.. Так вот - иногда ты тоже бываешь такой вот сороконожкой».
«Я - заплутавшая сороконожка, - подумала Скарлетт, косясь на мужа, - что ж, Ретт, как всегда очень остроумен и образен в своих сравнениях... - И опять в ее сознании всплыл вчерашний разговор с Реттом под ночным фонарем: Удовольствие... удовольствие...»
И, чтобы разрядить эту несколько нервозную обстановку, Ретт посчитал необходимым перевести беседу в более нейтральное русло.
- Да, ты знаешь, сегодня я впервые выпустил горностая из клетки, - сказал он совершенно неожиданно для своей жены.
Та удивленно подняла брови при чем тут какой-то горностай?..
Ретт продолжал:
- Знаешь, в «Иллюстрированной жизни животных» и в энциклопедии Ларюсс, которые я сегодня просматривал, написано, что эти зверьки очень быстро приручаются и привыкают к людям за самое короткое время... Кроме того, - Ретт поднял вверх указательный палец, словно хотел, чтобы Скарлетт обратила внимание на что-то невидимое взору, но, тем не менее, очень важное, - кроме того, как выяснилось, горностая можно приучить ловить мышей и крыс...
Она пожала плечами.
- Но у нас нет мышей и крыс... Надеюсь, их никогда и не будет...
Ретт улыбнулся.
- Я тоже надеюсь...
- Тогда к чему же ты говоришь мне об этом... - вспомнив недавний разговор, она добавила, - и притом - во второй раз...
Улыбка не сходила с лица Ретта.
- Это я все к тому, что даже и от такого, на твой взгляд, бесполезного зверька, может быть какая-то польза... В том смысле - чисто практическая... Ты ведь практичный человек...
Скарлетт, будто бы и не понимая, о чем это теперь говорит ее муж (она была слишком занята своими мыслями, чтобы следить за ходом беседы, а свои вопросы задавала не потому, что действительно хотела получить на них ответы, а то ли механически, то ли из-за элементарного приличия), спросила своего мужа с совершенно искренним недоумением:
- О чем это ты?..
Ретт, в свою очередь, посмотрел на нее очень удивленно и спросил:
- Как это о чем... О горностае... О том самом зверьке, которого так любезно подарил нам вчера вечером мистер Коллинз...
Скарлетт при этих словах скривилась, как от тупой зубной боли.
- А-а-а...
И тут, совершенно вопреки воле Скарлетт, перед ее глазами вновь живо и ярко предстали картины ее ночного кошмара.
Она невольно содрогнулась...
Горностай!.. Это злое, гадкое животное!.. Она изо всех сил рвется к Ретту, она так хочет найти дорогу таду, к едва различимой сверху извилистой ленте пыльного проселка, петляющего между зелеными холмами, где звучит лошадиное ржание и цоканье копыт, но это злобное животное своими острыми, как лезвия, зубками, держит ее за ногу, оно кусает ее до мяса...
А Ретт... Вместо того, чтобы освободить свою любимую, он берет этого зверька на руки и, нежно поглаживая его, куда-то удаляется...
О Боже!..
Что за наваждение?!.
И Скарлетт гнала от себя эту навязчивую картину, мысленно благодаря Бога за то, что это всего только страшный сон.
Ретт, дождавшись, покуда жена закончит свои размышления, спросил:
- Я никак не могу понять, дорогая - почему это ты так невзлюбила этого зверька?..
Та удивленно подняла брови.
- Я?..
- Ну не я же...
- С чего это ты взял?..
Вопрос этот прозвучал с явным вызовом - тем более, что она действительно чувствовала в себе к этому странному подарку мистера Коллинза явную неприязнь.
«Это, наверное, из-за того сна, - подумала она. - Впрочем, как знать: еще когда-то, давным-давно, в Таре, Мамушка говорила, что сны очень часто бывают вещими... Впрочем, и у меня самой было множество возможностей убедиться в этом - хотя бы тогда, когда я получила от Бо весть, что Эшли скончался... Он упорно снился мне каждую ночь подряд, причем - не тем пожилым человеком, которого я запомнила в последние годы, а молодым, как тогда, когда он был мобилизован в армию генерала Ли... Да, но там - Эшли, это ведь серьезно... Это же не какой-то мелкий грызун... Боже, наверное, я действительно совсем состарилась - но почему я все время думаю о совершенно ненужных мне теперь вещах?.. При чем тут Эшли?.. И причем тут какой-то горностай?..»
Ретт, склонив голову на бок, с улыбкой повторил свой вопрос:
- Чем тебе не нравится этот милый зверек?.. Это же не какая-то там противная белая лабораторная крыса и не глупая морская свинка... Когда-то, давным-давно, - продолжал он, - его мехом оторачивали мантии королей и наследных принцев... Мастера Реннесанса изображали его на своих картинах рядом с прекраснейшими дамами своего времени. На редкость благородное животное. Я ведь тебе, кажется, еще вчера вечером говорил об этом...
Скарлетт прищурилась и ничего не ответила. Она только подумала: «Кажется, Ретт впадает в детство... Он так увлеченно рассказывает об этом горностае, точно также, как мистер Коллинз о своих птичках... Кажется, Ретт не рассказывал мне с таким увлечением ни разу ни о чем - даже о своем антиквариате и о своих картинах... Да, стареем, стареем...»
Скарлетт попыталась успокоить себя мыслью, что такое, совершенно невинное увлечение ее мужа - не самое скверное (она вновь вспомнила вчерашний разговор под фонарем и рассказ Ретта о каком-то его знакомом, вышедшем на покой плантаторе, который, не зная, что ему делать, принялся пить и в конце-то концов промотал все свое состояние, которое копил всю жизнь).
«Пусть делает все, что хочет, - подумала она. - Я ведь прекрасно знаю Ретта: он действительно человек увлекающийся... Только пусть не превращается в такого одержимого фанатика, как мистер Коллинз...»
Однако настроение ее уже было испорчено - наверняка потому, что напоминание о горностае воскресило в ее сознании картины давешнего ночного видения, такого страшного и беспросветного...
А Ретт, будто бы и не замечая, что на лицо жены легла какая-то тень, продолжал рассказывать, все увлеченней и увлеченней:
- Знаешь, оказывается - на редкость деликатное животное... Вчера вечером я поставил в его клетку блюдечко с молоком, так он при мне не стал его пить. Я сегодня утром проснулся, посмотрел - а там ничего нет... - Ретт улыбнулся. - За ночь выпил...
«Он рассказывает о нем, как о маленьком ребенке, - вновь подумала Скарлетт. - «Де-ли-кат-но-е...» - Она мысленно передразнила это выражение мужа. - Он даже не был так увлечен, когда рассказывал друзьям и родственникам о Кэт, когда та была маленькой...»
Ретт продолжал свой рассказ - глаза, его при этом блестели:
- У него такие острые зубки!.. Боюсь, чтобы он ничего не погрыз в моем кабинете... Ну ничего, ничего - думаю, что я сумею выдрессировать его...
Скарлетт, не слушая своего мужа, смотрела в окно, на старую смоковницу. Молодые июньские листья уже наливались соком, становились темно-зелеными, но само дерево было дряхлым - по старой, полумертвой коре расползались большие трещины, царапины, незаживаемые раны, нанесенные временем и людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
«Я - заплутавшая сороконожка, - подумала Скарлетт, косясь на мужа, - что ж, Ретт, как всегда очень остроумен и образен в своих сравнениях... - И опять в ее сознании всплыл вчерашний разговор с Реттом под ночным фонарем: Удовольствие... удовольствие...»
И, чтобы разрядить эту несколько нервозную обстановку, Ретт посчитал необходимым перевести беседу в более нейтральное русло.
- Да, ты знаешь, сегодня я впервые выпустил горностая из клетки, - сказал он совершенно неожиданно для своей жены.
Та удивленно подняла брови при чем тут какой-то горностай?..
Ретт продолжал:
- Знаешь, в «Иллюстрированной жизни животных» и в энциклопедии Ларюсс, которые я сегодня просматривал, написано, что эти зверьки очень быстро приручаются и привыкают к людям за самое короткое время... Кроме того, - Ретт поднял вверх указательный палец, словно хотел, чтобы Скарлетт обратила внимание на что-то невидимое взору, но, тем не менее, очень важное, - кроме того, как выяснилось, горностая можно приучить ловить мышей и крыс...
Она пожала плечами.
- Но у нас нет мышей и крыс... Надеюсь, их никогда и не будет...
Ретт улыбнулся.
- Я тоже надеюсь...
- Тогда к чему же ты говоришь мне об этом... - вспомнив недавний разговор, она добавила, - и притом - во второй раз...
Улыбка не сходила с лица Ретта.
- Это я все к тому, что даже и от такого, на твой взгляд, бесполезного зверька, может быть какая-то польза... В том смысле - чисто практическая... Ты ведь практичный человек...
Скарлетт, будто бы и не понимая, о чем это теперь говорит ее муж (она была слишком занята своими мыслями, чтобы следить за ходом беседы, а свои вопросы задавала не потому, что действительно хотела получить на них ответы, а то ли механически, то ли из-за элементарного приличия), спросила своего мужа с совершенно искренним недоумением:
- О чем это ты?..
Ретт, в свою очередь, посмотрел на нее очень удивленно и спросил:
- Как это о чем... О горностае... О том самом зверьке, которого так любезно подарил нам вчера вечером мистер Коллинз...
Скарлетт при этих словах скривилась, как от тупой зубной боли.
- А-а-а...
И тут, совершенно вопреки воле Скарлетт, перед ее глазами вновь живо и ярко предстали картины ее ночного кошмара.
Она невольно содрогнулась...
Горностай!.. Это злое, гадкое животное!.. Она изо всех сил рвется к Ретту, она так хочет найти дорогу таду, к едва различимой сверху извилистой ленте пыльного проселка, петляющего между зелеными холмами, где звучит лошадиное ржание и цоканье копыт, но это злобное животное своими острыми, как лезвия, зубками, держит ее за ногу, оно кусает ее до мяса...
А Ретт... Вместо того, чтобы освободить свою любимую, он берет этого зверька на руки и, нежно поглаживая его, куда-то удаляется...
О Боже!..
Что за наваждение?!.
И Скарлетт гнала от себя эту навязчивую картину, мысленно благодаря Бога за то, что это всего только страшный сон.
Ретт, дождавшись, покуда жена закончит свои размышления, спросил:
- Я никак не могу понять, дорогая - почему это ты так невзлюбила этого зверька?..
Та удивленно подняла брови.
- Я?..
- Ну не я же...
- С чего это ты взял?..
Вопрос этот прозвучал с явным вызовом - тем более, что она действительно чувствовала в себе к этому странному подарку мистера Коллинза явную неприязнь.
«Это, наверное, из-за того сна, - подумала она. - Впрочем, как знать: еще когда-то, давным-давно, в Таре, Мамушка говорила, что сны очень часто бывают вещими... Впрочем, и у меня самой было множество возможностей убедиться в этом - хотя бы тогда, когда я получила от Бо весть, что Эшли скончался... Он упорно снился мне каждую ночь подряд, причем - не тем пожилым человеком, которого я запомнила в последние годы, а молодым, как тогда, когда он был мобилизован в армию генерала Ли... Да, но там - Эшли, это ведь серьезно... Это же не какой-то мелкий грызун... Боже, наверное, я действительно совсем состарилась - но почему я все время думаю о совершенно ненужных мне теперь вещах?.. При чем тут Эшли?.. И причем тут какой-то горностай?..»
Ретт, склонив голову на бок, с улыбкой повторил свой вопрос:
- Чем тебе не нравится этот милый зверек?.. Это же не какая-то там противная белая лабораторная крыса и не глупая морская свинка... Когда-то, давным-давно, - продолжал он, - его мехом оторачивали мантии королей и наследных принцев... Мастера Реннесанса изображали его на своих картинах рядом с прекраснейшими дамами своего времени. На редкость благородное животное. Я ведь тебе, кажется, еще вчера вечером говорил об этом...
Скарлетт прищурилась и ничего не ответила. Она только подумала: «Кажется, Ретт впадает в детство... Он так увлеченно рассказывает об этом горностае, точно также, как мистер Коллинз о своих птичках... Кажется, Ретт не рассказывал мне с таким увлечением ни разу ни о чем - даже о своем антиквариате и о своих картинах... Да, стареем, стареем...»
Скарлетт попыталась успокоить себя мыслью, что такое, совершенно невинное увлечение ее мужа - не самое скверное (она вновь вспомнила вчерашний разговор под фонарем и рассказ Ретта о каком-то его знакомом, вышедшем на покой плантаторе, который, не зная, что ему делать, принялся пить и в конце-то концов промотал все свое состояние, которое копил всю жизнь).
«Пусть делает все, что хочет, - подумала она. - Я ведь прекрасно знаю Ретта: он действительно человек увлекающийся... Только пусть не превращается в такого одержимого фанатика, как мистер Коллинз...»
Однако настроение ее уже было испорчено - наверняка потому, что напоминание о горностае воскресило в ее сознании картины давешнего ночного видения, такого страшного и беспросветного...
А Ретт, будто бы и не замечая, что на лицо жены легла какая-то тень, продолжал рассказывать, все увлеченней и увлеченней:
- Знаешь, оказывается - на редкость деликатное животное... Вчера вечером я поставил в его клетку блюдечко с молоком, так он при мне не стал его пить. Я сегодня утром проснулся, посмотрел - а там ничего нет... - Ретт улыбнулся. - За ночь выпил...
«Он рассказывает о нем, как о маленьком ребенке, - вновь подумала Скарлетт. - «Де-ли-кат-но-е...» - Она мысленно передразнила это выражение мужа. - Он даже не был так увлечен, когда рассказывал друзьям и родственникам о Кэт, когда та была маленькой...»
Ретт продолжал свой рассказ - глаза, его при этом блестели:
- У него такие острые зубки!.. Боюсь, чтобы он ничего не погрыз в моем кабинете... Ну ничего, ничего - думаю, что я сумею выдрессировать его...
Скарлетт, не слушая своего мужа, смотрела в окно, на старую смоковницу. Молодые июньские листья уже наливались соком, становились темно-зелеными, но само дерево было дряхлым - по старой, полумертвой коре расползались большие трещины, царапины, незаживаемые раны, нанесенные временем и людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130