Седан Клейтона стоял на улице Меткэф, багажник и заднее сиденье были так забиты вещами, что под их тяжестью просели рессоры. Все перешли через улицу, Поль придержал дверцу машины, пока мать садилась на переднее сиденье справа. Клейтон подошел к машине с другой стороны, сел за руль, подтянул брюки, поерзал, усаживаясь поудобнее, костюм стеснял его движения. Он достал из нагрудного кармана сигару, осмотрел ее, зажег, снова осмотрел пепел, появившийся на кончике, одобрительно кивнул головой и пристроил сигару между зубами.
— Ну и день, черт возьми,— сказал он.— Встретил вчера одного англичанина, так он говорит, здесь пожарче, чем в Сингапуре. Нетрудно поверить! — Он вытер пот со лба.— Ничего, к вечеру будем в Олд-Орчад, там прохладнее. Не терпится скорее попробовать их рыбный обед!
Кэтлин гладила Поля по руке, которой он придерживал дверцу. Клейтон бросил на него довольный взгляд.'
— Не беспокойся, Поль,— сказал он.— Я присмотрю за твоей матерью, все будет в порядке.
Поль не ответил. Он глядел на них, и ему хотелось, чтобы они скорей уехали, но в то же время у него мелькнула безумная мысль, что вот сейчас мать выйдет из машины и скажет, что все это ошибка и последних девяти лет вообще не было. Клейтон завел двигатель. Двигатель задрожал — под головкой цилиндра заходили все восемь поршней.
Клейтон с улыбкой похлопал по рулю:
— Готов ездить на этих восьмицилиндровых хоть каждый день. А то прошлой осенью ехал из Чикаго вдоль дюн, делал восемьдесят семь миль в час, и что вы думаете? Меня обогнала другая машина и...
Кэтлин повернулась к Полю, улыбка сбежала с ее лица. Глаза их встретились, и он ощутил комок в горле. Поль наклонился к открытому окну и поцеловал мать в щеку, губы коснулись нежной, душистой кожи.
Машина тронулась.
— Прости меня, Поль!— услышал он сдавленный шепот Кэтлин. Стоя у края тротуара, он следил глазами за машиной, удалявшейся по улице Шербрук. Мать махала рукой из окна, в воздухе словно мелькал обрывок белого шелка. На углу машина остановилась у светофора, затем свернула и исчезла из вида.
Простить ее! За эти девять лет?.. За двадцать четыре года? За то, что она зачала и родила его? Поль стоял в нерешительности, рассеянно приглаживая рукой волосы. Спешить было некуда. Что ж, ему не привыкать.
До,сих пор если он и спешил, то всегда только к временной цели, к остановке на пути, ведшему к чему-то совершенно иному. Он стал перебирать в памяти: школа, игра в хоккей, матчи, когда игроки выходили на лед вечерами при свете фонарей, а зрители толпились под яркими прожекторами, сколько было волнующих минут, когда команды медлили на площадке, окруженной толпой. Поль вспомнил магазины, где мальчишкой работал летом рассыльным, вспомнил поезд, увозивший его на север с бригадой строителей, в то лето ему исполнилось восемнадцать. А еще через год в вагоне с черными кожаными сиденьями он ехал через Онтарио и Манитобу в Саскачеван на уборку урожая. Все эти временные заработки и даже хоккей помогли ему получить образование. Так он копил деньги на то, чтобы учиться. И вот экзамены позади, диплом в кармане, а идти некуда.
Поль побрел вверх по улице Шербрук, потом свернул на улицу Дуроушер, где снимал комнату. Под высокими вязами в саду колледжа Мак-Гилл воздух казался пропитанным сладострастием, как в тропиках. Вдали в колеблющемся мареве возвышалась гора Монт-Ройяль. На душе у Поля было пусто. Но с чувством опустошенности жить можно, это другие чувства мучают человека, так что чудится, тебя вот-вот разорвет на части, если не дашь им выход.
Поль собрался с мыслями. Он знал, чем хочет заниматься, но для того, чтобы заняться этим как следует, не хватит целой жизни. Два дня назад в магазине на улице Крейг он видел подержанную портативную пишущую машинку. Тогда он пересчитал свои деньги, чтобы прикинуть, можно ли позволить себе такую покупку, и решил, что сначала надо найти работу. Машинке придется подождать, как и всему остальному, чего ему сейчас хочется. И снова больно укололи воспоминания последних лет: как захлопывались перед носом двери, как сожалеюще улыбались старшие, хорошо устроенные в жизни люди, как месяц за месяцем, год за годом утверждалась в нем, да и в миллионе других молодых людей разъедающая убежденность, что они никому не нужны, что никто не знает, куда их пристроить.
34
После обеда у Макквина Флетчер оставил Хетер в покое. Иногда он угрюмо молчал в ее присутствии, но чаще просто не обращал на нее никакого внимания. Часами он просиживал у себя в комнате, погруженный в изучение каких-то бумаг и чертежей. Бывали дни, когда он точно так же не обращал внимания и на Дафну, и это больше обескураживало Дженит, чем ее дочерей.
К середине июля Флетчер отправился в деловую поездку на западное побережье Америки, объявив, что будет отсутствовать месяца полтора. В день отъезда он был очень оживлен. Хетер и Дафна вдвоем проводили его вечером на поезд, а когда вернулись, у Дженит было приготовлено для них молоко и печенье. Так было заведено издавна, и она не считала нужным менять этот обычай. В обычае было также разговаривать за столом лишь о том, что ни для кого не имело никакого значения.
Хетер уже кончала раздеваться, когда к ней в комнату вошла Дафна, держа в руках матроску, которую носила еще в школе.
— Полюбуйся,— сказала она,— вот что я откопала у себя в шкафу. Как она там завалялась, не представляю! Ну не умора? Ох и зануда я была, наверно, когда ее носила.
Хетер стянула через голову шелковую комбинацию.
— Еще какая!— ответила она.
— Зато теперь,— сказала Дафна весело,— занудой меня никак не назовешь,— и она бросила матроску в угол.— А помнишь мисс Давенант? Помнишь, как она грызла меня, когда я играла Клеопатру?— И, подражая голосу простодушной англичанки, проговорила, садясь в кресло и расставив ноги:—Клеопатра — светская женщина, Дафна. Не забывай, она королева, не какая-нибудь дебютантка.
Хетер накинула на пижаму халат и забралась с ногами в кресло у окна.
— И как это мисс Давенант пришло в голову поставить в школе «Антония и Клеопатру?»
— Бедняжка! Она всю жизнь прожила зря, и сама этого не понимала.— Дафна завела руки за голову и длинными пальцами стала расстегивать пуговицы на спине.— Интересно, что бы она подумала, если бы увидела меня сейчас.
— Слушай, Дафна, ну как тебе снова дома? Дафна криво усмехнулась, продолжая возиться
с пуговицами.
— Спроси лучше, как я жила все это время!
— Это, наверно, зависит от того, чего ты добиваешься от жизни.
— Ну разумеется, я чувствую себя древней, словно мне миллион лет. Смешно, как нас учили в детстве, будто есть грех, правда?
Хетер засмеялась, и это, видно, рассердило Дафну.
— Посмотри на меня,— сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Ну и день, черт возьми,— сказал он.— Встретил вчера одного англичанина, так он говорит, здесь пожарче, чем в Сингапуре. Нетрудно поверить! — Он вытер пот со лба.— Ничего, к вечеру будем в Олд-Орчад, там прохладнее. Не терпится скорее попробовать их рыбный обед!
Кэтлин гладила Поля по руке, которой он придерживал дверцу. Клейтон бросил на него довольный взгляд.'
— Не беспокойся, Поль,— сказал он.— Я присмотрю за твоей матерью, все будет в порядке.
Поль не ответил. Он глядел на них, и ему хотелось, чтобы они скорей уехали, но в то же время у него мелькнула безумная мысль, что вот сейчас мать выйдет из машины и скажет, что все это ошибка и последних девяти лет вообще не было. Клейтон завел двигатель. Двигатель задрожал — под головкой цилиндра заходили все восемь поршней.
Клейтон с улыбкой похлопал по рулю:
— Готов ездить на этих восьмицилиндровых хоть каждый день. А то прошлой осенью ехал из Чикаго вдоль дюн, делал восемьдесят семь миль в час, и что вы думаете? Меня обогнала другая машина и...
Кэтлин повернулась к Полю, улыбка сбежала с ее лица. Глаза их встретились, и он ощутил комок в горле. Поль наклонился к открытому окну и поцеловал мать в щеку, губы коснулись нежной, душистой кожи.
Машина тронулась.
— Прости меня, Поль!— услышал он сдавленный шепот Кэтлин. Стоя у края тротуара, он следил глазами за машиной, удалявшейся по улице Шербрук. Мать махала рукой из окна, в воздухе словно мелькал обрывок белого шелка. На углу машина остановилась у светофора, затем свернула и исчезла из вида.
Простить ее! За эти девять лет?.. За двадцать четыре года? За то, что она зачала и родила его? Поль стоял в нерешительности, рассеянно приглаживая рукой волосы. Спешить было некуда. Что ж, ему не привыкать.
До,сих пор если он и спешил, то всегда только к временной цели, к остановке на пути, ведшему к чему-то совершенно иному. Он стал перебирать в памяти: школа, игра в хоккей, матчи, когда игроки выходили на лед вечерами при свете фонарей, а зрители толпились под яркими прожекторами, сколько было волнующих минут, когда команды медлили на площадке, окруженной толпой. Поль вспомнил магазины, где мальчишкой работал летом рассыльным, вспомнил поезд, увозивший его на север с бригадой строителей, в то лето ему исполнилось восемнадцать. А еще через год в вагоне с черными кожаными сиденьями он ехал через Онтарио и Манитобу в Саскачеван на уборку урожая. Все эти временные заработки и даже хоккей помогли ему получить образование. Так он копил деньги на то, чтобы учиться. И вот экзамены позади, диплом в кармане, а идти некуда.
Поль побрел вверх по улице Шербрук, потом свернул на улицу Дуроушер, где снимал комнату. Под высокими вязами в саду колледжа Мак-Гилл воздух казался пропитанным сладострастием, как в тропиках. Вдали в колеблющемся мареве возвышалась гора Монт-Ройяль. На душе у Поля было пусто. Но с чувством опустошенности жить можно, это другие чувства мучают человека, так что чудится, тебя вот-вот разорвет на части, если не дашь им выход.
Поль собрался с мыслями. Он знал, чем хочет заниматься, но для того, чтобы заняться этим как следует, не хватит целой жизни. Два дня назад в магазине на улице Крейг он видел подержанную портативную пишущую машинку. Тогда он пересчитал свои деньги, чтобы прикинуть, можно ли позволить себе такую покупку, и решил, что сначала надо найти работу. Машинке придется подождать, как и всему остальному, чего ему сейчас хочется. И снова больно укололи воспоминания последних лет: как захлопывались перед носом двери, как сожалеюще улыбались старшие, хорошо устроенные в жизни люди, как месяц за месяцем, год за годом утверждалась в нем, да и в миллионе других молодых людей разъедающая убежденность, что они никому не нужны, что никто не знает, куда их пристроить.
34
После обеда у Макквина Флетчер оставил Хетер в покое. Иногда он угрюмо молчал в ее присутствии, но чаще просто не обращал на нее никакого внимания. Часами он просиживал у себя в комнате, погруженный в изучение каких-то бумаг и чертежей. Бывали дни, когда он точно так же не обращал внимания и на Дафну, и это больше обескураживало Дженит, чем ее дочерей.
К середине июля Флетчер отправился в деловую поездку на западное побережье Америки, объявив, что будет отсутствовать месяца полтора. В день отъезда он был очень оживлен. Хетер и Дафна вдвоем проводили его вечером на поезд, а когда вернулись, у Дженит было приготовлено для них молоко и печенье. Так было заведено издавна, и она не считала нужным менять этот обычай. В обычае было также разговаривать за столом лишь о том, что ни для кого не имело никакого значения.
Хетер уже кончала раздеваться, когда к ней в комнату вошла Дафна, держа в руках матроску, которую носила еще в школе.
— Полюбуйся,— сказала она,— вот что я откопала у себя в шкафу. Как она там завалялась, не представляю! Ну не умора? Ох и зануда я была, наверно, когда ее носила.
Хетер стянула через голову шелковую комбинацию.
— Еще какая!— ответила она.
— Зато теперь,— сказала Дафна весело,— занудой меня никак не назовешь,— и она бросила матроску в угол.— А помнишь мисс Давенант? Помнишь, как она грызла меня, когда я играла Клеопатру?— И, подражая голосу простодушной англичанки, проговорила, садясь в кресло и расставив ноги:—Клеопатра — светская женщина, Дафна. Не забывай, она королева, не какая-нибудь дебютантка.
Хетер накинула на пижаму халат и забралась с ногами в кресло у окна.
— И как это мисс Давенант пришло в голову поставить в школе «Антония и Клеопатру?»
— Бедняжка! Она всю жизнь прожила зря, и сама этого не понимала.— Дафна завела руки за голову и длинными пальцами стала расстегивать пуговицы на спине.— Интересно, что бы она подумала, если бы увидела меня сейчас.
— Слушай, Дафна, ну как тебе снова дома? Дафна криво усмехнулась, продолжая возиться
с пуговицами.
— Спроси лучше, как я жила все это время!
— Это, наверно, зависит от того, чего ты добиваешься от жизни.
— Ну разумеется, я чувствую себя древней, словно мне миллион лет. Смешно, как нас учили в детстве, будто есть грех, правда?
Хетер засмеялась, и это, видно, рассердило Дафну.
— Посмотри на меня,— сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135