Ее круглое лицо разрумянилось от мороза, серые большие глаза весело и прямо смотрели на Алешку.
— А что? Могу и посторожить. Может, и ты ночевать здесь вздумал? — и пошла, не оглядываясь, по протоптанной между деревьев тропинке.
Быстро темнело. Лес плотной стеной надвигался со всех сторон. Сколько его не рубили, а он оставался, казалось, таким же густым. Ветер шумел в вершинах, они раскачивались, гудели. В небе зажглись холодные звезды. Мороз к ночи крепчал. Ветер обжигал лицо. Но Алешка не замечал ни мороза, ни ветра. Догнав Аню, он тронул ее за руку:
— Какая сердитая. И не разговаривает даже...
— Ой ли? Такая уж сердитая? — отозвалась девушка и остановилась.
Алешка приклонился к ее плечу и легонько обнял ее.
— Пусти! Ну? — лукаво блеснула глазами Аня и даже топнула ногой.
— Эх, Анечка...
— Семнадцать лет Анечка, — тихо и словно бы недовольно проговорила она, но не оттолкнула его, а по-прежнему смотрела в его черные горячие глаза. Алешка наклонился, хотел было поцеловать, но Аня оттолкнула его и неожиданно расхохоталась на весь лес.
— Не успел! А еще сек-ре-тарь! — и побежала прочь.
Алешка догнал ее и с;;ова хотел обнять, но Аня отбивалась.
— Будет... будет тебе... экий, право! — и вдруг сама обняла его, смело и крепко поцеловала в губы. — Вот тебе, будешь знать, как покою не давать!
Вернулись они поздно. Алешка хотел было еще раз на прощанье поцеловать Аню, но она погрозила:
— Не все сразу...—и быстро скрылась в дверях. Алешка в недоумении постоял у крыльца в надежде,
что Аня выйдет обратно, но она не показывалась.
Потрескивали сосновые углы домов, щипало уши, похрустывал под ногами смерзшийся снежок. Скрипнула дверь и чей-то незнакомый девичьий голос пропел:
Леша-Лешинька, милок,
Дроле дай инструкцию в срок...
Алешка схватил снежный ком и запустил в распахнутые двери. И опять все стихло. Но вот снова скрипнула дверь, и на крыльце показалась Аня.
— Я думала свежие, а тут все те же, - сказала она и быстро пробежала с.ведром к колодцу, обставленному от заносов еловыми ветками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92