Оно все заросло
сорняком. Я хотел рассмеяться, но от пробравшего меня холода у меня
слишком перехватило дыхание, и сердце бешено колотилось. Я дико огляделся
по сторонам, но больше здесь ничего не было, ничего, кроме теплого
ветерка, шевелившего ветви деревьев; эта группа памятников ничем не
отличалась от остальных. Поваленные, разбитые, исписанные рисунками, как и
все прочие - правда, завитки, спирали и нацарапанные круги показались мне
необычными. Такими, словно их нанесли светящейся краской, или они как-то
странно разлагались. Мне где-то раньше приходилось видеть нечто подобное,
но не так отчетливо. Здесь, в непроглядной темноте казалось, что их
окружает слабое зеленое сияние, и даже не такое уж слабое. Когда глаза
привыкали, рядом с ним почти можно было разглядеть...
Раздалось легкое скребущее царапанье, и я вздрогнул. Я круто
развернулся, воображая себе какого-нибудь пылающего местью и жаждущего
нажать на курок полицейского, однако для него звук был слишком слабым. Под
одним из обезличенных памятников шевелилась трава; стало быть, я
потревожил какое-то маленькое животное. Что у них тут водится? Опоссумы,
ленточные змеи... Я наклонился, чтобы посмотреть.
А потом я отскочил с пронзительным воплем, который мог просто
расколоть воздух по всему кладбищу. Нацарапанный на памятнике силуэт
сверкнул ослепительной вспышкой пламени, а рядом с ним прямо перед моим
лицом замахала рука, высунувшаяся из земли. Земля подо мной поднялась и
почти бросила меня в эту руку, но я, шатаясь, удержал равновесие и
повернулся, собираясь бежать. Впереди меня гравий раздулся и изогнулся
горбом, словно под ним полз какой-то могучий червь, и отбросил меня назад.
Я упал. Держа в одной руке меч, я выбросил другую и вонзил в землю пальцы,
чтобы удержаться - а потом едва успел их отдернуть. Под гравием что-то
щелкнуло и захлопнулось, словно рыба бросилась на муху. Земля снова
содрогнулась в конвульсиях. Кусты бешено закачались и упали, с глухим
стуком опрокинулось одно надгробие, за ним второе, остальные тряслись и
крошились. Качающаяся голова ангела отвалилась, ударилась о землю и
подкатилась почти к моим ногам. А вокруг меня поднималась земля, цеплялись
пальцы, рука тянулась вверх, как какое-то растение, выраставшее в
замедленной съемке.
И тут позади меня раздалось противное тихое хихиканье.
Я круто развернулся. Маленькое пугало тоже выросло, теперь оно
возвышалось надо мной - огромная тощая фигура, загораживавшая мне проход,
поднимая пустой рукав. Под ним хрустели сорняки, сорняки с длинными,
глубоко проросшими корнями, разжиревшие на тучной почве. Единственный
палец, костлявый и изъеденный - что это было: прут или кость? - скрючился
прямо перед моим лицом. Допотопная шляпа слегка наклонилась вбок, и в моих
ушах зашелестел звук, шипящий и щекочущий, как близкий шепот, - только он
звучал в обоих ушах одновременно. Голос. В какое-то мгновение - как шелест
сухих листьев, а через минуту - тягучий, булькающий, жуткий:
Bas 'genoux, fi' de malheu'! Fai'e moa bonneu'!
Еще хуже было то, что я понял: в этих словах есть смысл. Это был
какой-то исковерканный французский или жаргон или диалект, я такого
никогда не слышал. Говорил он с сильным акцентом, но я понял. Он
приказывал мне склониться и воздать почести...
Li es' royaume moan -
Li est moa qui 'reigne 'ci!
Ne pas passer par' li
Sans hommage 'rendu!
Здесь мое царство -
Здесь я правлю!
Здесь нельзя пройти,
Не поклонившись... (искаж. франц.)
Чье царство? Кому поклоняться? Я не мог пошевелиться. Отчаянная
паника подхватила мои мысли, как порыв ветра из открытого окна, и рассеяла
их по всем возможным направлениям. Неожиданно, издав визгливый хруст,
палец ударил меня прямо в середину лба. Он попал в повязку. Последовало
что-то вроде высоковольтного разряда или беззвучного взрыва, и свет
вспыхнул не у меня перед глазами, а где-то в мозгу.
- Черта с два! - рявкнул я. Слишком перепуганный, чтобы что-то
соображать, я рубанул рукой. То, что в именно в этой руке оказался меч,
было чистым везением или инстинктом. Ощущение было такое, что я рубанул
какой-нибудь забор. Шляпа взлетела вверх, конец палки отлетел в сторону, а
рваный сюртук свалился в кучу бескостных рук. Толстые стебли сорняков
обломились, источая зловонный сок, мне в лицо вековой могильной пылью
ударила пыльца, и я расчихался. Что-то - может быть, стебли шиповника -
вцепилось мне в лодыжки. Я снова закричал, вырвался от них и рванулся
прочь, спасая свою жизнь, а, может, и нечто большее. В эту минуту вид
полицейского с его пистолетом мог показаться мне самым прекрасным зрелищем
на свете - или уж, на худой конец, настоящий свет. Мне почти показалось,
что какой-то просвет есть - где-то впереди; теплое неясное сияние, высоко
над тенями могил, бесконечно теплое и казавшееся таким надежным. Я зайцем
помчался в ту сторону, так быстро, как мог. Что бы это ни было, в тот
момент оно было мне нужно, просто необходимо. Я боялся, что оно исчезнет и
оставит меня темноте, шелестевшей за мной по пятам.
Оно не исчезло. Свет сиял ровно и разрастался, пока на его фоне не
выступили деревья; это был большой маяк реальности - наверное, уличные
фонари. Все, что я слышал, был стук крови в висках и мое дыхание, и то, и
другое - очень тяжелые. Мою грудь и голову словно сжимали железные обручи.
Но надгробия стали редеть, между ними открывался просвет; здесь была
стена, а за ней - снова ограда, менее разрушенная, чем другие. Не
останавливаясь, я вскочил на один из камней, расположенных у стены, с
камня - на стену и схватился за проволоку. К счастью, проволока не были ни
колючей, ни электрифицированной. На последнем, отчаянном дыхании я
подтянулся, перелез через нее и свалился вниз, приземлившись среди
каких-то жестких сорняков футах в двенадцати внизу - и побежал. Я бежал до
тех пор, пока не наткнулся на что-то твердое и упал, всхлипывая, на колени
прямо у кромки света.
А потом я весь съежился и отшатнулся, ибо земля задрожала. Со
стремительным шипящим стуком и клацаньем, с одиноким заунывным воплем у
меня перед глазами промчалось нечто огромное: нескончаемая цепь бегущих
теней, закрывавших от меня свет, весь мир.
Когда гром прошел мимо, и свет снова стал ярким, ко мне потихоньку
стали возвращаться обрывки соображения. Я, задыхаясь, посмотрел наверх и
стал подниматься, весьма пристыженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
сорняком. Я хотел рассмеяться, но от пробравшего меня холода у меня
слишком перехватило дыхание, и сердце бешено колотилось. Я дико огляделся
по сторонам, но больше здесь ничего не было, ничего, кроме теплого
ветерка, шевелившего ветви деревьев; эта группа памятников ничем не
отличалась от остальных. Поваленные, разбитые, исписанные рисунками, как и
все прочие - правда, завитки, спирали и нацарапанные круги показались мне
необычными. Такими, словно их нанесли светящейся краской, или они как-то
странно разлагались. Мне где-то раньше приходилось видеть нечто подобное,
но не так отчетливо. Здесь, в непроглядной темноте казалось, что их
окружает слабое зеленое сияние, и даже не такое уж слабое. Когда глаза
привыкали, рядом с ним почти можно было разглядеть...
Раздалось легкое скребущее царапанье, и я вздрогнул. Я круто
развернулся, воображая себе какого-нибудь пылающего местью и жаждущего
нажать на курок полицейского, однако для него звук был слишком слабым. Под
одним из обезличенных памятников шевелилась трава; стало быть, я
потревожил какое-то маленькое животное. Что у них тут водится? Опоссумы,
ленточные змеи... Я наклонился, чтобы посмотреть.
А потом я отскочил с пронзительным воплем, который мог просто
расколоть воздух по всему кладбищу. Нацарапанный на памятнике силуэт
сверкнул ослепительной вспышкой пламени, а рядом с ним прямо перед моим
лицом замахала рука, высунувшаяся из земли. Земля подо мной поднялась и
почти бросила меня в эту руку, но я, шатаясь, удержал равновесие и
повернулся, собираясь бежать. Впереди меня гравий раздулся и изогнулся
горбом, словно под ним полз какой-то могучий червь, и отбросил меня назад.
Я упал. Держа в одной руке меч, я выбросил другую и вонзил в землю пальцы,
чтобы удержаться - а потом едва успел их отдернуть. Под гравием что-то
щелкнуло и захлопнулось, словно рыба бросилась на муху. Земля снова
содрогнулась в конвульсиях. Кусты бешено закачались и упали, с глухим
стуком опрокинулось одно надгробие, за ним второе, остальные тряслись и
крошились. Качающаяся голова ангела отвалилась, ударилась о землю и
подкатилась почти к моим ногам. А вокруг меня поднималась земля, цеплялись
пальцы, рука тянулась вверх, как какое-то растение, выраставшее в
замедленной съемке.
И тут позади меня раздалось противное тихое хихиканье.
Я круто развернулся. Маленькое пугало тоже выросло, теперь оно
возвышалось надо мной - огромная тощая фигура, загораживавшая мне проход,
поднимая пустой рукав. Под ним хрустели сорняки, сорняки с длинными,
глубоко проросшими корнями, разжиревшие на тучной почве. Единственный
палец, костлявый и изъеденный - что это было: прут или кость? - скрючился
прямо перед моим лицом. Допотопная шляпа слегка наклонилась вбок, и в моих
ушах зашелестел звук, шипящий и щекочущий, как близкий шепот, - только он
звучал в обоих ушах одновременно. Голос. В какое-то мгновение - как шелест
сухих листьев, а через минуту - тягучий, булькающий, жуткий:
Bas 'genoux, fi' de malheu'! Fai'e moa bonneu'!
Еще хуже было то, что я понял: в этих словах есть смысл. Это был
какой-то исковерканный французский или жаргон или диалект, я такого
никогда не слышал. Говорил он с сильным акцентом, но я понял. Он
приказывал мне склониться и воздать почести...
Li es' royaume moan -
Li est moa qui 'reigne 'ci!
Ne pas passer par' li
Sans hommage 'rendu!
Здесь мое царство -
Здесь я правлю!
Здесь нельзя пройти,
Не поклонившись... (искаж. франц.)
Чье царство? Кому поклоняться? Я не мог пошевелиться. Отчаянная
паника подхватила мои мысли, как порыв ветра из открытого окна, и рассеяла
их по всем возможным направлениям. Неожиданно, издав визгливый хруст,
палец ударил меня прямо в середину лба. Он попал в повязку. Последовало
что-то вроде высоковольтного разряда или беззвучного взрыва, и свет
вспыхнул не у меня перед глазами, а где-то в мозгу.
- Черта с два! - рявкнул я. Слишком перепуганный, чтобы что-то
соображать, я рубанул рукой. То, что в именно в этой руке оказался меч,
было чистым везением или инстинктом. Ощущение было такое, что я рубанул
какой-нибудь забор. Шляпа взлетела вверх, конец палки отлетел в сторону, а
рваный сюртук свалился в кучу бескостных рук. Толстые стебли сорняков
обломились, источая зловонный сок, мне в лицо вековой могильной пылью
ударила пыльца, и я расчихался. Что-то - может быть, стебли шиповника -
вцепилось мне в лодыжки. Я снова закричал, вырвался от них и рванулся
прочь, спасая свою жизнь, а, может, и нечто большее. В эту минуту вид
полицейского с его пистолетом мог показаться мне самым прекрасным зрелищем
на свете - или уж, на худой конец, настоящий свет. Мне почти показалось,
что какой-то просвет есть - где-то впереди; теплое неясное сияние, высоко
над тенями могил, бесконечно теплое и казавшееся таким надежным. Я зайцем
помчался в ту сторону, так быстро, как мог. Что бы это ни было, в тот
момент оно было мне нужно, просто необходимо. Я боялся, что оно исчезнет и
оставит меня темноте, шелестевшей за мной по пятам.
Оно не исчезло. Свет сиял ровно и разрастался, пока на его фоне не
выступили деревья; это был большой маяк реальности - наверное, уличные
фонари. Все, что я слышал, был стук крови в висках и мое дыхание, и то, и
другое - очень тяжелые. Мою грудь и голову словно сжимали железные обручи.
Но надгробия стали редеть, между ними открывался просвет; здесь была
стена, а за ней - снова ограда, менее разрушенная, чем другие. Не
останавливаясь, я вскочил на один из камней, расположенных у стены, с
камня - на стену и схватился за проволоку. К счастью, проволока не были ни
колючей, ни электрифицированной. На последнем, отчаянном дыхании я
подтянулся, перелез через нее и свалился вниз, приземлившись среди
каких-то жестких сорняков футах в двенадцати внизу - и побежал. Я бежал до
тех пор, пока не наткнулся на что-то твердое и упал, всхлипывая, на колени
прямо у кромки света.
А потом я весь съежился и отшатнулся, ибо земля задрожала. Со
стремительным шипящим стуком и клацаньем, с одиноким заунывным воплем у
меня перед глазами промчалось нечто огромное: нескончаемая цепь бегущих
теней, закрывавших от меня свет, весь мир.
Когда гром прошел мимо, и свет снова стал ярким, ко мне потихоньку
стали возвращаться обрывки соображения. Я, задыхаясь, посмотрел наверх и
стал подниматься, весьма пристыженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115