Неужели вы за нее не переживаете?
- Сейчас не время предаваться переживаниям - ни мне, ни вам. Лучше
подумаем, как ее вызволить.
- Верно, мой мальчик, вы, как всегда, правы. Простите старика, я ведь
понимаю - вам она так же дорога, как и мне. Если б у меня в голове
прояснилось! А то все спуталось и перемешалось, как в тумане. Я ничего не
вижу, это так мне мешает...
- Последствия травмы, но вы оправитесь и, будем надеяться, скоро. Что
до очков, то найдем вам другие, это проще простого. А вы тем временем
постарайтесь собраться с силами и сосредоточиться па самом главном.
Флозина Валёр бежала вместе с моими надеждами использовать ее чародейный
дар для освобождения Элистэ и Шорви Нирьена. Флозины нет, но вы-то
остались. До сих пор "Гробница" считалась неприступной. Но после того, как
я узнал, что вы можете менять внешний вид человека, у меня возникли
кое-какие идеи. Вы в силах изменить мой облик, мастер Кинц? Придать мне
внешность и голос другого лица?
- Из ныне живущих, мой мальчик? Но кого именно?
- Скажем, Уисса Валёра.
- О, понимаю. Блестящая мысль! Раньше у меня бы, конечно, получилось,
но не уверен, что справлюсь с этим в моем нынешнем состоянии. Однако
попробуем. Будьте добры, помогите мне подняться.
Дреф подхватил Кинца во Дерриваля под мышки, осторожно приподнял,
подсунул под спину подушки и поднес стакан воды. Кинц немного посидел,
собираясь с силами, затем опустил голову и начал вполголоса бормотать
что-то непонятное. Он бормотал и бормотал; от губительного для магических
чар напряжения он даже охрип, на лбу у него выступили предательские
капельки пота.
Наконец он замолк, поднял голову и открыл полные слез глаза.
- Не получается, - прошептал он. - Волшебство не дается, все усилия
тщетны. Дар покинул меня.
- Вернется вместе с новыми силами, - успокоил Дреф сын-Цино, не
позволив прорваться наружу и малейшей тени охватившего его сомнения и
глубочайшего разочарования.
- Что будет с Элистэ? Я так боюсь за нее! - расплакался Кинц, и
крупные слезы покатились по его серым щекам. - Простите меня, мой мальчик.
Ох, как же я виноват!
"Гробница" обманула ее ожидания. Из перешептываний, какие в свое
время Элистэ удалось подслушать, явствовало, что заключенные там имеют
возможность общаться друг с другом почти без помех. Для многих
Возвышенных, которым приходилось скрываться долгие страшные месяцы,
отказываясь от имени и от наследия предков, заключение отчасти позволяло
расслабиться, перевести дух. Оно хотя бы клало конец неопределенности,
страхам, притворству и одиночеству. Тут гибель последних надежд
освобождала несчастных от кромешного ужаса, и жертвы революции нередко
проводили отпущенные им перед смертью часы в относительном мире, ободряя и
поддерживая друг друга.
Но Элистэ была уготована иная участь.
Ее провели в тюрьму через боковую дверь, незаметную, если не тайную.
В нос ей ударила неимоверная вонь - тошнотворная смесь кислой грязи,
потного страха, дыма, чадящего масла и прежде всего неизбывной
застоявшейся сырости. Пахло куда хуже, чем в "Сундуке", - вероятно,
потому, что "Гробница" была древнее и ее миазмы вызревали на протяжении
веков. Элистэ чуть не задохнулась.
- Пообвыкнешь, бонбошка, - посочувствовал какой-то народогвардеец. -
Дыши ртом.
Поразительно, но поймавшие ее солдаты, казалось, отнюдь не испытывали
к ней ненависти; они, скорее, вели себя как гладиаторы, готовые
побрататься с противником после окончания схватки. Впрочем,
народогвардейцы могли себе это позволить: каждый из них, несомненно, уже
прикидывал, сколько ему достанется из сотни рекко, обещанных за поимку
Элистэ во Дерриваль. Добродушие их, таким образом, было вполне понятно.
Ее обыскали - не распуская при этом рук. Затем провели зловонной
галереей и вниз по сырой спиральной лестнице, потом по другому коридору с
лужами на полу и остановились перед крохотной темной камерой. Элистэ
вошла, обводя взглядом отвратительно влажные стены, парашу в углу и узкую
койку-полку, напоминавшую нары в "Приюте Прилька". Дверь захлопнулась,
лязгнул засов, солдаты ушли и унесли фонарь, оставив ее в кромешном мраке
совсем одну. Такого она никак не предполагала.
Девушка на ощупь добралась до койки, села и стала ждать, пока глаза
привыкнут к темноте. Тем временем пелена благодетельного тумана, что
окутывала ее сознание с минуты ареста, начала рассеиваться. Мысли и
чувства возвращались к ней, как ни гнала она их от себя. Ее охватил слепой
ужас, скрутил в жгут, заставил бешено биться сердце. Промозглая сырость и
тьма обрушились на нее; тело покрылось холодным потом, она задыхалась.
Куда лучше было бы остаться в ступоре - но отупенье прошло, и вернуть его
невозможно. Она застыла, проклиная очнувшееся сознание, ибо в мертвом
безмолвии ее слух не улавливал ни звука.
И тут мысли хлынули потоком.
Ее специально посадили в одиночку - она ведь не такая, как все. Не
заурядная Возвышенная пленница, а племянница Кинца во Дерриваля,
чародейного врага Республики; его родственница, сподвижница и сообщница.
Уж она-то сможет рассказать им о Кинце - о его планах, чародейных приемах
и (если Флозине удалось извлечь его из садов Авиллака) о его
местонахождении. Кровопийцы "Гробницы" наверняка попробуют все это из нее
выпытать.
Выпытать.
Элистэ содрогнулась во мраке. Об ужасах "Гробницы" ходили легенды.
Если она позволит себя сломить, дядюшке Кинцу конец. Дрефу тоже. А с
Дрефом - и всей подпольной организации нирьенистов. Ее предательство
навлечет гибель на всех.
Но есть ли надежда выстоять? Если за нее возьмутся всерьез, разве она
не выболтает все на свете? Разве найдутся такие, кто смог бы молчать?
"Найдутся. Были. Цераленн смогла бы".
И бабушка тут же возникла перед ее мысленным взором. Никакие угрозы и
пытки не сломили бы волю Цераленн во Рувиньяк, не было в мире силы,
способной заставить ее предать человека. И не то чтобы она была наделена
чародейным даром сопротивления - нет, она просто приняла как данность
определенные убеждения, которые стали источником ее духовной силы и в то
же время роковой - для нее - неспособности приноравливаться к
обстоятельствам. Она прожила и умерла в согласии с этими убеждениями. И от
своей внучки имела право требовать того же.
Цераленн всецело принадлежала прошлому и ни за что не примирилась бы
с теперешним, чудовищно изменившимся образом жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238
- Сейчас не время предаваться переживаниям - ни мне, ни вам. Лучше
подумаем, как ее вызволить.
- Верно, мой мальчик, вы, как всегда, правы. Простите старика, я ведь
понимаю - вам она так же дорога, как и мне. Если б у меня в голове
прояснилось! А то все спуталось и перемешалось, как в тумане. Я ничего не
вижу, это так мне мешает...
- Последствия травмы, но вы оправитесь и, будем надеяться, скоро. Что
до очков, то найдем вам другие, это проще простого. А вы тем временем
постарайтесь собраться с силами и сосредоточиться па самом главном.
Флозина Валёр бежала вместе с моими надеждами использовать ее чародейный
дар для освобождения Элистэ и Шорви Нирьена. Флозины нет, но вы-то
остались. До сих пор "Гробница" считалась неприступной. Но после того, как
я узнал, что вы можете менять внешний вид человека, у меня возникли
кое-какие идеи. Вы в силах изменить мой облик, мастер Кинц? Придать мне
внешность и голос другого лица?
- Из ныне живущих, мой мальчик? Но кого именно?
- Скажем, Уисса Валёра.
- О, понимаю. Блестящая мысль! Раньше у меня бы, конечно, получилось,
но не уверен, что справлюсь с этим в моем нынешнем состоянии. Однако
попробуем. Будьте добры, помогите мне подняться.
Дреф подхватил Кинца во Дерриваля под мышки, осторожно приподнял,
подсунул под спину подушки и поднес стакан воды. Кинц немного посидел,
собираясь с силами, затем опустил голову и начал вполголоса бормотать
что-то непонятное. Он бормотал и бормотал; от губительного для магических
чар напряжения он даже охрип, на лбу у него выступили предательские
капельки пота.
Наконец он замолк, поднял голову и открыл полные слез глаза.
- Не получается, - прошептал он. - Волшебство не дается, все усилия
тщетны. Дар покинул меня.
- Вернется вместе с новыми силами, - успокоил Дреф сын-Цино, не
позволив прорваться наружу и малейшей тени охватившего его сомнения и
глубочайшего разочарования.
- Что будет с Элистэ? Я так боюсь за нее! - расплакался Кинц, и
крупные слезы покатились по его серым щекам. - Простите меня, мой мальчик.
Ох, как же я виноват!
"Гробница" обманула ее ожидания. Из перешептываний, какие в свое
время Элистэ удалось подслушать, явствовало, что заключенные там имеют
возможность общаться друг с другом почти без помех. Для многих
Возвышенных, которым приходилось скрываться долгие страшные месяцы,
отказываясь от имени и от наследия предков, заключение отчасти позволяло
расслабиться, перевести дух. Оно хотя бы клало конец неопределенности,
страхам, притворству и одиночеству. Тут гибель последних надежд
освобождала несчастных от кромешного ужаса, и жертвы революции нередко
проводили отпущенные им перед смертью часы в относительном мире, ободряя и
поддерживая друг друга.
Но Элистэ была уготована иная участь.
Ее провели в тюрьму через боковую дверь, незаметную, если не тайную.
В нос ей ударила неимоверная вонь - тошнотворная смесь кислой грязи,
потного страха, дыма, чадящего масла и прежде всего неизбывной
застоявшейся сырости. Пахло куда хуже, чем в "Сундуке", - вероятно,
потому, что "Гробница" была древнее и ее миазмы вызревали на протяжении
веков. Элистэ чуть не задохнулась.
- Пообвыкнешь, бонбошка, - посочувствовал какой-то народогвардеец. -
Дыши ртом.
Поразительно, но поймавшие ее солдаты, казалось, отнюдь не испытывали
к ней ненависти; они, скорее, вели себя как гладиаторы, готовые
побрататься с противником после окончания схватки. Впрочем,
народогвардейцы могли себе это позволить: каждый из них, несомненно, уже
прикидывал, сколько ему достанется из сотни рекко, обещанных за поимку
Элистэ во Дерриваль. Добродушие их, таким образом, было вполне понятно.
Ее обыскали - не распуская при этом рук. Затем провели зловонной
галереей и вниз по сырой спиральной лестнице, потом по другому коридору с
лужами на полу и остановились перед крохотной темной камерой. Элистэ
вошла, обводя взглядом отвратительно влажные стены, парашу в углу и узкую
койку-полку, напоминавшую нары в "Приюте Прилька". Дверь захлопнулась,
лязгнул засов, солдаты ушли и унесли фонарь, оставив ее в кромешном мраке
совсем одну. Такого она никак не предполагала.
Девушка на ощупь добралась до койки, села и стала ждать, пока глаза
привыкнут к темноте. Тем временем пелена благодетельного тумана, что
окутывала ее сознание с минуты ареста, начала рассеиваться. Мысли и
чувства возвращались к ней, как ни гнала она их от себя. Ее охватил слепой
ужас, скрутил в жгут, заставил бешено биться сердце. Промозглая сырость и
тьма обрушились на нее; тело покрылось холодным потом, она задыхалась.
Куда лучше было бы остаться в ступоре - но отупенье прошло, и вернуть его
невозможно. Она застыла, проклиная очнувшееся сознание, ибо в мертвом
безмолвии ее слух не улавливал ни звука.
И тут мысли хлынули потоком.
Ее специально посадили в одиночку - она ведь не такая, как все. Не
заурядная Возвышенная пленница, а племянница Кинца во Дерриваля,
чародейного врага Республики; его родственница, сподвижница и сообщница.
Уж она-то сможет рассказать им о Кинце - о его планах, чародейных приемах
и (если Флозине удалось извлечь его из садов Авиллака) о его
местонахождении. Кровопийцы "Гробницы" наверняка попробуют все это из нее
выпытать.
Выпытать.
Элистэ содрогнулась во мраке. Об ужасах "Гробницы" ходили легенды.
Если она позволит себя сломить, дядюшке Кинцу конец. Дрефу тоже. А с
Дрефом - и всей подпольной организации нирьенистов. Ее предательство
навлечет гибель на всех.
Но есть ли надежда выстоять? Если за нее возьмутся всерьез, разве она
не выболтает все на свете? Разве найдутся такие, кто смог бы молчать?
"Найдутся. Были. Цераленн смогла бы".
И бабушка тут же возникла перед ее мысленным взором. Никакие угрозы и
пытки не сломили бы волю Цераленн во Рувиньяк, не было в мире силы,
способной заставить ее предать человека. И не то чтобы она была наделена
чародейным даром сопротивления - нет, она просто приняла как данность
определенные убеждения, которые стали источником ее духовной силы и в то
же время роковой - для нее - неспособности приноравливаться к
обстоятельствам. Она прожила и умерла в согласии с этими убеждениями. И от
своей внучки имела право требовать того же.
Цераленн всецело принадлежала прошлому и ни за что не примирилась бы
с теперешним, чудовищно изменившимся образом жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238