Несостоятельность старшего поколения особенно отчетливо обнаруживается в третьей части романа, действие которой относится к периоду экономической депрессии 1930-х гг., когда безработица приобрела в Канаде характер общенационального бедствия. Центром идейно-политической борьбы этих лет была полемика между старейшим лидером умеренного крыла либеральной партии У. Л. Ма-кензи Кингом, который выдвинул принцип «ни шагу вперед», и В. Мэс-си, представителем «молодых», требовавших перехода к новой реформистской политике на основе государственного контроля. Хотя в романе «Два одиночества» нет прямых ссылок на эту полемику, ее отзвуки очевидны и в названии доклада, который Макквин намеревается прочитать в литературном клубе преуспевающих дельцов Монреаля: «Канада. Феномен стабильности в смятенном мире», и в его исполненных самодовольства рассуждениях о том, что, хотя в Канаде насчитывается полтора миллиона человек, получающих пособие по безработице, «нигде никаких беспорядков, никаких глупостей вроде американского «нового курса». С принципом Макензи Кинга прямо перекликается и вывод, к которому приходит Макквин,— «благоразумие проявляется в том, чтобы не предпринимать ничего».
Позиции «старой гвардии» противостоят в романе духовные искания молодого поколения, представленного образами Поля Талла-ра и Хетер Метьюн.
По замыслу писателя, формирование личности Поля, младшего сына Атанаса Таллара от его второго брака с ирландкой Кэтлин, определяется взаимодействием трех факторов: смешанной кровью, которая в условиях Канады, где «заведено быть либо англичанином, либо французом», делает его ни тем, ни другим, тщетными поисками работы и необходимостью перебиваться случайными заработками, наконец, нарастающей угрозой новой мировой войны после прихода Гитлера к власти. Следует, однако, подчеркнуть, что если первый из этих факторов получил в романе конкретное воплощение в столкновении Поля с Мариусом, в реакции Метьюнов на его брак с Хетер, то о двух других читатель может судить преимущественно по размышлениям героя, которые зачастую носят декларативный характер. При этом Макленнан, по существу, подменил проблему безработицы проблемой поколений, перенося центр тяжести с социального анализа канадской действительности 1930-х гг. на конфликт между «старшими, хорошо устроенными в жизни людьми», и молодежью, в которой утвердилась «разъедающая убежденность, что они никому не нужны, что никто не знает, куда их пристроить».
Изображая становление Поля как писателя, Макленнан использовал факты собственной биографии. Подобно своему герою, он начал творческую деятельность с романов, действие которых происходит за пределами Канады (в Англии и США), а рассуждения Поля о том, что в его новом «канадском» романе «придется сначала строить сцену и писать декорации, а уж потом сочинять пьесу», почти дословно повторяют эстетическое кредо автора. Вместе с тем нельзя не заметить, что решение героя сжечь рукопись первого романа и обратиться к изображению Канады мотивировано недостаточно убедительно. По сути дела рассуждения типа: «Может быть, следует изобразить местом действия собственную страну, даже если эта страна — Канада? Канада, спору нет, всем во всем подражает. Да, но, может быть, это только на поверхности явлений? Может быть, если копнуть поглубже, увидишь другое? Но никто пока и не пробовал копнуть поглубже, вот в чем дело!»— ничего не объясняют и представляются весьма «облегченным» вариантом большой и сложной проблемы. Вообще в трактовке образа Поля преобладает элемент заданности, словно бы автор поставил своей целью проиллюстрировать резонерскую реплику капитана Ярдли: «Поль — это и есть новая Канада».
И тем не менее, какими бы ни были недостатки двух последних частей, трудно согласиться с мнением канадских критиков, полагающих, что, если бы Макленнан поставил точку на смерти Атанаса Таллара, роман от этого только бы выиграл. Такая постановка вопроса оставляет вне поля зрения проблему, вынесенную в название романа,— человеческое одиночество и его преодоление.
Тема одиночества введена в роман как своего рода психологический подтекст того социально-исторического контекста, в котором формируются характеры героев и движутся их судьбы. Трагическим одиночеством Отмечены все этапы жизни Атанаса Таллара. Но и его противник, отец Бобьен, глубоко убежденный, что он «отвечает перед богом за каждую душу в Сен-Марке», чувствует себя одиноким, «даже молясь богу». На одиночество обречен Мариус, чью душу, подобно проказе, разъедает фанатическая ненависть к англичанам. Но и капитан Ярдли с его терпимостью, готовностью понять и принять других людей чувствует себя одиноким в доме собственной дочери.
Избавляет человека от тягостного, мучительного ощущения своего одиночества любовь — на это указывает эпиграф, предпосланный роману, и история Поля и Хетер. Однако Макленнан вносит весьма существенное дополнение в «формулу любви» Рильке. Ключевым в данном случае является образ «человека в смирительной рубашке», который возникает в сцене первого свидания Поля и Хетер. «Смирительная рубашка» — это расовые, национальные, сословные, социальные, религиозные предубеждения и предрассудки, которые внушают человеку общество, школа, семья, его непосредственное окружение. Тот, кто оказался в их плену, не способен ни порвать собственные путы, обрекающие его на одиночество, ни услышать взывающий к нему голос другого человека. Снедаемый горечью и злобой, он мертв для любви, как мертв для любви Мариус,— недаром его возлюбленная Эмили чувствует, что каждый поцелуй Мариуса — это еще один запор на двери, преграждающей ей доступ в его одиночество.
По-иному складываются отношения Поля с Хетер. Она — первый человек, который заставил его «поделиться своими мыслями», «ворвался на миг в его одиночество». Хетер в свою очередь видит в Поле единственного человека, который сумел «пробиться, минуя ее рассудок, к тому, что у нее в душе», единственного, с кем она не чувствует себя одинокой. Однако им обоим потребуется еще немалое время, чтобы сбросить «смирительные рубашки, навязанные им их происхождением». И только ощутив себя совершенно свободными: Поль — от «навязанного ему противоборства двух наций» и тягостных сомнений, Хетер — от нравственного ригоризма семьи Метьюнов,— они обретают друг друга.
В эпилоге романа «Два одиночества» Полю Таллару, приступившему к работе над своим первым «канадским» романом, кажется, что он, «рожденный и отринутый обществом, которое изображал», «наконец начинает постигать свойственную этому обществу гармонию». Однако ситуация, сложившаяся в Канаде после второй мировой войны, отнюдь не свидетельствовала о гармонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135