Она, как прежде, боится сцены, которая произойдет у нее с матерью, боится горечи и озлобления, к которым такая сцена может привести. Всю жизнь она сдерживается и скрывает свои чувства, только бы не огорчить Дженит. А теперь к этому прибавился еще и страх, как бы мать не унизила Поля. Из-за того, что у Поля отец француз, а мать ирландка, но главное из-за того, что Поль беден, Дженит не удержится и будет при каждом удобном случае колоть Поля, пока рана не сделается такой глубокой, что уже не затянется.
Дойдя до лужайки перед гостиницей, Хетер увидела, что мать и Макквин, закутанные в плащи, сидят рядом на веранде, как пассажиры на пароходе. Дженит казалась взволнованной, она что-то горячо говорила и жестикулировала, а Макквин слушал и важно кивал. Время от времени он поднимал указательный палец, желая подчеркнуть какое-то замечание.
Хетер повернулась и пошла назад в туман. Она ходила около часа, перекусила в деревне Кеннебэнкпорт, а когда вернулась, Макквин уже уехал.
48
У такси, на котором Макквин возвращался в Портленд, спустило колесо, и пока шофер орудовал домкратом и менял его, Макквин не вставал с заднего сиденья. На материке, вдали от моря, тумана не было, и солнце жарко пригревало сквозь влажный воздух. Когда наконец добрались до Портленда, Макквин еле успел на поезд. Он задержался на перроне, только чтобы купить газету, номер журнала «Форчун» и еженедельник левого направления со статьей о Британской Империи.
Мокрый от пота, Макквин вошел в купе, и пока искал мелочь, чтобы дать на чай носильщику в красной фуражке, его рука прилипала к подкладке кармана. Он устал, был озабочен, задыхался от жары, вдобавок вагон оказался с кондиционером, и Макквин не сомневался, что простуда обеспечена. Если американцы не остановятся в этом своем маниакальном пристрастии к комфорту, подумал он, то в ближайшие двадцать пять лет они подорвут здоровье всей нации.
Большим шелковым платком Макквин вытер лоб и, осторожно ступая, направился в вагон-ресторан. Пообедав, он тут же вернулся в купе и запер дверь. Сняв пиджак и жилет, он переоделся в толстый шерстяной клетчатый халат, скинул ботинки, сунул ноги в войлочные домашние туфли, положил рядом с собой журналы, сел и постарался расслабиться.
Неделю назад ему позвонил из Оттавы один из членов кабинета и спросил, не согласится ли Макквин, если произойдет худшее, работать у него в департаменте? Мысль о государственной службе была противна Макквину, но уж если дойдет до худшего, то, пожалуй, придется исполнить долг. Сомнений нет, там, в Оттаве, все крайне перепуганы, да он и сам неспокоен. Каждый раз, когда Макквин читал газеты, ему казалось, что события в Европе направлены против него лично. Поверить невозможно, что начнется война. И все же...
А тут еще Хетер! Вот уж нашла время причинять матери беспокойство. Отзетственности у нее не больше, чем у какой-нибудь служанки. Внушительный подбородок Макквина напрягся. Нынешних молодых людей понять невозможно — никакого представления о правилах приличия, об элементарной порядочности. Куда ни посмотри, везде признаки упадка. Он не удивится...
Да, подумал Макквин, этим глупостям надо положить конец, ведь если Хетер выйдет за такого субъекта, как Поль Таллар, то может случиться все, что угодно. Значит, Поль — писатель. Вот оно что. Интересно поглядеть, что он такое написал. Не иначе, какую-нибудь современную чушь про социализм и секс, но подобное ни один порядочный издатель печатать не станет.
Хетер нужен муж солидный, тогда она возьмется за ум. Если она выйдет за этого Поля Таллара, оба сядут Дженит на шею. Парень, видно, никудышный, раз до тридцати лет не сумел найти себе приличной работы. Как только им в лапы попадет дом Метьюнов, они его тут же продадут какому-нибудь подрядчику, тот снесет особняк, и дело с концом. А на этом месте построит десятиэтажный многоквартирный дом. Один старый дом на том склоне, где живет Макквин, уже снесли весной. Каменный дом, тридцать комнат, оранжерея, одних горгулий шестнадцать штук! А панели красного дерева — ими была обшита столовая — продали похоронной конторе. Вот что случается в наши дни, стоит лишь снизить требования. Он всю жизнь работает не покладая рук. А ради чего? Ради того, чтобы быть на равных с такими людьми, как Метьюны.
Макквин встал, крепко протер лоб полотенцем, потом достал из портфеля кашне и обмотал шею. Вот так-то лучше. Может быть, вопреки ожиданиям, он на этот раз и не подхватит простуду.
Макквин снова сел и скрестил ноги. Собственно, раз все продумано, особенно беспокоиться не о чем. Глупым затеям Хетер он ходу не даст. Это решено. Пусть Поль Таллар даже социалист, но и социалисты не могут жениться без денег. А откуда возьмутся деньги, раз у человека нет работы? Дженит позаботится, чтобы Хетер, если она решится на какие-нибудь безумства, перестала получать на карманные расходы. Значит, * хмыкнул Макквин, довольный собственной дальновидностью, Поль Таллар должен получить работу! Макквин намерен действовать совершенно честно. Он постарается сделать для парня все, что возможно. Есть одно местечко в Британской Колумбии. Получив его, Поль может считать себя счастливчиком. Будет работать вовсю, так лет через десять сможет подумать и о женитьбе. Только не на Хетер! Нет, нет! Когда между ними окажется три четверти континента, Хетер и сама быстро опомнится. Придет время, она еще скажет Макквину спасибо за то, что он для нее сделал. Так они с Дженит и решили.
Макквин взял газету и погрузился в чтение. Минут через пять газета полетела на пол. Какой-то кошмар! Такому мерзавцу, как этот Гитлер, только палец покажи, он откусит всю руку. Если разразится мировая война, деньги нигде не спрячешь. Правительство так или иначе приберет их к рукам.
Больше всего Макквина выводила из себя полная неопределенность, он ни в чем не чувствовал уверенности. Вот год назад все было ясно. После Мюнхена Маккшин понял: мистер Чемберлен показал Гитлеру, что такое настоящий государственный деятель. А теперь? На прошлой неделе Чизлетт доверительно сообщил Макквину, что, если начнется война, правительство не позволит деловым людям использовать ее в своих интересах. Видно, положение хуже некуда, если такой человек, как Чизлетт, настолько забылся, что вылез с подобным разговором. Ведь если бы его слова услышали те, кому не следует, их можно было бы ох как истолковать! Если уж суждено быть войне, Мак-квин готов благодарить бога за то, что премьер-министр знает свое дело и умеет держать язык за зубами.
В поисках чего-нибудь менее огорчительного Мак-квин развернул еженедельник. На первых же двух страницах ему разъяснили, что подлинная причина мирового кризиса заключена в корысти разложившихся капиталистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Дойдя до лужайки перед гостиницей, Хетер увидела, что мать и Макквин, закутанные в плащи, сидят рядом на веранде, как пассажиры на пароходе. Дженит казалась взволнованной, она что-то горячо говорила и жестикулировала, а Макквин слушал и важно кивал. Время от времени он поднимал указательный палец, желая подчеркнуть какое-то замечание.
Хетер повернулась и пошла назад в туман. Она ходила около часа, перекусила в деревне Кеннебэнкпорт, а когда вернулась, Макквин уже уехал.
48
У такси, на котором Макквин возвращался в Портленд, спустило колесо, и пока шофер орудовал домкратом и менял его, Макквин не вставал с заднего сиденья. На материке, вдали от моря, тумана не было, и солнце жарко пригревало сквозь влажный воздух. Когда наконец добрались до Портленда, Макквин еле успел на поезд. Он задержался на перроне, только чтобы купить газету, номер журнала «Форчун» и еженедельник левого направления со статьей о Британской Империи.
Мокрый от пота, Макквин вошел в купе, и пока искал мелочь, чтобы дать на чай носильщику в красной фуражке, его рука прилипала к подкладке кармана. Он устал, был озабочен, задыхался от жары, вдобавок вагон оказался с кондиционером, и Макквин не сомневался, что простуда обеспечена. Если американцы не остановятся в этом своем маниакальном пристрастии к комфорту, подумал он, то в ближайшие двадцать пять лет они подорвут здоровье всей нации.
Большим шелковым платком Макквин вытер лоб и, осторожно ступая, направился в вагон-ресторан. Пообедав, он тут же вернулся в купе и запер дверь. Сняв пиджак и жилет, он переоделся в толстый шерстяной клетчатый халат, скинул ботинки, сунул ноги в войлочные домашние туфли, положил рядом с собой журналы, сел и постарался расслабиться.
Неделю назад ему позвонил из Оттавы один из членов кабинета и спросил, не согласится ли Макквин, если произойдет худшее, работать у него в департаменте? Мысль о государственной службе была противна Макквину, но уж если дойдет до худшего, то, пожалуй, придется исполнить долг. Сомнений нет, там, в Оттаве, все крайне перепуганы, да он и сам неспокоен. Каждый раз, когда Макквин читал газеты, ему казалось, что события в Европе направлены против него лично. Поверить невозможно, что начнется война. И все же...
А тут еще Хетер! Вот уж нашла время причинять матери беспокойство. Отзетственности у нее не больше, чем у какой-нибудь служанки. Внушительный подбородок Макквина напрягся. Нынешних молодых людей понять невозможно — никакого представления о правилах приличия, об элементарной порядочности. Куда ни посмотри, везде признаки упадка. Он не удивится...
Да, подумал Макквин, этим глупостям надо положить конец, ведь если Хетер выйдет за такого субъекта, как Поль Таллар, то может случиться все, что угодно. Значит, Поль — писатель. Вот оно что. Интересно поглядеть, что он такое написал. Не иначе, какую-нибудь современную чушь про социализм и секс, но подобное ни один порядочный издатель печатать не станет.
Хетер нужен муж солидный, тогда она возьмется за ум. Если она выйдет за этого Поля Таллара, оба сядут Дженит на шею. Парень, видно, никудышный, раз до тридцати лет не сумел найти себе приличной работы. Как только им в лапы попадет дом Метьюнов, они его тут же продадут какому-нибудь подрядчику, тот снесет особняк, и дело с концом. А на этом месте построит десятиэтажный многоквартирный дом. Один старый дом на том склоне, где живет Макквин, уже снесли весной. Каменный дом, тридцать комнат, оранжерея, одних горгулий шестнадцать штук! А панели красного дерева — ими была обшита столовая — продали похоронной конторе. Вот что случается в наши дни, стоит лишь снизить требования. Он всю жизнь работает не покладая рук. А ради чего? Ради того, чтобы быть на равных с такими людьми, как Метьюны.
Макквин встал, крепко протер лоб полотенцем, потом достал из портфеля кашне и обмотал шею. Вот так-то лучше. Может быть, вопреки ожиданиям, он на этот раз и не подхватит простуду.
Макквин снова сел и скрестил ноги. Собственно, раз все продумано, особенно беспокоиться не о чем. Глупым затеям Хетер он ходу не даст. Это решено. Пусть Поль Таллар даже социалист, но и социалисты не могут жениться без денег. А откуда возьмутся деньги, раз у человека нет работы? Дженит позаботится, чтобы Хетер, если она решится на какие-нибудь безумства, перестала получать на карманные расходы. Значит, * хмыкнул Макквин, довольный собственной дальновидностью, Поль Таллар должен получить работу! Макквин намерен действовать совершенно честно. Он постарается сделать для парня все, что возможно. Есть одно местечко в Британской Колумбии. Получив его, Поль может считать себя счастливчиком. Будет работать вовсю, так лет через десять сможет подумать и о женитьбе. Только не на Хетер! Нет, нет! Когда между ними окажется три четверти континента, Хетер и сама быстро опомнится. Придет время, она еще скажет Макквину спасибо за то, что он для нее сделал. Так они с Дженит и решили.
Макквин взял газету и погрузился в чтение. Минут через пять газета полетела на пол. Какой-то кошмар! Такому мерзавцу, как этот Гитлер, только палец покажи, он откусит всю руку. Если разразится мировая война, деньги нигде не спрячешь. Правительство так или иначе приберет их к рукам.
Больше всего Макквина выводила из себя полная неопределенность, он ни в чем не чувствовал уверенности. Вот год назад все было ясно. После Мюнхена Маккшин понял: мистер Чемберлен показал Гитлеру, что такое настоящий государственный деятель. А теперь? На прошлой неделе Чизлетт доверительно сообщил Макквину, что, если начнется война, правительство не позволит деловым людям использовать ее в своих интересах. Видно, положение хуже некуда, если такой человек, как Чизлетт, настолько забылся, что вылез с подобным разговором. Ведь если бы его слова услышали те, кому не следует, их можно было бы ох как истолковать! Если уж суждено быть войне, Мак-квин готов благодарить бога за то, что премьер-министр знает свое дело и умеет держать язык за зубами.
В поисках чего-нибудь менее огорчительного Мак-квин развернул еженедельник. На первых же двух страницах ему разъяснили, что подлинная причина мирового кризиса заключена в корысти разложившихся капиталистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135