Она может направить на это всю силу своего ожесточения - вспомнить бы
только, как это делается. И тут она вспомнила. Заставила себя вспомнить.
Обуревающий ее ужас, вся ее ненависть, все отчаяние слились воедино и
взорвались, как бочка с порохом. Перед глазами Элистэ словно вспыхнуло
ревущее сине-белое пламя, и все ее существо отозвалось мучительным воплем.
В тот же миг наваждение со всеми его жуткими подробностями истаяло,
развеялось, как дым. Пыточница испустила жалобный визг, зажимы бессильно
разомкнулись.
Элистэ обнаружила, что лежит одетая на скользкой кожаной кушетке, а
все ее тело покрылось холодным потом. Голова у нее раскалывалась, она
чувствовала слабость и дурноту, но, помимо этого, кажется, не претерпела
никакого ущерба. Впрочем, удостовериться в этом было невозможно - железное
забрало по-прежнему закрывало глаза. С минуту она пролежала в полной
прострации, не в силах и пальцем пошевелить, без единой мысли в пустой
голове. Когда Бирс Валёр, чей узкий лобик собрался в недоуменные морщины,
развязал ремни и рывком поднял ее на ноги, виски Элистэ пронзила безумная
боль, пол медленно уплыл из-под ног - и она потеряла сознание.
И вот она вновь очутилась в своей крохотной слепой камере. Сколько
времени она тут провалялась, сказать было трудно. Но день уже наступил, о
чем свидетельствовал скудный серый свет, сочащийся сквозь решетку. В узкое
отверстие под дверью был просунут поднос с тарелкой жидкой овсянки и
кружкой воды. Есть ей не хотелось, но в горле и во рту пересохло. Заставив
себя подняться, Элистэ добрела до двери, опустилась на колени и разом
осушила кружку, не подумав о том, что воды могут не принести до самого
вечера. Потом вернулась к койке, легла и закрыла глаза. Полумрак уступил
место тьме, и сознание ее тоже окуталось тьмою.
Она проснулась все в том же полумраке, но молодость и здоровье взяли
свое - апатия прошла, она снова могла думать и чувствовать. Ее терзали
холод, безнадежность и воспаленное любопытство. В том, какая доля ей
уготована, сомневаться не приходилось, и Элистэ гнала от себя эти мысли.
Но что стало с дядюшкой Кинцем? С Флозиной Валёр? Кинц, несомненно, исчез
из садов Авиллака, но остался ли он на воле? Прошли часы, а ее так и не
отвели на повторный допрос. Если вожделенная жертва ускользнула от
Народного Авангарда, разве палачи не подвергли бы ее новой пытке? При
воспоминании о камере пыток у нее кровь стыла в жилах, но одновременно
Элистэ испытывала строптивую гордость. Она одолела полу-Чувствительницу,
наверняка самую жуткую Пыточницу во всей "Гробнице". Если ей снова
придется иметь дело с этой машиной, она снова ее одолеет, к тому же
увереннее и быстрее, чем в первый раз, потому что теперь осознала свою
силу. Эта пытка была для нее самой страшной, и она поняла, что бояться уже
нечего - им не заставить ее выдать дядюшку.
Возможно, Бирс Валёр и его подручные тоже это почувствовали.
Оттого-то ее, вероятно, и оставили в покое. Никто за ней не пришел, допрос
не возобновился. Миновало два дня; одиночество Элистэ нарушали лишь
приходы надзирателя - прыщавого одутловатого деревенского парня лет
двадцати, от которого она не услышала ни единого слова.
Однако на третий день ее заточения случилось нечто невероятное.
Элистэ неподвижно лежала на койке с открытыми глазами. Она вспоминала
тупик Слепого Кармана, Дрефа сын-Цино и могла часами предаваться подобным
мыслям. Но в тот день слабый стук и шепот вывели ее из забытья.
Приподнявшись на локте, она повернулась к двери и заметила за решеткой
бледное лицо - отнюдь не тюремщика.
Посетитель? В "Гробнице"? Элистэ мгновенно очутилась у двери. Сквозь
железные прутья она разглядела круглые щеки и подбородок, вздернутый носик
и густые каштановые локоны. Лицо девушки, совсем юной, казалось знакомым.
В проклятом тюремном полумраке легко было и ошибиться, однако...
При первых же словах посетительницы догадка превратилась в
уверенность.
- Ну и ну, кузина, вот уж не думала тебя здесь встретить. О Чары,
какая гнусная дыра!
- Аврелия!
- Ш-ш-ш, не называй меня этим именем. Тут я зовусь собраткой
Нинеттой.
- Собраткой?
- Правда, вульгарно? Но как не считаться с духом времени! По-другому
не проживешь, или я не права?
- Но... что ты... почему?.. Сколько месяцев прошло с тех... Прости, я
ничего не понимаю.
- Да, видок у тебя совсем обалдевший! Но тут никакой тайны, кузина.
Просто я здорово словчила, вот и все. Я обманула наших врагов, обвела их
вокруг пальца, как последних идиотов. Впрочем, это было легко, они такие
тупые!
- Так что же ты сделала?
- Поменяла личину! Понимаешь, когда нас схватили - о Чары, ну и
жуткая была ночка! - у твоей горничной хватило дерзости и смекалки выдать
себя за тебя...
"О, моя бедная храбрая Кэрт".
- Вообще-то, у нее это получилось весьма искусно, тут мне нечем
гордиться - ведь я взяла пример с субретки. И когда, значит, канальи
привезли нас в "Гробницу" и стали допытываться, кто мы такие, я назвалась
собраткой Нинеттой, служанкой графини во Рувиньяк. Поверь мне - я
законченная актриса. Не родись я Возвышенной, непременно блистала бы на
подмостках. Говор, жесты, манеры - все у меня получилось безупречно. Я
сыграла свою роль гениально, и хитрость сработала.
- Ты отказалась от имени, от родных, от своего сословия и наследия
крови?
- А что было делать? И нечего, кузина, так передо мной задаваться. Ты
что, все эти месяцы разгуливала на воле под собственным именем?
"Справедливо. Но здесь я себя не предала", - подумала Элистэ. Здравый
смысл и прямая выгода оправдывали Аврелию. Но забыть высокие нравственные
устои Возвышенных? Впрочем, обличать ее теперь не имело смысла. Элистэ
всего лишь спросила:
- И графиня промолчала?
- Ну... бабуля... что говорить. - Щеки Аврелии залились краской,
которую не мог скрыть даже тюремный полумрак. Аврелия поежилась. - Ты же
ее прекрасно знаешь. Какая она бывала жестокая и придирчивая. Нет, она
меня не выдала. Зато как посмотрела! Словно я кого убила, если не хуже. А
потом, когда мы в тюремном приемнике ждали допроса, - ой, чего она мне
наговорила! Как ледяной водой окатила - и обвиняла, и ругала почем зря!
Несправедливо! Я ей этого никогда не прощу. Люби она меня, как положено
родственнице, ей бы радоваться, что я останусь в живых, а не чехвостить
меня за обман! Но бабуля всегда в своем репертуаре. После допроса нас
развели по разным камерам - она ведь была Возвышенная, а меня эти канальи
приняли за простую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238