Оно метнулось вперед, затем
назад, и аколиты с экзальтированным воплем подбросили обезглавленные тела,
все еще хлопавшие крыльями, бившиеся и брызгавшие кровью, высоко в воздух,
так, что их бренные останки упали в разделенный на четыре части круг. Дон
Педро воздел руки над головой и пропел:
Carrefour! Me gleau! Me manger! Carrefour!
Толпа взвыла и подалась вперед: караибы, Волки, белые и все остальные
- танцуя и раскачиваясь из стороны в сторону. Молодая чернокожая женщина
схватила одно из бьющихся безглавых тел и, разорвав на себе платье, стала
поливать себя кровью, затем прижала его к своей груди, раскачиваясь и
распевая. И в ее высоком чистом голосе я стал различать те из слов,
которые знал:
Mait' Carrefour - ouvrir barri'ers pour moins!
Papa Legba - cite p'tits ou?
Mait Carrefour - ou ouvre yo!
Papa Legba - ouvri barriere pour li passer!
Ouvri! Ouvri! Carrefour!
"Каррефур" - это ведь по-французски "перекресток". И Легба - мои
кулаки сжались. Это было не французское слово, но имя, и я слышал его
раньше. С криком, похожим на задыхающийся смех, толпа отхлынула, показывая
на что-то. На открытом пространстве перед запятнанным кровью рисунком
прыгали и прихрамывали две фигуры, опираясь на палки, которые вытащили из
огня. Один из них, полный мулат средних лет, кренясь на один бок, пробежал
мимо меня, зловеще ухмыляясь и моргая воспаленными глазами. Но когда мои
глаза встретились с его взглядом, я почувствовал приступ леденящего
возбуждения. Настоящего сходства здесь не было - скорее выражение,
промелькнувшее на этом совершенно другом лице, притом очень странном.
Искаженное, изуродованное гримасой почти до неузнаваемости, и все же я не
мог ошибиться. Это был взгляд старого музыканта с угла улицы в Новом
Орлеане - с перекрестка. А Легба - это было имя, которым звал его Ле
Стриж.
Я в отчаянии позвал его. Человек заколебался, оглянулся на меня, и я
уже не был уверен, что видел тогда этот взгляд на его лице. У меня
пересохло в горле, и я поднял к нему свои связанные руки. Но в это время
Дон Педро снова крикнул: "Каррефур!" - и толпа подхватила это имя, как
гром. Танцоры застыли, выпрямились, они уже больше не опирались на палки.
Поднявшись во весь рост и встав на цыпочки, они распростерли руки широкими
вызывающими жестами, словно преграждая чему-то путь, на их лицах появилось
выражение мрачного отрицания. Толпа заорала, приветствуя их.
Стоявший передо мной человек расхохотался жутким булькающим смехом,
который казался его собственным, сделал огромный глоток рома и выплюнул
его над своей все еще сверкавшей палкой прямо в меня.
На меня ливнем жгучих иголок обрушился огонь, я заорал и стал
извиваться в оковах. На Стрижа тоже кое-что попало, и он гневно зарычал.
Мужчина снова расхохотался, в этот раз мстительно: - Pou' faire chauffer
les grains, blancs! - выплюнул он и поплелся назад, танцевать. Согреть
мои?... Мои чресла. Как мило с его стороны. Но на мгновение, когда он
отвернулся, могу поклясться, что его черты исказились, словно в муках
какого-то ужасного сомнения или агонии, и снова появился этот взгляд
Легбы! На этой обвисшей злорадной физиономии мелькнуло нечто большее, чем
злоба, что-то новое - словно это он о чем-то молил меня?
Опять меня - все время меня. Что им от меня было нужно? Что я мог им
дать?
- Звать его? - мрачно пробормотал Стриж. - Мог бы поберечь дыхание,
дурень, черт бы тебя побрал!
- Он помог мне в Новом Орлеане! - запротестовал я.
- Может быть! Хотя как и почему... - Стриж хмуро покачал головой. Его
голос трещал, как тыквенные бутыли с костями. - Но здесь он не поможет. Не
может Помочь. Заклинание питалось живой кровью. Он не мог сопротивляться.
Оно вызвало его теневое "я", его искаженную форму - Темного Повелителя
Перекрестков, Каррефура. Не Открывателя Путей, а Стража на Перекрестках. А
Каррефур людям не друг. - Ле Стриж вобрал голову в плечи. - Теперь пути
открыты. И Другие должны последовать за ним, когда зовет кровь...
Линии кукурузной муки начертили новый, более сложный знак вевера.
Барабаны гремели и стучали, толпа раскачивалась - внезапно новое адское
возлияние ромом вылилось в пламя. Мужчины и женщины в толпе вытащили
вперед нескольких козлов, а другие - собак, отвратительных тощих
дворняжек, вызывавших жалость тем, как они виляли хвостами и
принюхивались. Снова взмыл ввысь пронзительный зов Дона Педро:
Damballah! Damballh Oueddo!
Ou Coulevre moins!
Ou Coulevre!
Толпа подхватила имя:
Damballah!
Nous p 'vini!
- Ритуалы аулу, - пробормотал Джип. - Я видел некоторые - но таких,
как эти, никогда! Этот уж почище их всех, будь он проклят! Молитвы те же -
во всяком случае, слова, вот только весь тон другой! Они же не молятся
ЛОА, а все равно что ПРИКАЗЫВАЮТ им, черт побери!
- Они и приказывают! - хрипло сказал Стриж. - Власть здесь обширна!
Это собственный туннель Дона Педро, сердце его культа. Это ритуал, по
сравнению с которым все прочие ритуалы Петро - тени, эхо, полупонятные
имитации, а тут - центральный. Кровь движет Невидимыми, живая кровь, и его
власть заманивает их в ловушку. Их природа - жидкостная, он не может
изменять их, однако может сгибать их, придавать им форму, движимую худшими
сторонами их натуры. Дамбалла - это силы неба, дождя и погоды, но ритуалы
Педро делают его Кулевром, Всепожирающей Змеей, силой шторма и потока...
Он замолчал, вернее, его голос утонул в крике Клэр. Началась расправа
- козел был брошен на алтарь, распростертый и отчаянно блеющий. Меч Дона
Педро нанес медленный удар в его задней части. Связанный зверь дергался и
визжал, толпа орала; у меня переворачивался желудок. Казалось, прошла
вечность, прежде чем клинок ударил снова. Фонтаном брызнула кровь, и
орущая толпа бросилась ловить и пить ее, обсасывая свои руки, свои платья
и платья соседей, чтобы получить еще хоть капельку. Обезглавленное тело,
все еще дергавшееся в агонии, было брошено в толпу, но они не глядя
затоптали его, стремясь увидеть, как принесут следующую жертву.
Каждый раз ритуал был одинаков - два удара: одним он кастрировал,
затем, посмаковав страдания жертвы, вторым ударом сносил ей голову. Я
вздрагивал при каждом глухом стуке клинка. Так вот как он расправлялся с
жалкими жертвами, доведенными пением, криками и потоками крови до
исступления. А покончив с ними, так же точно он собирался принести в
жертву carbit sans cornes - своих особых "безрогих козлов": Клэр, Молл,
Джипа, Ле Стрижа и всех остальных. Но, похоже, меня это не должно было
коснуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
назад, и аколиты с экзальтированным воплем подбросили обезглавленные тела,
все еще хлопавшие крыльями, бившиеся и брызгавшие кровью, высоко в воздух,
так, что их бренные останки упали в разделенный на четыре части круг. Дон
Педро воздел руки над головой и пропел:
Carrefour! Me gleau! Me manger! Carrefour!
Толпа взвыла и подалась вперед: караибы, Волки, белые и все остальные
- танцуя и раскачиваясь из стороны в сторону. Молодая чернокожая женщина
схватила одно из бьющихся безглавых тел и, разорвав на себе платье, стала
поливать себя кровью, затем прижала его к своей груди, раскачиваясь и
распевая. И в ее высоком чистом голосе я стал различать те из слов,
которые знал:
Mait' Carrefour - ouvrir barri'ers pour moins!
Papa Legba - cite p'tits ou?
Mait Carrefour - ou ouvre yo!
Papa Legba - ouvri barriere pour li passer!
Ouvri! Ouvri! Carrefour!
"Каррефур" - это ведь по-французски "перекресток". И Легба - мои
кулаки сжались. Это было не французское слово, но имя, и я слышал его
раньше. С криком, похожим на задыхающийся смех, толпа отхлынула, показывая
на что-то. На открытом пространстве перед запятнанным кровью рисунком
прыгали и прихрамывали две фигуры, опираясь на палки, которые вытащили из
огня. Один из них, полный мулат средних лет, кренясь на один бок, пробежал
мимо меня, зловеще ухмыляясь и моргая воспаленными глазами. Но когда мои
глаза встретились с его взглядом, я почувствовал приступ леденящего
возбуждения. Настоящего сходства здесь не было - скорее выражение,
промелькнувшее на этом совершенно другом лице, притом очень странном.
Искаженное, изуродованное гримасой почти до неузнаваемости, и все же я не
мог ошибиться. Это был взгляд старого музыканта с угла улицы в Новом
Орлеане - с перекрестка. А Легба - это было имя, которым звал его Ле
Стриж.
Я в отчаянии позвал его. Человек заколебался, оглянулся на меня, и я
уже не был уверен, что видел тогда этот взгляд на его лице. У меня
пересохло в горле, и я поднял к нему свои связанные руки. Но в это время
Дон Педро снова крикнул: "Каррефур!" - и толпа подхватила это имя, как
гром. Танцоры застыли, выпрямились, они уже больше не опирались на палки.
Поднявшись во весь рост и встав на цыпочки, они распростерли руки широкими
вызывающими жестами, словно преграждая чему-то путь, на их лицах появилось
выражение мрачного отрицания. Толпа заорала, приветствуя их.
Стоявший передо мной человек расхохотался жутким булькающим смехом,
который казался его собственным, сделал огромный глоток рома и выплюнул
его над своей все еще сверкавшей палкой прямо в меня.
На меня ливнем жгучих иголок обрушился огонь, я заорал и стал
извиваться в оковах. На Стрижа тоже кое-что попало, и он гневно зарычал.
Мужчина снова расхохотался, в этот раз мстительно: - Pou' faire chauffer
les grains, blancs! - выплюнул он и поплелся назад, танцевать. Согреть
мои?... Мои чресла. Как мило с его стороны. Но на мгновение, когда он
отвернулся, могу поклясться, что его черты исказились, словно в муках
какого-то ужасного сомнения или агонии, и снова появился этот взгляд
Легбы! На этой обвисшей злорадной физиономии мелькнуло нечто большее, чем
злоба, что-то новое - словно это он о чем-то молил меня?
Опять меня - все время меня. Что им от меня было нужно? Что я мог им
дать?
- Звать его? - мрачно пробормотал Стриж. - Мог бы поберечь дыхание,
дурень, черт бы тебя побрал!
- Он помог мне в Новом Орлеане! - запротестовал я.
- Может быть! Хотя как и почему... - Стриж хмуро покачал головой. Его
голос трещал, как тыквенные бутыли с костями. - Но здесь он не поможет. Не
может Помочь. Заклинание питалось живой кровью. Он не мог сопротивляться.
Оно вызвало его теневое "я", его искаженную форму - Темного Повелителя
Перекрестков, Каррефура. Не Открывателя Путей, а Стража на Перекрестках. А
Каррефур людям не друг. - Ле Стриж вобрал голову в плечи. - Теперь пути
открыты. И Другие должны последовать за ним, когда зовет кровь...
Линии кукурузной муки начертили новый, более сложный знак вевера.
Барабаны гремели и стучали, толпа раскачивалась - внезапно новое адское
возлияние ромом вылилось в пламя. Мужчины и женщины в толпе вытащили
вперед нескольких козлов, а другие - собак, отвратительных тощих
дворняжек, вызывавших жалость тем, как они виляли хвостами и
принюхивались. Снова взмыл ввысь пронзительный зов Дона Педро:
Damballah! Damballh Oueddo!
Ou Coulevre moins!
Ou Coulevre!
Толпа подхватила имя:
Damballah!
Nous p 'vini!
- Ритуалы аулу, - пробормотал Джип. - Я видел некоторые - но таких,
как эти, никогда! Этот уж почище их всех, будь он проклят! Молитвы те же -
во всяком случае, слова, вот только весь тон другой! Они же не молятся
ЛОА, а все равно что ПРИКАЗЫВАЮТ им, черт побери!
- Они и приказывают! - хрипло сказал Стриж. - Власть здесь обширна!
Это собственный туннель Дона Педро, сердце его культа. Это ритуал, по
сравнению с которым все прочие ритуалы Петро - тени, эхо, полупонятные
имитации, а тут - центральный. Кровь движет Невидимыми, живая кровь, и его
власть заманивает их в ловушку. Их природа - жидкостная, он не может
изменять их, однако может сгибать их, придавать им форму, движимую худшими
сторонами их натуры. Дамбалла - это силы неба, дождя и погоды, но ритуалы
Педро делают его Кулевром, Всепожирающей Змеей, силой шторма и потока...
Он замолчал, вернее, его голос утонул в крике Клэр. Началась расправа
- козел был брошен на алтарь, распростертый и отчаянно блеющий. Меч Дона
Педро нанес медленный удар в его задней части. Связанный зверь дергался и
визжал, толпа орала; у меня переворачивался желудок. Казалось, прошла
вечность, прежде чем клинок ударил снова. Фонтаном брызнула кровь, и
орущая толпа бросилась ловить и пить ее, обсасывая свои руки, свои платья
и платья соседей, чтобы получить еще хоть капельку. Обезглавленное тело,
все еще дергавшееся в агонии, было брошено в толпу, но они не глядя
затоптали его, стремясь увидеть, как принесут следующую жертву.
Каждый раз ритуал был одинаков - два удара: одним он кастрировал,
затем, посмаковав страдания жертвы, вторым ударом сносил ей голову. Я
вздрагивал при каждом глухом стуке клинка. Так вот как он расправлялся с
жалкими жертвами, доведенными пением, криками и потоками крови до
исступления. А покончив с ними, так же точно он собирался принести в
жертву carbit sans cornes - своих особых "безрогих козлов": Клэр, Молл,
Джипа, Ле Стрижа и всех остальных. Но, похоже, меня это не должно было
коснуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115