Он вышел из квартиры в общий холл, аккуратно закрыл за собой дверь и проверил, хорошо ли она заперта. Потом пощупал, в кармане ли ключ, и вышел на улицу.
Идти ему было некуда, так как он никого здесь не знал. В школе, где он теперь учился, спортивные игры не предусматривались. Пять дней в неделю мальчики сидели в классах — по пятьдесят учеников в каждом, с утра в классах пахло дезинфекцией, а уже через час — казармой. Их учила мрачная старая дева с длинными передними зубами, знавшая, что стоит ей хотя бы на минуту изменить выражение лица, и класс выйдет из повиновения. В пятницу школа закрывалась в половине четвертого. В ней учили по расписанию, а большего не хотели и не могли взять на себя.
Засунув руки в карманы, Поль брел вверх по склону, направляясь к вершине горы. Поднявшись не верхние улицы, он почувствовал, что надсадная тоска понемногу отпускает его. Здесь было тихо, как в церкви, улицы нежились в тени вековых деревьев — кленов, лип и вязов, на них только что распустилась молодая листва, каштаны были усыпаны свечками цветов. От вскопанных клумб пахло землей, перед домами красовались ухоженные зеленые лужайки, их подстригали садовники, и в теплом воздухе разносилось стрекотанье косилок. Здесь жили некоторые мальчики из тех, с кем Поль учился во Фробишере, немногие, ведь домов на улице было совсем мало. Высокие, сложенные из кирпича или камня, эти дома с горгулиями по углам крыш, с просторными оранжереями по бокам, напоминали замки, но знакомых мальчиков в такое утро здесь, конечно, быть не могло. Сейчас они, наверно, играют в крокет на площадке под вязами перед школой или, вырвавшись на волю, переправились через реку и ловят рыбу в пруду у заброшенной мельницы, недалеко от дороги. Поль вспомнил, что там, за стропилами, так и осталась его маленькая удочка. И тут же подумал о другой удочке, которую забыл когда-то в кладовке старого дома в Сен-Марке.
Одиночество с новой силой придавило его. Он поднялся по деревянным ступеням, ведущим на первый гребень горы, пересек Пайн-авеню и по грязной извилистой дороге зашагал к вершине. Здесь все было почти как в деревне, город остался далеко внизу. А в настоящей деревне, в Сен-Марке, сейчас уже зеленеют клены и на вспаханных полях проклюнулись первые ростки. Прошло почти три года, как он оттуда уехал. В старой своей школе он почти не вспоминал про Сен-Марк, ведь Фробишер был за городом, но после смерти отца воспоминания о прежней жизни преследовали его, и временами чудилось, будто он оставил Сен-Марк только вчера.
С мыслями о Сен-Марке Поль свернул с дороги и сквозь сухие заросли папоротников пробрался к большой скале. Темно-серая, словно их теперешний дом, она была, как пылью, покрыта лишайником. Поль присел за скалой и, достав из кармана скаутский нож, принялся обстругивать подобранную тут же палку.
Мариус говорит, что, когда он закончит юридический курс, если только ему хватит денег на это, он подаст на кого-то в суд и вернет их поместье в Сен-Марке и состояние, потерянное отцом. Поль понимал, что это одни разговоры, просто Мариус напускал на себя важность. А на самом деле все очень просто: залезаешь в долги, выплачиваешь их и становишься бедным. Полю хотелось, чтобы Мариус приходил к ним пореже, потому что всякий раз он ссорился с Кэтлин. Бывает, Мариус сидит и долго-долго смотрит на нее, а если она обернется, отводит глаза, И тут же, без всякой причины, затевает ссору всегда из-за него, из-за
1 Горгулия — в готической архитектуре — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры.
Поля. Мариус требует, чтобы Поль ходил во французскую школу, а Кэтлин это приводит в ярость.
Укрывшись за скалой, Поль лежа строгал палочку и грелся на солнце, которое пробивалось между ветвями. Как хорошо сейчас, наверно, на реке, по небу плывут белые облака, а в просветах сияет голубизна. Последней раз Поль был з Сен-Марке, когда хоронили отца, небо тогда было серое, холодное.
Поль снова и снова вспоминал тот день. На похороны собрался весь приход, из Оттавы и из Монреаля приехали важные господа, которых Поль раньше не видел. Но его-то радовали знакомые лица в толпе — Френетт, Поликарп Друзн, Бланшар, даже Овид Биссонетт. В головах могилы стоял отец Бобьен в сутане, и свежевырытая яма зияла на снегу, как темная рана. Гроб опустили в могилу, священник бросил на крышку несколько смерзшихся комьев земли, и провожающие разошлись, разминая онемевшие от холода ноги и чуть не отморозив уши. В тот же вечер Ярдли в санях отвез Поля и Кэтлин в Сент-Жюстин. Там они сели в монреальский поезд и больше в Сен-Марк не приезжали.
Полю снова наскучило сидеть на месте, он вышел из-за скалы и стал подниматься к вершине. По дороге навстречу ему то и дело попадались всадники, они подпрыгивали в кавалерийских седлах. Наверху Поль набрел на группу девчонок, которых учили ездить верхом. Инструктор держал в руках поводья лошадей и что-то объяснял. Полю захотелось послушать, и он подошел поближе. Вдруг одна из девочек отвернулась от инструктора и замахала Полю кнутом.
— Поль,— закричала она.— Эй, Поль!
Он разглядел вздернутый нос, большой рот и узнал Хетер. Ему страшно захотелось поговорить с ней, но, сам не зная почему, он вдруг смутился. Нарочито взглянул через плечо, как бы желая посмотреть, кого это зовут, а когда снова повернулся, увидел, что его уловка озадачила Хетер. И услышал, как она сказала девочке, гарцевавшей рядом:
— Уверена, что это Поль Таллар!
Поль быстро взглянул, к кому она обращается, и увидел Дафну. Дафна сильно выросла, очень ладно сидела в седле и держалась уверенно, а волосы у нее блестели на солнце. Но инструктор рассердился, что его прервали. Он потребовал внимания, и, прежде чем
Хетер успела отделиться от группы, Поль поспешно свернул с дороги и исчез в кустах. Здесь тропинки к вершине не было, дорогу ему преграждала скала, испещренная глубокими трещинами и впадинами. Сосредоточив все свое внимание и воображая себя швейцарским альпинистом, о которых он читал, Поль стал карабкаться по скале и наконец добрался до вершины. Он обнаружил, что порвал носок, и расстроился. Мать предупреждала, что теперь ему придется годами носить одно и то же. Он решил, что надо научиться самому штопать носки. Кэтлин ненавидела чинить одежду, и Поль не хотел ее утруждать.
Он не сразу отдышался после подъема, но зато теперь стоял на самом высоком месте, отсюда весь город был виден как на ладони. Залитый солнцем Монреаль сейчас представлялся ему великолепным — вот ведь какой огромнейший, и Поль видит его почти весь. Особенно красивой казалась ему верхняя часть города, обнимавшая гору; там, под деревьями, скользили мягкие солнечные блики, а крыши домов укрывались в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Идти ему было некуда, так как он никого здесь не знал. В школе, где он теперь учился, спортивные игры не предусматривались. Пять дней в неделю мальчики сидели в классах — по пятьдесят учеников в каждом, с утра в классах пахло дезинфекцией, а уже через час — казармой. Их учила мрачная старая дева с длинными передними зубами, знавшая, что стоит ей хотя бы на минуту изменить выражение лица, и класс выйдет из повиновения. В пятницу школа закрывалась в половине четвертого. В ней учили по расписанию, а большего не хотели и не могли взять на себя.
Засунув руки в карманы, Поль брел вверх по склону, направляясь к вершине горы. Поднявшись не верхние улицы, он почувствовал, что надсадная тоска понемногу отпускает его. Здесь было тихо, как в церкви, улицы нежились в тени вековых деревьев — кленов, лип и вязов, на них только что распустилась молодая листва, каштаны были усыпаны свечками цветов. От вскопанных клумб пахло землей, перед домами красовались ухоженные зеленые лужайки, их подстригали садовники, и в теплом воздухе разносилось стрекотанье косилок. Здесь жили некоторые мальчики из тех, с кем Поль учился во Фробишере, немногие, ведь домов на улице было совсем мало. Высокие, сложенные из кирпича или камня, эти дома с горгулиями по углам крыш, с просторными оранжереями по бокам, напоминали замки, но знакомых мальчиков в такое утро здесь, конечно, быть не могло. Сейчас они, наверно, играют в крокет на площадке под вязами перед школой или, вырвавшись на волю, переправились через реку и ловят рыбу в пруду у заброшенной мельницы, недалеко от дороги. Поль вспомнил, что там, за стропилами, так и осталась его маленькая удочка. И тут же подумал о другой удочке, которую забыл когда-то в кладовке старого дома в Сен-Марке.
Одиночество с новой силой придавило его. Он поднялся по деревянным ступеням, ведущим на первый гребень горы, пересек Пайн-авеню и по грязной извилистой дороге зашагал к вершине. Здесь все было почти как в деревне, город остался далеко внизу. А в настоящей деревне, в Сен-Марке, сейчас уже зеленеют клены и на вспаханных полях проклюнулись первые ростки. Прошло почти три года, как он оттуда уехал. В старой своей школе он почти не вспоминал про Сен-Марк, ведь Фробишер был за городом, но после смерти отца воспоминания о прежней жизни преследовали его, и временами чудилось, будто он оставил Сен-Марк только вчера.
С мыслями о Сен-Марке Поль свернул с дороги и сквозь сухие заросли папоротников пробрался к большой скале. Темно-серая, словно их теперешний дом, она была, как пылью, покрыта лишайником. Поль присел за скалой и, достав из кармана скаутский нож, принялся обстругивать подобранную тут же палку.
Мариус говорит, что, когда он закончит юридический курс, если только ему хватит денег на это, он подаст на кого-то в суд и вернет их поместье в Сен-Марке и состояние, потерянное отцом. Поль понимал, что это одни разговоры, просто Мариус напускал на себя важность. А на самом деле все очень просто: залезаешь в долги, выплачиваешь их и становишься бедным. Полю хотелось, чтобы Мариус приходил к ним пореже, потому что всякий раз он ссорился с Кэтлин. Бывает, Мариус сидит и долго-долго смотрит на нее, а если она обернется, отводит глаза, И тут же, без всякой причины, затевает ссору всегда из-за него, из-за
1 Горгулия — в готической архитектуре — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры.
Поля. Мариус требует, чтобы Поль ходил во французскую школу, а Кэтлин это приводит в ярость.
Укрывшись за скалой, Поль лежа строгал палочку и грелся на солнце, которое пробивалось между ветвями. Как хорошо сейчас, наверно, на реке, по небу плывут белые облака, а в просветах сияет голубизна. Последней раз Поль был з Сен-Марке, когда хоронили отца, небо тогда было серое, холодное.
Поль снова и снова вспоминал тот день. На похороны собрался весь приход, из Оттавы и из Монреаля приехали важные господа, которых Поль раньше не видел. Но его-то радовали знакомые лица в толпе — Френетт, Поликарп Друзн, Бланшар, даже Овид Биссонетт. В головах могилы стоял отец Бобьен в сутане, и свежевырытая яма зияла на снегу, как темная рана. Гроб опустили в могилу, священник бросил на крышку несколько смерзшихся комьев земли, и провожающие разошлись, разминая онемевшие от холода ноги и чуть не отморозив уши. В тот же вечер Ярдли в санях отвез Поля и Кэтлин в Сент-Жюстин. Там они сели в монреальский поезд и больше в Сен-Марк не приезжали.
Полю снова наскучило сидеть на месте, он вышел из-за скалы и стал подниматься к вершине. По дороге навстречу ему то и дело попадались всадники, они подпрыгивали в кавалерийских седлах. Наверху Поль набрел на группу девчонок, которых учили ездить верхом. Инструктор держал в руках поводья лошадей и что-то объяснял. Полю захотелось послушать, и он подошел поближе. Вдруг одна из девочек отвернулась от инструктора и замахала Полю кнутом.
— Поль,— закричала она.— Эй, Поль!
Он разглядел вздернутый нос, большой рот и узнал Хетер. Ему страшно захотелось поговорить с ней, но, сам не зная почему, он вдруг смутился. Нарочито взглянул через плечо, как бы желая посмотреть, кого это зовут, а когда снова повернулся, увидел, что его уловка озадачила Хетер. И услышал, как она сказала девочке, гарцевавшей рядом:
— Уверена, что это Поль Таллар!
Поль быстро взглянул, к кому она обращается, и увидел Дафну. Дафна сильно выросла, очень ладно сидела в седле и держалась уверенно, а волосы у нее блестели на солнце. Но инструктор рассердился, что его прервали. Он потребовал внимания, и, прежде чем
Хетер успела отделиться от группы, Поль поспешно свернул с дороги и исчез в кустах. Здесь тропинки к вершине не было, дорогу ему преграждала скала, испещренная глубокими трещинами и впадинами. Сосредоточив все свое внимание и воображая себя швейцарским альпинистом, о которых он читал, Поль стал карабкаться по скале и наконец добрался до вершины. Он обнаружил, что порвал носок, и расстроился. Мать предупреждала, что теперь ему придется годами носить одно и то же. Он решил, что надо научиться самому штопать носки. Кэтлин ненавидела чинить одежду, и Поль не хотел ее утруждать.
Он не сразу отдышался после подъема, но зато теперь стоял на самом высоком месте, отсюда весь город был виден как на ладони. Залитый солнцем Монреаль сейчас представлялся ему великолепным — вот ведь какой огромнейший, и Поль видит его почти весь. Особенно красивой казалась ему верхняя часть города, обнимавшая гору; там, под деревьями, скользили мягкие солнечные блики, а крыши домов укрывались в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135