Но Мариус такой раздражительный, так далек от милосердия, он и слышать не хочет, что не подобает сыну питать ненависть к отцу. Все члены семьи Талларов были прихожанами отца Бобьена, и он считал себя обязанным печься о них обо всех. Его долг руководить их судьбами во имя непогрешимой церкви Божьей. Но Атанас всячески затруднял выполнение этого долга. Отец Бобьен сознавал, что опыт его невелик, и в создавшихся условиях ему трудно противостоять такому человеку, как глава семьи Талларов. Сам отец Бобьен родился в одном из беднейших приходов, недалеко от города Квебека, ниже по течению реки Св. Лаврентия. В этом приходе все семьи были равны. Отцы семейств беспрекословно подчинялись священнику, и прихожане, не задаваясь вопросами, жили так, как требовали земля и церковь. В тех местах не было богатых фермеров, которые могли бы нанимать работников, там все сами трудились на полях, и помогали им сыновья, семьи у всех были большие. А здесь, у Таллара, женатого уже во второй раз, только двое детей. Отец Бобьен не мог простить Атанасу многих прегрешений, но это казалось священнику самым нечестивым.
Наконец, после долгих раздумий о семье Талларов и усердных молитв за них, отец Бобьен решил, что настала пора действовать, и отправился к Атанасу. Он быстро миновал подъездную аллею и, оказавшись перед входом в дом Талларов, взялся за дверной молоток в виде волчьей головы, укрепленный в середине широкой кленовой двери. Решительно оттянув молоток, отец Бобьен отпустил его и стал ждать, когда ему откроют. В черной сутане на фоне побеленной стены он был похож на ворона. Темными не были только тыльные стороны рук да лицо, от дневной жары оно ярко пылало.
Дверь открыла Жюльенна, узнав гостя, она неуклюже поклонилась и с чрезвычайной почтительностью взяла у него черную соломенную шляпу. Проведя рукой по коротко остриженным волосам, отец Бобьен подождал, пока Жюльенна доложила о его приходе, и последовал за ней в библиотеку. Там, среди книг и бумаг* его встретил недоумевающий Атанас.
Отец Бобьен впервые попал в такую комнату, он никогда в жизни не видел столько книг, разве что в семинарской библиотеке.
— Здравствуйте, отец, очень рад.
Они пожали друг другу руки, и Атанас выжидательно молчал, пока священник усаживался на стул лицом к письменному столу. Быстрым движением отец Бобьен оправил сутану и сложил на коленях могучие загорелые руки. Ему явно было не по себе.
Атанас вернулся к своему вращающемуся креслу и, повернув его так, чтобы быть лицом к гостю, сел, скрестив длинные ноги. Священник посмотрел на портреты Вольтера и Руссо. Стараясь не уступать хозяину дома в обходительности, он сказал:
—- Какие старые картины! Это портреты ваших родных?
— Нет, отец.
Глаза священника, огромные под толстыми стеклами очков, внимательно оглядывали библиотеку, останавливаясь на том, что он считал признаками богатства. Заметив на полках множество книг с английскими названиями, отец Бобьен не смог скрыть неудовольствия.
— А у меня не хватает времени читать,— сказал он и, переведя взгляд на Атанаса, добавил:— Мариус говорит, что вы пишете книгу о религии, господин Тал-лар. Удивительно, как вы находите на это время.
Пышные брови Атанаса поднялись:
— Не представляю, откуда Мариусу известно, что я пишу. Я с ним никогда этого не обсуждал.
Отец Бобьен наклонился вперед, сутана натянулась на раздвинутых коленях, и руки оказались словно в гамаке.
— Может быть, может быть,— произнес он,— мне не хотелось бы отнимать у вас время, господин Таллар, однако я должен поговорить с вами кое о чем. И прежде всего о Мариусе.
Атанас нахмурился.
— Я слышал, он не так давно ночевал у вас. Хозяин и гость внимательно приглядывались друг
к другу, как два незнакомых пса. Атанас оставил попытки казаться любезным, и, видя это, отец Бобьен растерялся. Он, правда, ожидал подобного приема, но как вести себя при этом, не знал. С такими, как Атанас Таллар, ему до сих пор иметь дело не приходилось. Когда-то, в бытность свою помощником приходского священника в промышленном городе, он встречал людей, испорченных городской жизнью, втянутых в споры о правах рабочих и утративших веру. Но все эти люди были невежественны. Свое неприятие церкви они могли выразить священнику только мрачным молчанием, их бывало даже жаль. Теперь же, глядя на ироническое лицо Атанаса, отец Бобьен чувствовал, как в его душе закипает гнев. Все прихожане знают, что священник любит их и печется о них. Все понимают, что сутана, которую он носит, ставит его выше простых смертных.
— Ваш старший сын хороший, религиозный юноша.
— Хороший? Надеюсь, что так. Но религиозный? Вряд ли.
— Может быть, мне легче судить об этом.
— Возможно. Но я твердо убежден, что под маской религии удается скрывать множество других помыслов.
Священник сжимал и разжимал руки, лежащие на коленях.
— Было время, когда ваш сын хотел посвятить себя Богу. Бог призывал его стать священником.
— Да нет,— задумчиво сказал Атанас.— Не думаю, что неопределенное влечение у еще не сложившегося молодого человека можно считать гласом Божьим. Мариус действительно думал, что хочет стать иезуитом,— Атанас пожал плечами.— Что из этого вышло, вы знаете.
— Знаю, что в этом доме зову Господа противились.
Скулы Атанаса на миг покрылись краской.
— Отец Бобьен, этот экзамен мне совсем не нра^-вится. Но раз на то пошло, я вам тоже кое-что скажу. Отец Арно в семинарии не разрешил Мариусу учиться дальше, так как он не верил, что из Мариуса может получиться хороший священник. Не верил в это и епископ, который до самой своей смерти был моим другом.— Атанас взвешивал каждое слово.— Епископ не нуждался в священниках, увлеченных политикой, которые правят в своих приходах, как цари, и рады-радешеньки, когда с их церковных ступеней подстрекаемые ими же политические деятели начинают проповедовать национализм и размахивать квебекским флагом. Епископ опасался, что из Мариуса получится именно такой священник. Так думал и ректор. Вот почему Мариусу предложили уйти из семинарии. Правда,— добавил Атанас,— и епископ, и ректор получили образование не здесь, а ео Франции.
Ни один мускул не дрогнул на лице отца Бобьена, пока Атанас исподволь наносил ему оскорбления. За свою жизнь священник снес немало унижений. Он знал, что Атанас тяготеет к высшему духовенству и презирает простых священнослужителей. Знал, что в таких странах, как Франция, где миллионы людей — безбожники, власть церкви сильно ограничена. Но знал он и другое: в Квебеке католическая церковь только потому сильнее, чем где-либо в мире, что силой своей она обязана сельским священникам, таким, как он сам. Они — люди простые, они послушны Богу, понимают свою паству и не мудрствуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Наконец, после долгих раздумий о семье Талларов и усердных молитв за них, отец Бобьен решил, что настала пора действовать, и отправился к Атанасу. Он быстро миновал подъездную аллею и, оказавшись перед входом в дом Талларов, взялся за дверной молоток в виде волчьей головы, укрепленный в середине широкой кленовой двери. Решительно оттянув молоток, отец Бобьен отпустил его и стал ждать, когда ему откроют. В черной сутане на фоне побеленной стены он был похож на ворона. Темными не были только тыльные стороны рук да лицо, от дневной жары оно ярко пылало.
Дверь открыла Жюльенна, узнав гостя, она неуклюже поклонилась и с чрезвычайной почтительностью взяла у него черную соломенную шляпу. Проведя рукой по коротко остриженным волосам, отец Бобьен подождал, пока Жюльенна доложила о его приходе, и последовал за ней в библиотеку. Там, среди книг и бумаг* его встретил недоумевающий Атанас.
Отец Бобьен впервые попал в такую комнату, он никогда в жизни не видел столько книг, разве что в семинарской библиотеке.
— Здравствуйте, отец, очень рад.
Они пожали друг другу руки, и Атанас выжидательно молчал, пока священник усаживался на стул лицом к письменному столу. Быстрым движением отец Бобьен оправил сутану и сложил на коленях могучие загорелые руки. Ему явно было не по себе.
Атанас вернулся к своему вращающемуся креслу и, повернув его так, чтобы быть лицом к гостю, сел, скрестив длинные ноги. Священник посмотрел на портреты Вольтера и Руссо. Стараясь не уступать хозяину дома в обходительности, он сказал:
—- Какие старые картины! Это портреты ваших родных?
— Нет, отец.
Глаза священника, огромные под толстыми стеклами очков, внимательно оглядывали библиотеку, останавливаясь на том, что он считал признаками богатства. Заметив на полках множество книг с английскими названиями, отец Бобьен не смог скрыть неудовольствия.
— А у меня не хватает времени читать,— сказал он и, переведя взгляд на Атанаса, добавил:— Мариус говорит, что вы пишете книгу о религии, господин Тал-лар. Удивительно, как вы находите на это время.
Пышные брови Атанаса поднялись:
— Не представляю, откуда Мариусу известно, что я пишу. Я с ним никогда этого не обсуждал.
Отец Бобьен наклонился вперед, сутана натянулась на раздвинутых коленях, и руки оказались словно в гамаке.
— Может быть, может быть,— произнес он,— мне не хотелось бы отнимать у вас время, господин Таллар, однако я должен поговорить с вами кое о чем. И прежде всего о Мариусе.
Атанас нахмурился.
— Я слышал, он не так давно ночевал у вас. Хозяин и гость внимательно приглядывались друг
к другу, как два незнакомых пса. Атанас оставил попытки казаться любезным, и, видя это, отец Бобьен растерялся. Он, правда, ожидал подобного приема, но как вести себя при этом, не знал. С такими, как Атанас Таллар, ему до сих пор иметь дело не приходилось. Когда-то, в бытность свою помощником приходского священника в промышленном городе, он встречал людей, испорченных городской жизнью, втянутых в споры о правах рабочих и утративших веру. Но все эти люди были невежественны. Свое неприятие церкви они могли выразить священнику только мрачным молчанием, их бывало даже жаль. Теперь же, глядя на ироническое лицо Атанаса, отец Бобьен чувствовал, как в его душе закипает гнев. Все прихожане знают, что священник любит их и печется о них. Все понимают, что сутана, которую он носит, ставит его выше простых смертных.
— Ваш старший сын хороший, религиозный юноша.
— Хороший? Надеюсь, что так. Но религиозный? Вряд ли.
— Может быть, мне легче судить об этом.
— Возможно. Но я твердо убежден, что под маской религии удается скрывать множество других помыслов.
Священник сжимал и разжимал руки, лежащие на коленях.
— Было время, когда ваш сын хотел посвятить себя Богу. Бог призывал его стать священником.
— Да нет,— задумчиво сказал Атанас.— Не думаю, что неопределенное влечение у еще не сложившегося молодого человека можно считать гласом Божьим. Мариус действительно думал, что хочет стать иезуитом,— Атанас пожал плечами.— Что из этого вышло, вы знаете.
— Знаю, что в этом доме зову Господа противились.
Скулы Атанаса на миг покрылись краской.
— Отец Бобьен, этот экзамен мне совсем не нра^-вится. Но раз на то пошло, я вам тоже кое-что скажу. Отец Арно в семинарии не разрешил Мариусу учиться дальше, так как он не верил, что из Мариуса может получиться хороший священник. Не верил в это и епископ, который до самой своей смерти был моим другом.— Атанас взвешивал каждое слово.— Епископ не нуждался в священниках, увлеченных политикой, которые правят в своих приходах, как цари, и рады-радешеньки, когда с их церковных ступеней подстрекаемые ими же политические деятели начинают проповедовать национализм и размахивать квебекским флагом. Епископ опасался, что из Мариуса получится именно такой священник. Так думал и ректор. Вот почему Мариусу предложили уйти из семинарии. Правда,— добавил Атанас,— и епископ, и ректор получили образование не здесь, а ео Франции.
Ни один мускул не дрогнул на лице отца Бобьена, пока Атанас исподволь наносил ему оскорбления. За свою жизнь священник снес немало унижений. Он знал, что Атанас тяготеет к высшему духовенству и презирает простых священнослужителей. Знал, что в таких странах, как Франция, где миллионы людей — безбожники, власть церкви сильно ограничена. Но знал он и другое: в Квебеке католическая церковь только потому сильнее, чем где-либо в мире, что силой своей она обязана сельским священникам, таким, как он сам. Они — люди простые, они послушны Богу, понимают свою паству и не мудрствуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135