Поль увидел, что стаканы опустели, тихо встал и наполнил их снова. Хетер и Ярдли продолжали разговаривать, однако Полю на этот раз не хотелось вступать в беседу. Вообще он любил поговорить, но выработал в себе умение молчать во время общего разговора, и при этом всем казалось, будто он в нем участвует.
Хетер сказала:
— Честное слово, если Хантли Макквин еще раз скажет мне, что спешить не следует, я не знаю, что с ним сделану. Когда ты был молодой, дед, старшие тоже вечно уговаривали тебя не спешить?
Поль подумал: «Значит, и тебе это не нравится? Может, ты даже понимаешь почему?»
Ярдли усмехнулся.
— Мне-то чаще говорили, чтобы я пошевеливался, Хетер продолжала:
— Когда-нибудь нарисую карикатуру на Хантли Макквина: как он сидит на крышке кипящего котла на горе Монт-Ройяль и уговаривает воду, пусть она подольше покипит, а то быстро остынет. Жалко, в Канаде нет таких художников, чтоб умели хорошо рисовать карикатуры на людей.
Поль вслушивался в ее слова: интересно, она действительно так думает? Сознает ли, что и другим это часто приходит в голову? Понятно ли ей, в чем беда нашего времени? В том, что все стараются приспособить факты к своему мнению, вместо того чтобы основывать свое мнение на фактах? Овцы называют себя идеалистами, волки — реалистами, Интересно, встречалась ли она с такими, как Мариус? А если познакомится с ним, поймет ли, что как только он начал винить других в собственных недостатках, на нем можно было ставить крест? Всех, кто думает не так, как он, Мариус считает предателями. Смысл его теорий примитивен, как у дикаря. Но чего можно ждать от человека, если его отовсюду гонят? Он и станет дикарем. Уже целые четыре года депрессия истерически призывает людей смириться, уйти в леса, стать дикарями и бить в тамтамы, В Германии случилось то, что случается с человеком, который выбросил все, что имел за душой. Вот и вышло, что мир, сам того не понимая, объединяется в гигантском заговоре; заставляют одних смириться ради других во имя какой-то отвлеченной идеи. Ты молод, а тебе твердят, что опасно торопиться жить. Ты бьешься, чтобы получить образование, а тебе говорят, что оно ни к чему. Постепенно тебе начинает казаться, что весь мир —«они», ты поддаешься нарастающему безумию, тебе хочется послать «их» к черту, выбросить все, что есть за душой, уйти в лес и бить в тамтамы вместе с такими, как ты сам.
Из-под длинных темных ресниц Поль наблюдал за Хетер. Он не менее подозрительно относился к словам, чем Мариус к людям. Слишком она естественна и непринужденна, чтобы с&рдк^е^л чувствовать то, что
11* говорит. К тому же она богата, у нее знатное происхождение, откуда ей знать?
Ярдли прикрыл зевок ладонью, и Хетер снова встала.
— Я слишком засиделась, дед. Прости, пожалуйста. Ярдли помотал головой, в глазах его блеснул смешок, но, посмотрев на внучку, он сказал серьезно:
— Приходи почаще, Хетер. И пораньше. Я так привык вставать с петухами, что десять вечера для меня все равно что глубокая ночь.
— Я бы рада приходить почаще, дед. Честное слово. Мы с Дафной на прошлой неделе дважды к тебе заезжали, но не застали. Но раз уж ты наотрез отказываешься от телефона...
Ярдли и Поль, стоя, слушали ее, потом Поль ушел в спальню и вернулся с пальто и шарфом.
— Смешно,— сказал Ярдли,— а ведь когда-то в Кейп-Бретоне мне, похоже, довелось говорить по первому на свете телефону. Из дома самого Белла '. Сто лет назад. Мы с ним любили посидеть на пристани и потолковать о том о сем. Удивительный был человек. Но все равно, не лежит у меня душа к этим телефонам. Уши мои, что ли, для них великоваты? А до чего они доводят дельцов! Особенно если в конторе их много понаставлено.
Поль завязал шарф и ждал, когда Хетер двинется к дверям.
— А почему ты к нам не заходишь?— спросила она деда.— Я ведь могу заехать за тобой в любой день, только скажи.
— Да, знаешь, я подумываю, не отчалить ли мне отсюда вообще на будущий год? Не пора ли восвояси?
Поль подошел к двери и взялся за ручку.
— Я думала, ты продал ферму,— удивилась Хетер.
— Я про Новую Шотландию говорю,— объяснил Ярдли.— Бьюсь об заклад, ты и думать забыла, что сама на добрую четверть оттуда. Если там родился, так уж твой дом там, неважно, где ты потом живешь.
— Но ведь у тебя, наверно, там никого не осталось. Ярдли задумчиво улыбнулся.
— У меня теперь, пожалуй, нигде никого не осталось. Даже в Сен-Марке. С тех пор как приятель твоей
1 Белл Алекс Грейам (1847—1922) — канадский ученый, один из изобретателей телефона.
матери Макквин построил там фабрику, Сен-Марк совсем не тот. Он теперь настоящий город, и безработных там полно, и другого всякого, без чего уважающий себя город не обходится. Перед тем как ты пришла, я как раз рассказывал Полю, что неделю назад умер Поликарп Друэн. Помнишь его? Он еще лавку держал.
Хетер покачала головой.
— Так что видишь, теперь все равно, где мне жить, и, пожалуй, лучше вернуться домой. Поль тоже снимается с якоря,— и, взглянув на ее озабоченное лицо, добавил:—Не считай только, что я жалуюсь. Надо быть набитым дураком, чтоб, прожив такую долгую жизнь, не ценить своего счастья.
Хетер вспомнила, каким чужим чувствовал себя дед в доме* Метьюнов, как редко она заходила к нему, даже когда было время, и на глазах у нее навернулись слезы.
— И скоро ты собираешься?— спросила она.
— Ну, не сейчас. Но думаю, довольно скоро.
— А где ты будешь жить? В Галифаксе? — Ей пришла в голову горькая мысль, что дед больше не нуждается в ней, и виновата в этом она сама. А ведь никто в мире не понимал ее так, как он.
— Не решил пока,— ответил он.— Там побережье тянется на пять тысяч миль, если считать все заливы и бухты. Есть из чего выбирать.
— Здесь тебе всегда не слишком нравилось? Правда, дед?
— Если даже и не нравилось, тебе-то нечего забивать этим голову. Вся беда в том, что я никогда всерьез не принимал таких, как Макквин, а если хочешь жить в этом городе, надо ко всему подходить серьезно,— он усмехнулся.— Только я и пробовать не хочу.
Хетер потянулась и поцеловала деда в щеку.
— Скоро увидимся,— сказала она.
Поль открыл дверь, пропустил Хетер вперед, договорился с Ярдли, что греческий они перенесут на следующий вечер, и вышел за ней.
Ярдли постоял посреди комнаты, слушая, как за молодыми людьми захлопывается одна дверь за другой. Потом перенес лампу за спинку кресла, в котором до этого сидела Хетер, подошел к полке, надел очки и снял книгу. Это был €<Анабасис» Ксенофонта * в переводе Лёба. Поль взял его в университетской библиотеке. Минут тридцать Ярдли пытался разобраться в греческом тексте, заглядывал в английский перевод, напечатанный справа, потом отложил книгу. Он подумал, что слишком стар, и новый язык ему не выучить, да и вообще, стоит ли браться за греческий, раз ему все равно его не осилить — в этом есть что-то даже показное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135