то самое самолюбие,
которое обычно ослепляет их ум, в этом случае придает ему
такую зоркость и проницательность, что им удается ловко
утаить или смягчить любую мелочь, способную вызвать не-
одобрение.
R Впервые вступая в свет, молодые люди должны быть за-
стенчивы или даже неловки: уверенность и непринужден-
ность манер обычно оборачиваются наглостью.
R Людские ссоры не длились бы так долго, если бы вся вина
была на одной стороне.
R Быть молодой, но некрасивой так же неутешительно для
женщины, как быть красивой, но немолодой.
R Есть люди столь ветреные и легковесные, что у них не может
быть ни крупных недостатков, ни подлинных достоинств.
R Молва припоминает женщине ее первого любовника обыч-
но лишь после того, как она завела себе второго.
R Есть люди, столь поглощенные собой, что, влюбившись, они
ухитряются больше думать о собственной любви, чем о пред-
мете своей страсти.
R Как ни приятна любовь, все же ее внешние проявления до-
ставляют нам больше радости, чем она сама.
R Ум ограниченный, но здравый в конце концов не так уто-
мителен в собеседнике, как ум широкий, но путаный.
R Терзания ревности - самые мучительные из человеческих
терзаний, и к тому же менее всего внушающие сочувствие
тому, кто их причиняет.
R После всех рассуждений о лицемерности многих показ-
ных добродетелей нужно сказать несколько слов и о лице-
мерности презрения к смерти. Я имею в виду то презре-
ние, о котором говорят безбожники, похваляясь, что черпа-
ют его не в уповании на лучшую жизнь, а в своей собствен-
ной неустрашимости. Между стойким приятием смерти
и презрением к ней - огромная разница: первое встре-
чается довольно часто, второе же, по моему мнению, не бы-
вает искренним никогда. Правда, было написано множе-
ство убедительных трактатов, в которых доказывалось, что
смерть совсем не страшна; самые слабые люди, точно так
же, как славнейшие герои, явили тысячи знаменитых при-
меров, подтверждающих такой взгляд. Я убежден, однако,
что его никогда не разделял ни один здравомыслящий
человек. Настойчивость, которую проявляют привержен-
цы этого взгляда, пытаясь внушить его другим и самим
себе, уже говорит о том, что эта задача не из легких. Мож-
но по каким-либо причинам питать отвращение к жизни,
но нельзя презирать смерть. Даже люди, добровольно об-
рекающие себя на нее, отнюдь не считают смерть такой уж
малостью; напротив, они, как и все остальные, страшатся, а
порой и отвергают ее, если она приходит к ним не той
дорогой, какую они для нее избрали. Колебания, которым
подвержено мужество доблестнейших людей, объясняется
именно тем, что смерть не всегда рисуется их воображе-
нию с одинаковой яркостью. Все дело в том, что они прези-
рают смерть, пока не постигли ее, но, постигнув, поддаются
страху. Следует всячески избегать мыслей о ней и обо всем,
что ее окружает, иначе она покажется нам величайшим
бедствием. Самые смелые и самые разумные люди - это
те, которые под любыми благовидными предлогами стара-
ются не думать о смерти. Всякий, кому довелось узнать ее
такой, какова она в действительности, понимает, что она
ужасна. Единственным источником стойкости для фило-
софов всех времен являлась неизбежность смерти. Они счи-
тали необходимым с готовностью идти туда, куда не мог-
ли не идти, и, будучи не в состоянии навеки сохранить
свою жизнь, изо всех сил старались увековечить хотя бы
свою славу и спасти от крушения все, что возможно. Огра-
ничимся же тем, что ради сохранения нашего достоинства
не станем даже самим себе признаваться в наших мыс-
лях о смерти и возложим все надежды на бодрость наше-
го духа, а не на шаткие рассуждения о том, будто к ней
следует приближаться безбоязненно. Желание стяжать себе
славу стойкой смертью, утешительные мысли о печали
окружающих, надежда оставить после себя доброе имя,
уверенность в освобождении от жизненных тягот и прихо-
тей судьбы - все это недурные средства, но ви одно из
них нельзя считать надежным. От них не больше проку,
чем от деревянной изгороди для солдат, которым нужно пе-
ребежать поле под огнем врага. Пока изгородь далеко, лю-
дям кажется, что она может их защитить, но по мере при-
ближения к ней они начинают понимать, что защита эта
непрочна. Было бы слишком самонадеянно с нашей сто-
роны думать, что смерть и вблизи покажется нам такой
же, какой мы видели ее издали, и что наши чувства, имя
которым - слабость, достаточно закалены, чтобы позво-
лить нам бестрепетно пройти через самое тяжкое из всех
испытаний. Равным образом, и на себялюбие может рас-
считывать лишь тот, кто его не понимает: оно не способно
заставить нас легко отнестись к событию, которое ему же
несет гибель. Наконец, разум, в котором многие надеются
найти поддержку, слишком слаб, чтобы при встрече со
смертью мы могли на него опереться. Наоборот, он осо-
бенно часто предает нас и, вместо того чтобы научить пре-
зрению к смерти, ярко освещает все, что есть в ней ужасно-
го и отталкивающего. Единственное, что в его силах, -
это посоветовать нам отвратить от нее взоры и сосредото-
чить их на чем-нибудь другом. Катон и Брут обратились к
возвышенным помыслам, а не так давно некий лакей удо-
вольствовался тем, что пустился в пляс на том самом эша-
фоте, где его должны были колесовать. Невзирая на то, что
способы различны, - результат один и тот же. Хотя раз-
ница между великими людьми и людьми заурядными ог-
ромна, те и другие, как явствует из множества примеров,
нередко принимают смерть одинаково. Впрочем, есть и
отличие: у великих людей презрение к смерти вызвано
ослепляющей их любовью к славе, а у людей простых -
ограниченностью, которая не позволяет им постичь всю
глубину ожидающего их несчастья и дает возможность
думать о вещах посторонних.
R Дарования, которыми Господь наделил людей, так же раз-
нообразны, как деревья, которыми он украсил землю, и каж-
дое обладает особенными свойствами и приносит лишь ему
присущие плоды. Потому-то лучшее грушевое дерево ни-
когда не родит даже дрянны яблок, а самый даровитый
человек пасует перед делом хотя и заурядным, но дающим-
ся только тому, кто к этому делу способен. И потому сочи-
нять афоризмы, не имея хоть небольшого таланта к заня-
тию такого рода, не менее смехотворно, чем ожидать, что на
грядке, где не высажены луковицы, зацветут тюльпаны.
R Разновидностей тщеславия столько, что и считать не стоит.
R Свет полон горошин, которые издеваются над бобами.
R Кто слишком высоко ценит благородство своего происхож-
дения, тот недостаточно ценит дела, которые некогда легли
в его основу.
R В наказание за первородный грех Бог дозволил человеку
сотворить кумир из себялюбия, чтобы оно терзало его на
всех жизненных путях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
которое обычно ослепляет их ум, в этом случае придает ему
такую зоркость и проницательность, что им удается ловко
утаить или смягчить любую мелочь, способную вызвать не-
одобрение.
R Впервые вступая в свет, молодые люди должны быть за-
стенчивы или даже неловки: уверенность и непринужден-
ность манер обычно оборачиваются наглостью.
R Людские ссоры не длились бы так долго, если бы вся вина
была на одной стороне.
R Быть молодой, но некрасивой так же неутешительно для
женщины, как быть красивой, но немолодой.
R Есть люди столь ветреные и легковесные, что у них не может
быть ни крупных недостатков, ни подлинных достоинств.
R Молва припоминает женщине ее первого любовника обыч-
но лишь после того, как она завела себе второго.
R Есть люди, столь поглощенные собой, что, влюбившись, они
ухитряются больше думать о собственной любви, чем о пред-
мете своей страсти.
R Как ни приятна любовь, все же ее внешние проявления до-
ставляют нам больше радости, чем она сама.
R Ум ограниченный, но здравый в конце концов не так уто-
мителен в собеседнике, как ум широкий, но путаный.
R Терзания ревности - самые мучительные из человеческих
терзаний, и к тому же менее всего внушающие сочувствие
тому, кто их причиняет.
R После всех рассуждений о лицемерности многих показ-
ных добродетелей нужно сказать несколько слов и о лице-
мерности презрения к смерти. Я имею в виду то презре-
ние, о котором говорят безбожники, похваляясь, что черпа-
ют его не в уповании на лучшую жизнь, а в своей собствен-
ной неустрашимости. Между стойким приятием смерти
и презрением к ней - огромная разница: первое встре-
чается довольно часто, второе же, по моему мнению, не бы-
вает искренним никогда. Правда, было написано множе-
ство убедительных трактатов, в которых доказывалось, что
смерть совсем не страшна; самые слабые люди, точно так
же, как славнейшие герои, явили тысячи знаменитых при-
меров, подтверждающих такой взгляд. Я убежден, однако,
что его никогда не разделял ни один здравомыслящий
человек. Настойчивость, которую проявляют привержен-
цы этого взгляда, пытаясь внушить его другим и самим
себе, уже говорит о том, что эта задача не из легких. Мож-
но по каким-либо причинам питать отвращение к жизни,
но нельзя презирать смерть. Даже люди, добровольно об-
рекающие себя на нее, отнюдь не считают смерть такой уж
малостью; напротив, они, как и все остальные, страшатся, а
порой и отвергают ее, если она приходит к ним не той
дорогой, какую они для нее избрали. Колебания, которым
подвержено мужество доблестнейших людей, объясняется
именно тем, что смерть не всегда рисуется их воображе-
нию с одинаковой яркостью. Все дело в том, что они прези-
рают смерть, пока не постигли ее, но, постигнув, поддаются
страху. Следует всячески избегать мыслей о ней и обо всем,
что ее окружает, иначе она покажется нам величайшим
бедствием. Самые смелые и самые разумные люди - это
те, которые под любыми благовидными предлогами стара-
ются не думать о смерти. Всякий, кому довелось узнать ее
такой, какова она в действительности, понимает, что она
ужасна. Единственным источником стойкости для фило-
софов всех времен являлась неизбежность смерти. Они счи-
тали необходимым с готовностью идти туда, куда не мог-
ли не идти, и, будучи не в состоянии навеки сохранить
свою жизнь, изо всех сил старались увековечить хотя бы
свою славу и спасти от крушения все, что возможно. Огра-
ничимся же тем, что ради сохранения нашего достоинства
не станем даже самим себе признаваться в наших мыс-
лях о смерти и возложим все надежды на бодрость наше-
го духа, а не на шаткие рассуждения о том, будто к ней
следует приближаться безбоязненно. Желание стяжать себе
славу стойкой смертью, утешительные мысли о печали
окружающих, надежда оставить после себя доброе имя,
уверенность в освобождении от жизненных тягот и прихо-
тей судьбы - все это недурные средства, но ви одно из
них нельзя считать надежным. От них не больше проку,
чем от деревянной изгороди для солдат, которым нужно пе-
ребежать поле под огнем врага. Пока изгородь далеко, лю-
дям кажется, что она может их защитить, но по мере при-
ближения к ней они начинают понимать, что защита эта
непрочна. Было бы слишком самонадеянно с нашей сто-
роны думать, что смерть и вблизи покажется нам такой
же, какой мы видели ее издали, и что наши чувства, имя
которым - слабость, достаточно закалены, чтобы позво-
лить нам бестрепетно пройти через самое тяжкое из всех
испытаний. Равным образом, и на себялюбие может рас-
считывать лишь тот, кто его не понимает: оно не способно
заставить нас легко отнестись к событию, которое ему же
несет гибель. Наконец, разум, в котором многие надеются
найти поддержку, слишком слаб, чтобы при встрече со
смертью мы могли на него опереться. Наоборот, он осо-
бенно часто предает нас и, вместо того чтобы научить пре-
зрению к смерти, ярко освещает все, что есть в ней ужасно-
го и отталкивающего. Единственное, что в его силах, -
это посоветовать нам отвратить от нее взоры и сосредото-
чить их на чем-нибудь другом. Катон и Брут обратились к
возвышенным помыслам, а не так давно некий лакей удо-
вольствовался тем, что пустился в пляс на том самом эша-
фоте, где его должны были колесовать. Невзирая на то, что
способы различны, - результат один и тот же. Хотя раз-
ница между великими людьми и людьми заурядными ог-
ромна, те и другие, как явствует из множества примеров,
нередко принимают смерть одинаково. Впрочем, есть и
отличие: у великих людей презрение к смерти вызвано
ослепляющей их любовью к славе, а у людей простых -
ограниченностью, которая не позволяет им постичь всю
глубину ожидающего их несчастья и дает возможность
думать о вещах посторонних.
R Дарования, которыми Господь наделил людей, так же раз-
нообразны, как деревья, которыми он украсил землю, и каж-
дое обладает особенными свойствами и приносит лишь ему
присущие плоды. Потому-то лучшее грушевое дерево ни-
когда не родит даже дрянны яблок, а самый даровитый
человек пасует перед делом хотя и заурядным, но дающим-
ся только тому, кто к этому делу способен. И потому сочи-
нять афоризмы, не имея хоть небольшого таланта к заня-
тию такого рода, не менее смехотворно, чем ожидать, что на
грядке, где не высажены луковицы, зацветут тюльпаны.
R Разновидностей тщеславия столько, что и считать не стоит.
R Свет полон горошин, которые издеваются над бобами.
R Кто слишком высоко ценит благородство своего происхож-
дения, тот недостаточно ценит дела, которые некогда легли
в его основу.
R В наказание за первородный грех Бог дозволил человеку
сотворить кумир из себялюбия, чтобы оно терзало его на
всех жизненных путях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110