«В основе всех религиозных верований лежит детская боязнь темноты. По мере того, как ребенок становится взрослым, страх этот как бы утихает, но все же продолжает существовать. Человек придумал целую систему разных верований, чтобы умерить силу этого страха. Верования примитивных племен мы именуем суевериями, у цивилизованных же наций суеверия маскируются благородным названием «религия». Таким образом, Бог — это наиболее оригинальное изобретение человечества, даже более важное, чем изобретение колеса. Цель этой книги — проследить и объяснить...»
Атанас перестал писать и выглянул в окно. По правде говоря, книга не имела целью что-либо прослеживать и объяснять. В основном, он хотел изложить в ней некоторые соображения, подобные тому, какое только что набросал. Их можно принимать, можно не принимать. Исписывать страницы, доказывая очевидное, было бы пустой тратой времени.
Атанас, улыбаясь, перечитал написанное. Ему показалось, что это — выдающиеся мысли, изложенные ясно и точно. Он взглянул на портрет Вольтера над столом и весело послал ему воздушный поцелуй. Да, мысли выдающиеся. Смущало только одно — ему ли они принадлежат?
Атанас откинулся в кресле, набил трубку любимым табаком, раскурил ее и затянулся. За окном было прекрасное весеннее утро. Атанас повернулся лицом к комнате и оглядел библиотеку: старинные кресла, великолепный каменный камин, за много лет потемневший от дыма. Он посмотрел на портрет Руссо, висевший рядом с Вольтером. На Руссо была меховая шапка, и от этого он напоминал франко-канадского колониста из далекого прошлого, чуть ли не соигеиг с!е Ьо15 \ Удобная комната—-его библиотека, удобная и привычная. Но не кажется ли она такой приятной просто потому, что хорошо ему знакома? Быть может, в основе всякого консерватизма лежит тенденция считать приятным все привычное. Интересно, это тоже выдающаяся мысль? И тоже его собственная? Атанас заметил, что начинает отвлекаться и, снова повернувшись к столу, склонился над белым листом. Но тут вошел Поль с газетами.
Атанас взял их и положил на угол стола.
— Ты бы хотел уехать отсюда и ходить в городскую школу, Поль?— спросил он мальчика, когда тот собрался выйти из комнаты.
Поль остановился и посмотрел на свои башмаки.
— Не знаю,— ответил он.
— В будущем году тебе придется поступить в какую-нибудь школу. Не можешь же ты вечно сидеть дома.
1 Лесной бродяга (фр.) — так называли мехоторговцев, скупав* ших пушнину у индейцев во времена освоения Канады.
На лице Поля выразилась такая тревога, что Атанас не мог этого не увидеть. Он уже не раз замечал, что Поль многого боится.
— Милый мой, да тебе в школе очень понравится. Мы отдадим тебя в английскую школу. Будешь изучать разные науки. Узнаешь, почему земля вертится.
— Разве не сама по себе?
Атанас рассмеялся, не понимая, что настраивает мальчика против себя.
— Верно,— сказал он,— но ты узнаешь почему.
— Разве не по воле Божьей?
— Да, да, разумеется.— Атанас взял одну из газет со стола и развернул ее.— На будущий год ты поступишь в хорошую английскую школу. Но при этом, имей в виду, останешься канадцем. Никогда не забывай, что ты канадец.
Несколько минут Поль стоял и смотрел, как отец читает, потом повернулся и вышел. Атанас снова склонился над бумагой, но слова не шли из-под пера. Книга о религии, конечно, важнейшее дело. Да и любая книга — дело важное. Он нахмурился над уже написанным, но дверь открылась, и на пороге появилась Кэтлин.
— Входи,— сказал он, радуясь предлогу прервать работу.
Атанас смотрел, как жена идет через комнату, как рассеянно проводит рукой по подоконнику, а затем смотрит на пальцы, нет ли пыли, как вытирает пальцы о юбку. Из-за того, что в это утро Кэтлин была неряш-ливо одета и не причесана, она выглядела старше своих тридцати лет. Атанас ждал, что она заговорит, но Кэтлин молчала, устремив глаза в окно. Ветер с реки шевелил ветки с клейкими почками на росших вдоль аллеи тополях, надувал белые крахмальные занавески рядом с Кэтлин. Атанас почти физически ощутил, как донимающая жену скука наполнила комнату.
— Я собираюсь в поле, поговорить с Блаишаром,— сказал он.— Хочешь пойти со мной?
Кэтлин отвернулась от окна и, ступая бесшумно, как ленивая кошка, снова прошла по комнате.
— Нет,— ответила она.
— А тебе следовало бы прогуляться. Погода сегодня мягкая. Надо больше бывать на воздухе.
— Я не люблю бывать на воздухе,— в ее голосе не слышалось ни горечи, ни яда. В нем скорее угадывалась ирландская напевность, и от этого все, что говорила Кэтлин, звучало беззаботно-ласково. Она бродила по комнате, рассматривала книги на полках, ни на одной не задерживаясь взглядом. Потом открыла ящик заваленного книгами стола и вынула пачку сигарет.
— Это старые,— заметил Атанас.— На, возьми другие.
Она не потрудилась ответить, но вынула сигарету из пачки, которую держала в руках, вставила ее в рот. Потом пошла искать спички на каминной полке. Среди стоящих там безделушек валялись бумажки, карточки, старые конверты. Кэтлин вечно что-нибудь разыскивала, всегда не спеша, и рано или поздно обязательно находила то, что искала. Вот и сейчас она вынула из маленькой вазочки спичку и сильно чиркнула ею о каменную стенку камина. Когда сигарета раскурилась, Кэтлин, повернувшись к мужу, втянула в себя дым, затем медленно и ловко выпустила его из ноздрей длинной струйкой, казалось, не имеющей конца.
— Где Майк?— спросила она.
— У него блохи. Я его выставил. Не надо пускать его в дом. Майк — дворовый пес.
— Я ни разу не видела у него блох.
Атанас начал постукивать карандашом по столу. Опять между ними стоит что-то. То, что медленно нарастало последние годы и с чем Атанас теперь не может ничего поделать. Он для Кэтлин слишком стар. Намерения развивать ее ум оказались несуразной глупостью. Кэтлин инстинктивно воспринимала их с обидой, хотя характер у нее был легкий, и усваивала она все легко, но ведь женился Атанас на ней вовсе не ради ее ума, и оба это знали. Теперь, когда они долго бывали вместе, они надоедали друг другу. А Кэтлин все еще красива. Глядя, как она пожимает плечами, как поднимает и снова кладет на место журнал, улыбается своим мыслям, Атанас снова ощутил волнение: как разительны контрасты в ее наружности — белая, как магнолия, кожа и черные как смоль волосы, полная грудь и узкие, стройные, независимо покачивающиеся бедра.
— Ну что слышно насчет фабрики?—спросила она.— Ты виделся в поезде с Макквином?
Атанас нахмурился и поджал губы.
— Он задумал строительство всерьез. Удивительные люди эти английские дельцы. Все решают так быстро! Макквин уверяет, что после войны для текстильной промышленности в Канаде откроется большое будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135