Мир стал ярким, начался день. Во всех приходах выше и ниже по течению реки зазвонили колокола. На воде их удары звучали приглушенно. Поль склонил голову, и Дафна с любопытством покосилась на него. Наклонившись, мальчик шептал про себя молитву, и Дафна, понаблюдав за ним, перевела глаза на Хетер и улыбнулась смущенно и чуть насмешливо. Капитан сердито посмотрел на нее. Когда звон утих, Дафна спросила:
— Ты всегда так молишься?
— Когда просыпаюсь, всегда. Это молитва Анжел юс '.
— Как забавно!
— Не груби,— сказал ей Ярдли.— Чужую религию обсуждать не положено.
— Да мне просто забавно, что Поль католик, вот и все!
— А католикам, черт побери, куда как смешно, что ^\ы протестанты.
— Мама говорит, что ты не должен поминать черта,— заметила Дафна.
Ярдли внимательно посмотрел на внучку.
— Послушай-ка, юная леди, в один прекрасный день я тебя выдеру.
Хетер проговорила:
— Поль, не обращай внимания на Дафну! Она вредничает. Она вообще противная.
Хетер вытащила из жестянки червя и покачала им перед носом сестры. Червяк был красный, блестящий,
1 Анжелюс — молитва в честь Богородицы, названа так по первому слову «ангел», читается утром, в полдень и вечером под перезвон колоколов.
скользкий, и на конце его извивающееся членистое тело загнулось колечком. Дафна содрогнулась и скорчила гримаску.
— Эх ты, боишься сама червяка на крючок нацепить,— сказала Хетер.— Приходится Полю их насаживать.
— Дедушка!— с достоинством окликнула деда Дафна.— Что она ко мне пристает! Скажи ей.
— Нехорошо, Хетер,— сказал Ярдли.
— фу,— сказала Дафна,— посмотри, какие у нее грязные руки!
Поль вскочил и закричал:
— У меня клюет!
Позабыв о спорах, все, затаив дыхание, следили, как Поль вываживает рыбу. Он стоял, очень сосредоточенный, и потихоньку подтаскивал ее к лодке, леска судорожно дергалась из стороны в сторону, описывая по поверхности воды разбегающиеся круги. Большие темные глаза мальчика расширились, рот приоткрылся, обнажив выступающие вперед зубы. Ярдли маневрировал лодкой, отводя ее от рыбы, пока наконец Поль не подвел добычу к самому борту, тогда капитан перегнулся через планшир и достал рыбу.
— Недурна,— сказал он.
Одной рукой Ярдли взял рыбу за голову, другой за хвост и переломил ей спину за плавниками. Раздался хруст сломанного хребта, и Дафна вздрогнула.
— Зачем ты так, дедушка!— воскликнула она.— Ты же знаешь, я этого не терплю.
Ярдли несколько секунд пристально смотрел на нее, будто силясь разгадать, что за особа его внучка.
— А я не терплю, когда рыба хватает ртом воздух на дне лодки. Вот это и вправду жестоко! И мясо у нее тогда становится невкусное. У многих рыб желудочный сок очень крепкий, он выделяется, даже когда они долго валяются без воды. И получается, что издыхающая рыба сама себя переваривает,— капитан вынул часы и поглядел на небо.— Пожалуй, пора в обратный путь! Скоро ваша мама встанет, будем завтракать*
20
Отец Бобьен всю ночь не спал. Когда стемнело, к нему явился Мариус. Священник накормил его ужином и уложил у себя в свободной комнате. Ночью они проговорили несколько часов. Сейчас Мариус еще не проснулся, днем он укроется здесь, а вечером уйдет.
Ранним утром, когда было еще темно, отец Бобьен встал, оделся и пошел в церковь. Он помолился за спасение души Атанаса Таллара и за Мариуса. Юноша слишком озлоблен, непримирим, если он не избавится от желчности и скептицизма, отец Бобьен не представляет, что с ним станется, и под конец отец Бобьен помолился за себя самого, он просил Бога дать ему силу и мудрость, чтобы охранить свой приход.
Вскоре после десяти отец Бобьен постучался в двери Талларов и его провели в библиотеку. Немного погодя, к нему вышел Атанас. На этот раз священник без всяких предисловий сказал:
— Я снова беседовал с вашим сыном, господин Таллар.
— С Мариусом? Где он?
— Неважно где. С ним все благополучно, если говорить о его здоровье. Мариус не хочет встречаться с вами сейчас, и я думаю, что это правильно. Я надеюсь, со временем он, может быть, начнет относиться ко всему иначе.
— Он еще здесь?
Священник оглядел комнату, и Атанас предложил ему стул.
— Господин Таллар, я пришел не из-за Мариуса. Я хочу поговорить с вами о вас.
Атанас щелчком вытряхнул из трубки старый пепел.
— Я вас слушаю.
— Я разговаривал с Трамбле и еще кое с кем из фермеров, у которых вы собираетесь покупать землю.
— И что же?
— В Сен-Марке такие вещи делать нельзя, господин Таллар. Вы знаете это не хуже меня.
— Чего нельзя делать?
Рука священника нетерпеливо дернулась, но он тут же снова опустил ее на колени. Раздвинув ноги под черной сутаной, он наклонился вперед.
— Я все знаю,— сказал он,— Подробности не имеют значения. Вы задумали строить здесь фабрику.
— Разве это незаконно?
— При чем тут закон? Вы действительно собираетесь купить у Трамбле землю под фабрику?
— Допустим. Ну и что?
— Я велю Трамбле не соглашаться. Я распоряжусь, чтобы ни один из фермеров, с кем вы договаривались, не продавал зам землю.
Атанас вспыхнул и встал. Порыв ветра вздул занавеси на окнах, зашуршал бумагами на столе. Атанас пошел закрыть окно и увидел, что надвигается нежданная гроза. По небу ползла черная грозовая туча, тень от нее накрывала землю, гасила солнечный свет на речной глади, словно начиналось затмение. Крупные капли дождя ударили по стеклам, резко сверкнула молния, за ней через несколько секунд прогремел гром. В комнате стемнело, и книги на полке затуманились. Атанас снова сел в кресло.
— Вы превышаете вашу власть, отец. Как мне истолковывать ваши посещения? Я не давал вам повода так ожесточиться против меня.
— Ожесточиться? Да я молился за вас сегодня ночью. Чего я только не делал, чтобы лучше понять вас. Но вы всему противитесь.
Гроза приближалась, и ветер вдруг превратился в ураганный. От тихого дня и следа не осталось. Ветер свистел над полями и гнул к земле колосья. Он хлестал скот на пастбищах, срывал ветки с деревьев. Серые струи дождя текли по оконным стеклам,
— Отец Бобьен,— начал Атанас,— что бы вы ни думали, мы с вами живем в двадцатом веке. Строительство фабрики у нас, в Сен-Марке, неизбежно. Либо мы, французы, сами займемся разработкой наших ресурсов, либо это сделают за нас англичане. Фермы не в состоянии прокормить население нашего прихода. Если вы не хотите, чтобы вашим прихожанам пришлось искать работу за границей, в Соединенных Штатах, дайте им работу здесь.
— Война — тоже порождение двадцатого зека!— Загремел гром, и священнику пришлось выждать, пока он затихнет.*— Значит, и война благо?
Теперь гроза бушевала прямо над домом, и новый раскат грома заглушил ответ Атанаса. Дождь с силой ударил по окнам. Потом на секунду все будто замерло, словно они очутились в самом центре урагана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Ты всегда так молишься?
— Когда просыпаюсь, всегда. Это молитва Анжел юс '.
— Как забавно!
— Не груби,— сказал ей Ярдли.— Чужую религию обсуждать не положено.
— Да мне просто забавно, что Поль католик, вот и все!
— А католикам, черт побери, куда как смешно, что ^\ы протестанты.
— Мама говорит, что ты не должен поминать черта,— заметила Дафна.
Ярдли внимательно посмотрел на внучку.
— Послушай-ка, юная леди, в один прекрасный день я тебя выдеру.
Хетер проговорила:
— Поль, не обращай внимания на Дафну! Она вредничает. Она вообще противная.
Хетер вытащила из жестянки червя и покачала им перед носом сестры. Червяк был красный, блестящий,
1 Анжелюс — молитва в честь Богородицы, названа так по первому слову «ангел», читается утром, в полдень и вечером под перезвон колоколов.
скользкий, и на конце его извивающееся членистое тело загнулось колечком. Дафна содрогнулась и скорчила гримаску.
— Эх ты, боишься сама червяка на крючок нацепить,— сказала Хетер.— Приходится Полю их насаживать.
— Дедушка!— с достоинством окликнула деда Дафна.— Что она ко мне пристает! Скажи ей.
— Нехорошо, Хетер,— сказал Ярдли.
— фу,— сказала Дафна,— посмотри, какие у нее грязные руки!
Поль вскочил и закричал:
— У меня клюет!
Позабыв о спорах, все, затаив дыхание, следили, как Поль вываживает рыбу. Он стоял, очень сосредоточенный, и потихоньку подтаскивал ее к лодке, леска судорожно дергалась из стороны в сторону, описывая по поверхности воды разбегающиеся круги. Большие темные глаза мальчика расширились, рот приоткрылся, обнажив выступающие вперед зубы. Ярдли маневрировал лодкой, отводя ее от рыбы, пока наконец Поль не подвел добычу к самому борту, тогда капитан перегнулся через планшир и достал рыбу.
— Недурна,— сказал он.
Одной рукой Ярдли взял рыбу за голову, другой за хвост и переломил ей спину за плавниками. Раздался хруст сломанного хребта, и Дафна вздрогнула.
— Зачем ты так, дедушка!— воскликнула она.— Ты же знаешь, я этого не терплю.
Ярдли несколько секунд пристально смотрел на нее, будто силясь разгадать, что за особа его внучка.
— А я не терплю, когда рыба хватает ртом воздух на дне лодки. Вот это и вправду жестоко! И мясо у нее тогда становится невкусное. У многих рыб желудочный сок очень крепкий, он выделяется, даже когда они долго валяются без воды. И получается, что издыхающая рыба сама себя переваривает,— капитан вынул часы и поглядел на небо.— Пожалуй, пора в обратный путь! Скоро ваша мама встанет, будем завтракать*
20
Отец Бобьен всю ночь не спал. Когда стемнело, к нему явился Мариус. Священник накормил его ужином и уложил у себя в свободной комнате. Ночью они проговорили несколько часов. Сейчас Мариус еще не проснулся, днем он укроется здесь, а вечером уйдет.
Ранним утром, когда было еще темно, отец Бобьен встал, оделся и пошел в церковь. Он помолился за спасение души Атанаса Таллара и за Мариуса. Юноша слишком озлоблен, непримирим, если он не избавится от желчности и скептицизма, отец Бобьен не представляет, что с ним станется, и под конец отец Бобьен помолился за себя самого, он просил Бога дать ему силу и мудрость, чтобы охранить свой приход.
Вскоре после десяти отец Бобьен постучался в двери Талларов и его провели в библиотеку. Немного погодя, к нему вышел Атанас. На этот раз священник без всяких предисловий сказал:
— Я снова беседовал с вашим сыном, господин Таллар.
— С Мариусом? Где он?
— Неважно где. С ним все благополучно, если говорить о его здоровье. Мариус не хочет встречаться с вами сейчас, и я думаю, что это правильно. Я надеюсь, со временем он, может быть, начнет относиться ко всему иначе.
— Он еще здесь?
Священник оглядел комнату, и Атанас предложил ему стул.
— Господин Таллар, я пришел не из-за Мариуса. Я хочу поговорить с вами о вас.
Атанас щелчком вытряхнул из трубки старый пепел.
— Я вас слушаю.
— Я разговаривал с Трамбле и еще кое с кем из фермеров, у которых вы собираетесь покупать землю.
— И что же?
— В Сен-Марке такие вещи делать нельзя, господин Таллар. Вы знаете это не хуже меня.
— Чего нельзя делать?
Рука священника нетерпеливо дернулась, но он тут же снова опустил ее на колени. Раздвинув ноги под черной сутаной, он наклонился вперед.
— Я все знаю,— сказал он,— Подробности не имеют значения. Вы задумали строить здесь фабрику.
— Разве это незаконно?
— При чем тут закон? Вы действительно собираетесь купить у Трамбле землю под фабрику?
— Допустим. Ну и что?
— Я велю Трамбле не соглашаться. Я распоряжусь, чтобы ни один из фермеров, с кем вы договаривались, не продавал зам землю.
Атанас вспыхнул и встал. Порыв ветра вздул занавеси на окнах, зашуршал бумагами на столе. Атанас пошел закрыть окно и увидел, что надвигается нежданная гроза. По небу ползла черная грозовая туча, тень от нее накрывала землю, гасила солнечный свет на речной глади, словно начиналось затмение. Крупные капли дождя ударили по стеклам, резко сверкнула молния, за ней через несколько секунд прогремел гром. В комнате стемнело, и книги на полке затуманились. Атанас снова сел в кресло.
— Вы превышаете вашу власть, отец. Как мне истолковывать ваши посещения? Я не давал вам повода так ожесточиться против меня.
— Ожесточиться? Да я молился за вас сегодня ночью. Чего я только не делал, чтобы лучше понять вас. Но вы всему противитесь.
Гроза приближалась, и ветер вдруг превратился в ураганный. От тихого дня и следа не осталось. Ветер свистел над полями и гнул к земле колосья. Он хлестал скот на пастбищах, срывал ветки с деревьев. Серые струи дождя текли по оконным стеклам,
— Отец Бобьен,— начал Атанас,— что бы вы ни думали, мы с вами живем в двадцатом веке. Строительство фабрики у нас, в Сен-Марке, неизбежно. Либо мы, французы, сами займемся разработкой наших ресурсов, либо это сделают за нас англичане. Фермы не в состоянии прокормить население нашего прихода. Если вы не хотите, чтобы вашим прихожанам пришлось искать работу за границей, в Соединенных Штатах, дайте им работу здесь.
— Война — тоже порождение двадцатого зека!— Загремел гром, и священнику пришлось выждать, пока он затихнет.*— Значит, и война благо?
Теперь гроза бушевала прямо над домом, и новый раскат грома заглушил ответ Атанаса. Дождь с силой ударил по окнам. Потом на секунду все будто замерло, словно они очутились в самом центре урагана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135