И москитов, я стукнул одного и выругался, но Джипа,
похоже, они нисколько не беспокоили.
- Чуть позже они снимут вахту, - сказал он, в непринужденной позе
устроившись у руля. Я уже собирался что-то сказать, когда в ночи эхом
отозвался звук - нечто среднее между гудением и кашляющим ревом, а за ним
последовал тяжелый всплеск. - Аллигатор, - заметил Джип, - наверное,
что-то ему приснилось.
- У меня сердце обливается кровью, - я спрятал голову в ладони, чтобы
спасти веки от москитов и снова погрузился в свои невеселые мысли. Я хотел
спросить, куда мы плывем, но был слишком измучен, чтобы об этом
волноваться. Я помню, что еще два-три раза просыпался в смутной тревоге,
но не помню, что именно меня будило. Последний раз я припомнил более
отчетливо. В моей голове глухо стучали барабаны, в воздухе стоял запах
молнии, по стене взад-вперед скользили тени...
Внезапно, так, словно кто-то встряхнул меня, я проснулся, резко сев,
весь в напряжении, тяжело дыша. Ничего не изменилось, насколько я мог
видеть, и все же что-то было не так. Во-первых, воздух стал прохладнее, и
запахи были другими. Луна теперь вышла, хотя стояла в небе очень низко и
отбрасывала на палубу длинные тени. Джип по-прежнему стоял у руля, не
двинувшись с места. Он кивнул, когда я с трудом заставил себя подняться,
потянулся так, что мускулы затрещали, и мысленно пожалел, что съел все эти
бобы. Я был не в том настроении, чтобы разговаривать, так что я оперся на
поручень и стал смотреть на реку. Странные деревья по-прежнему были там -
какая-то разновидность кипарисов, подумал я, разглядев их более отчетливо,
- но они смешивались с другими видами по мере того, как берега становились
все выше. И между ними, как мне показалось, я заметил теперь вспыхивавшие
время от времени крошечные искорки - далекие огоньки. Сначала я решил, что
всему виной мои глаза, пока в темноте не раздалось пение - стройный хор
голосов, в основном женских. Напев был похож на какой-то блюз, медленный и
скорбный, как мутная река.
Я как раз собирался сказать об этом Джипу, а заодно и спросить, куда
мы направляемся, когда из теней в реке неподалеку от нас материализовался
новый силуэт - высокий неуклюжий трехмачтовый корабль, больше даже, чем
"Сарацин", медленно покачивавшийся на якоре в канале. Казалось, его
огромный бушприт насмехался над нашей истерзанной оснасткой, когда мы
проходили мимо. За ним были пришвартованы более мелкие суденышки, и
другие, величиной чуть больше каноэ, подтянутые к грязному берегу. Затем
снова пошли деревья, но между ними все больше появлялось расчищенных
просек, были там и здания, почти у самой воды, и снова голоса, на сей раз
хриплые и пронзительные. Я взглянул на другой берег, но тот был погружен в
непроницаемую темноту. Однако на реке лунный свет тускло освещал еще один
большой корабль, стоявший на якоре, стройное длинное судно, похожее по
форме на акулу и сидевшее в воде на удивление низко. Его плоские палубы
были увенчаны темными закругленными выпуклостями, а их длинные хоботы были
зачехлены непромокаемым брезентом; широкая приземистая дымовая труба
поднималась между ними, лишь слегка превосходя их по высоте. Это
несомненно был военный корабль, имеющий орудия с башнями, гораздо более
современные, чем наши пушки, заряжаемые с дула. За ним деревья исчезали, и
на фоне неба вырисовывалась фаланга больших уродливых строении, то там, то
здесь увенчанных тонкими фабричными трубами. Широкий мол далеко выдавался
вдоль берега в реку, так далеко, что в конце его отмечали только слабые
огоньки, а вдоль него располагалось буйство различных мачт, очень похожих
на те, что я видел над крышами на Дунайской улице. Но среди них, выступая,
как широкие столбовидные стволы дождливого южного леса, пара за парой
стояли трубы. Украшенные фантастическими ренделями, звездами и даже
коринфскими капителями, они венчали высокие корпуса судов, словно здесь
собралось многочисленное плавучее потомство фабрик. Когда мы подошли
ближе, я увидел огромные цилиндры, установленные на их корме. Я оперся на
поручень и сжал голову руками.
Джип издал вопросительный звук.
- Это все смешение времен, - простонал я. - У меня от него голова
идет кругом. Неужели времена постоянно так перепутываются?
Джип покачал головой:
- Тут нет никакой путаницы. Суда с квадратным такелажем, с колесами
на корме, даже жестяные мониторы - где-то в 1850-х - 1860-х годах их можно
было увидеть пришвартованными здесь вместе.
Я кивнул, тщательно изучая Джипа:
- Ты это помнишь, да? Со времен своей молодости?
- Я? - Джип улыбнулся. - Нет, черт побери! Я не такой старый. Они все
исчезли к тому времени, когда я родился, не считая, может быть, парочки
судов с колесами на корме. Там, где я рос, я ничего такого не видел, даже
похожего, и ни капли моря. Только волны зерновых посевов, миля за милей.
Говорили, что они похожи на океан, - да что они понимали? Они никогда его
и в глаза не видели, так же, как и я. До тех пор, пока не сбежал на
побережье; тогда-то я и увидел море и с тех пор никогда с ним не
расставался. Даже несмотря на то, что получил нашивки капитана как раз
вовремя, чтобы идти на войну против подлодок.
Теперь я уже поразился другому: Джип казался далеко не таким
современным, чтобы сражаться против подлодок. Против тунисских корсаров -
да, но против немецких подлодок - нет. Из-за этого его "вневременная"
личность казалась еще более невероятной, чем у Молл.
- Похоже, тебе досталось. А где ты был? На Северном море? На
мурманских конвоях?
- И там, и там. Но я родился задолго до начала века в Канзасе. Мне
было где-то около шестнадцати, когда я сбежал, я ведь говорил о Первой
мировой войне. - Он вскинул голову. - Я здесь просто застрял, вот и все. В
тенях, в точности как вон те корабли. Как все, что мы видим - эти песни из
старых рабовладельческих загонов, маленькие рыбацкие деревушки, вся эта
чертова река под нами. Все это - часть того, что создает это место, его
характер, его образ. Это тень. Она еще не исчезла, пока - нет. Она
продолжает болтаться за пределами Сердцевины, цепляясь за это место. Может
быть, она чувствуется, но остается невидимой, хоть проживи здесь всю
жизнь, разве что в один прекрасный день завернешь за правильный угол.
- Какое место... - попытался я спросить. Но мои слова утонули в реве
буксирного гудка и неожиданного взрыва активности на палубе.
Джип выкрикивал приказы и повернул руль. Пирс явился снизу со своей
трубой и вызвал обе вахты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
похоже, они нисколько не беспокоили.
- Чуть позже они снимут вахту, - сказал он, в непринужденной позе
устроившись у руля. Я уже собирался что-то сказать, когда в ночи эхом
отозвался звук - нечто среднее между гудением и кашляющим ревом, а за ним
последовал тяжелый всплеск. - Аллигатор, - заметил Джип, - наверное,
что-то ему приснилось.
- У меня сердце обливается кровью, - я спрятал голову в ладони, чтобы
спасти веки от москитов и снова погрузился в свои невеселые мысли. Я хотел
спросить, куда мы плывем, но был слишком измучен, чтобы об этом
волноваться. Я помню, что еще два-три раза просыпался в смутной тревоге,
но не помню, что именно меня будило. Последний раз я припомнил более
отчетливо. В моей голове глухо стучали барабаны, в воздухе стоял запах
молнии, по стене взад-вперед скользили тени...
Внезапно, так, словно кто-то встряхнул меня, я проснулся, резко сев,
весь в напряжении, тяжело дыша. Ничего не изменилось, насколько я мог
видеть, и все же что-то было не так. Во-первых, воздух стал прохладнее, и
запахи были другими. Луна теперь вышла, хотя стояла в небе очень низко и
отбрасывала на палубу длинные тени. Джип по-прежнему стоял у руля, не
двинувшись с места. Он кивнул, когда я с трудом заставил себя подняться,
потянулся так, что мускулы затрещали, и мысленно пожалел, что съел все эти
бобы. Я был не в том настроении, чтобы разговаривать, так что я оперся на
поручень и стал смотреть на реку. Странные деревья по-прежнему были там -
какая-то разновидность кипарисов, подумал я, разглядев их более отчетливо,
- но они смешивались с другими видами по мере того, как берега становились
все выше. И между ними, как мне показалось, я заметил теперь вспыхивавшие
время от времени крошечные искорки - далекие огоньки. Сначала я решил, что
всему виной мои глаза, пока в темноте не раздалось пение - стройный хор
голосов, в основном женских. Напев был похож на какой-то блюз, медленный и
скорбный, как мутная река.
Я как раз собирался сказать об этом Джипу, а заодно и спросить, куда
мы направляемся, когда из теней в реке неподалеку от нас материализовался
новый силуэт - высокий неуклюжий трехмачтовый корабль, больше даже, чем
"Сарацин", медленно покачивавшийся на якоре в канале. Казалось, его
огромный бушприт насмехался над нашей истерзанной оснасткой, когда мы
проходили мимо. За ним были пришвартованы более мелкие суденышки, и
другие, величиной чуть больше каноэ, подтянутые к грязному берегу. Затем
снова пошли деревья, но между ними все больше появлялось расчищенных
просек, были там и здания, почти у самой воды, и снова голоса, на сей раз
хриплые и пронзительные. Я взглянул на другой берег, но тот был погружен в
непроницаемую темноту. Однако на реке лунный свет тускло освещал еще один
большой корабль, стоявший на якоре, стройное длинное судно, похожее по
форме на акулу и сидевшее в воде на удивление низко. Его плоские палубы
были увенчаны темными закругленными выпуклостями, а их длинные хоботы были
зачехлены непромокаемым брезентом; широкая приземистая дымовая труба
поднималась между ними, лишь слегка превосходя их по высоте. Это
несомненно был военный корабль, имеющий орудия с башнями, гораздо более
современные, чем наши пушки, заряжаемые с дула. За ним деревья исчезали, и
на фоне неба вырисовывалась фаланга больших уродливых строении, то там, то
здесь увенчанных тонкими фабричными трубами. Широкий мол далеко выдавался
вдоль берега в реку, так далеко, что в конце его отмечали только слабые
огоньки, а вдоль него располагалось буйство различных мачт, очень похожих
на те, что я видел над крышами на Дунайской улице. Но среди них, выступая,
как широкие столбовидные стволы дождливого южного леса, пара за парой
стояли трубы. Украшенные фантастическими ренделями, звездами и даже
коринфскими капителями, они венчали высокие корпуса судов, словно здесь
собралось многочисленное плавучее потомство фабрик. Когда мы подошли
ближе, я увидел огромные цилиндры, установленные на их корме. Я оперся на
поручень и сжал голову руками.
Джип издал вопросительный звук.
- Это все смешение времен, - простонал я. - У меня от него голова
идет кругом. Неужели времена постоянно так перепутываются?
Джип покачал головой:
- Тут нет никакой путаницы. Суда с квадратным такелажем, с колесами
на корме, даже жестяные мониторы - где-то в 1850-х - 1860-х годах их можно
было увидеть пришвартованными здесь вместе.
Я кивнул, тщательно изучая Джипа:
- Ты это помнишь, да? Со времен своей молодости?
- Я? - Джип улыбнулся. - Нет, черт побери! Я не такой старый. Они все
исчезли к тому времени, когда я родился, не считая, может быть, парочки
судов с колесами на корме. Там, где я рос, я ничего такого не видел, даже
похожего, и ни капли моря. Только волны зерновых посевов, миля за милей.
Говорили, что они похожи на океан, - да что они понимали? Они никогда его
и в глаза не видели, так же, как и я. До тех пор, пока не сбежал на
побережье; тогда-то я и увидел море и с тех пор никогда с ним не
расставался. Даже несмотря на то, что получил нашивки капитана как раз
вовремя, чтобы идти на войну против подлодок.
Теперь я уже поразился другому: Джип казался далеко не таким
современным, чтобы сражаться против подлодок. Против тунисских корсаров -
да, но против немецких подлодок - нет. Из-за этого его "вневременная"
личность казалась еще более невероятной, чем у Молл.
- Похоже, тебе досталось. А где ты был? На Северном море? На
мурманских конвоях?
- И там, и там. Но я родился задолго до начала века в Канзасе. Мне
было где-то около шестнадцати, когда я сбежал, я ведь говорил о Первой
мировой войне. - Он вскинул голову. - Я здесь просто застрял, вот и все. В
тенях, в точности как вон те корабли. Как все, что мы видим - эти песни из
старых рабовладельческих загонов, маленькие рыбацкие деревушки, вся эта
чертова река под нами. Все это - часть того, что создает это место, его
характер, его образ. Это тень. Она еще не исчезла, пока - нет. Она
продолжает болтаться за пределами Сердцевины, цепляясь за это место. Может
быть, она чувствуется, но остается невидимой, хоть проживи здесь всю
жизнь, разве что в один прекрасный день завернешь за правильный угол.
- Какое место... - попытался я спросить. Но мои слова утонули в реве
буксирного гудка и неожиданного взрыва активности на палубе.
Джип выкрикивал приказы и повернул руль. Пирс явился снизу со своей
трубой и вызвал обе вахты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115