— Такие речи не доведут тебя до добра. Про священника так говорить нельзя, накличешь несчастье.
Давно Атанас не испытывал столь сильного раздражения. Каждый раз, когда он пытался что-нибудь обсудить с Кэтлин, разговор бесцельно уклонялся в сторону и, описав полный круг, возвращался к тому, с чего они начали.
— Ты так говоришь, будто несчастье — живое существо,— сказал он.— Ты просто суеверна. Только в этом и состоит твоя религиозность.
Кэтлин ничего не ответила. Она увидела во дворе Поля, он играл со щенком из хлева. Сразу ожив, она с интересом подошла к окну. Атанас смотрел на ее профиль. В странном он оказался положении. Он видел, с какой гордостью наблюдает за сыном Кэтлин. При нем мать и сын редко разговаривали, но было ясно, что они без слов понимают друг друга. Все, что ни делал Поль, Кэтлин находила правильным. Она позволяла ему разбрасывать вещи и игрушки по всему дому и охотно сама убирала за ним. Разрешала затаскивать в комнаты кошек и собак из конюшни и только смеялась, если он набирался от них блох. Безусловно, она баловала сына. Поль был частью ее жизни, которую она принимала безоговорочно, как, впрочем, и все остальное, кроме необходимости оставаться в Сен-Марке.
— Знаешь,— сказала она, отводя глаза от окна,— может быть, ты и прав.
Атанас уже забыл, о чем они только что говорили. Прав? В чем? Маленькие часы на стене громко тикали, этот звук сливался с басовитым и отчетливым тиканьем дедовских часов в холле. Во дворе веселым лаем заливался щенок. Уголки рта Атанаса вдруг дрогнули, и он широко улыбнулся. Он и Кэтлин посмотрели друг на друга долгим взглядом. Нить, соединяющая их, была призрачной, но в эту секунду каждый почувствовал, как она прочна, хоть и неуловима.
Кэтлин опустила глаза на свою юбку, будто только сейчас заметила, какая она неопрятная. Она принялась медленно закладывать материю в ровные складки. Атанас наблюдал за ней, поглаживая длинными пальцами подбородок. Сможет ли он снова взволновать эту женщину, зажечь в ней огонь, который когда-то воспламенял его, снова увидеть, как она наслаждается полнотой жизни? Пожалуй, не сможет. Слишком много ошибок совершил он по отношению к ней. И самая большая глупость — это его неизлечимая страсть переделывать, переиначивать других. Переделывать других, когда даже с самим собой он ничего поделать не в силах!
Будто стараясь выиграть время, Атанас спросил:
— Тебе, бедной, здесь действительно так одиноко? Кэтлин отвела глаза и принялась снова наблюдать
за Полем, бегавшим наперегонки со щенком вокруг дома.
В конце концов, подумал Атанас, им совершенно необязательно жить здесь круглый год. Это просто дело привычки. Все его предки жили в Сен-Марке, и он не представляет себе другой жизни. Казалось немыслимым, что с Полем может быть иначе. Но раз он решил отправить мальчика в школу, глупо делать вид, будто Кэтлин должна оставаться в Сен-Марке. Они могут приезжать сюда на лето. Летом ей не будет здесь так уж тяжко. Конечно, надо прикинуть расходы. Два дома потребуют больших денег. Но это он может себе позволить. А если принять предложение Мак-квина...
— Кэтлин!— позвал он.— Я думаю, будущую зиму мы проведем в городе.
Она, не оборачиваясь, покачала головой:
— Нет, я уже много раз это слышала.
— Но теперь я говорю серьезно,— Атанас подошел к жене и остановился у окна, обняв ее за талию. Ее тело под его рукой было мягким и податливым, но в нем ощущалась скрытая сила. Атанас отстранился.— Если ты выдержишь нынешнее лето,— добавил он,— мы могли бы переехать в Монреаль осенью, когда Поль уедет в школу.
Кэтлин все еще не верила его словам и вглядывалась в лицо мужа, пытаясь разгадать его мысли.
— В понедельник я возвращаюсь в Оттаву, а ты поедешь со мной до Монреаля,— продолжал он.— Там поживешь неделю, а на обратном пути я за тобой заеду. Почему бы и нет? Сейчас весна. Тебе надо развлечься. Но смотри,— он шутливо погрозил пальцем перед ее носом,— смотри, чтобы к концу недели ты подыскала нам дом. Уж это я поручаю тебе.
На лице Кэтлин смешались недоверие, надежда и опаска. Больше всего она была похожа на ребенка, который боится, что его обманут. С тех пор, как они поженились, Атанас не позволял ей ничего решать самой. Она понятия не имела, какими он располагает средствами, потому что видела деньги, только когда получала от него ежемесячную сумму на расходы.
— В конце концов,— сказал Атанас, как бы читая ее мысли,— не вечно же ты будешь зависеть от меня. Ведь ты уже взрослая.
Атанас ожидал, что Кэтлин улыбнется, но напрасно. Он был разочарован.
— Что с тобой сегодня?— спросил он, вспоминая, каким живым было лицо девушки, на которой он женился.— Ты не рада?
— Я просто не могу поверить.— Но постепенно в ее взгляде проступила надежда на то, что все так и есть. Кэтлин дотронулась до руки мужа.— Ты это делаешь для меня, Атанас?
— Может быть. Но мне следовало сделать это давно.
— Ты правда согласен жить в Монреале? Атанас был смущен.
— Я люблю тебя, Кэтлин.
Она бросилась ему на шею, крепко обняла и прильнула всем телом, когда-то это возбуждало Атанаса до потери власти над собой, а сейчас он почувствовал, как слабо его тело под сильными руками жены. Ее мягкие губы покрывали его щеки поцелуями. Потом Кэтлин разжала объятия и бросилась вон из комнаты, чуть ли не бегом от нетерпения.
— Скажу Жюльенне, что на следующей неделе уеду,— донесся до Атанаса голос жены.— Хоть сама еще не верю.
Атанас вернулся к письменному столу и вспомнил, что Бланшар сегодня хотел посоветоваться с ним насчет сева. Собственно, никакого обсуждения не будет. Бланшар расскажет ему, что он намеревается сеять, посетует на погоду, и на этом все кончится. Бланшар работал в Талларовых владениях уже двадцать пять лет. Когда-нибудь Атанас в награду за преданность уступит ему одно из верхних полей. Уступит за самую малую плату, только чтобы не говорили, будто Бланшар получил землю даром.
Сегодня Атанас чувствовал себя смелым, смелым и решительным, и наслаждался ощущением силы. Направляясь в холл за пальто и шляпой, он размышлял над горькой иронией человеческой жизни. Надо прожить жизнь почти до конца и только тогда наберешься ума и опыта, которые необходимы, чтобы начать жить по-настоящему. Он ухмыльнулся в усы. Выходит, что отец Бобьен прав. Если вся жизнь — не что иное, как долгая подготовка к смерти, то какой в ней смысл?
В кладовой, расположенной в задней части дома, Атанас наткнулся на Поля.
— Ты что здесь делаешь?— спросил он сына.— Я думал, ты гуляешь.
— Зашел поискать мячик для Наполеона.
— Ах вот оно что.— Атанас нагнулся и заглянул за бочонок с мукой.— Ну, а я ищу свою трость. Помнишь ирландскую, с набалдашником?
— Здесь ее нет, папа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135