Я бы сказал даже, что с
таким началом ты все сделал себе на пользу, да только...
Он заколебался, остановился и стал осматриваться, словно искал
кого-то или свой путь. Но там было только одно место, куда можно было
свернуть - далеко впереди и направо, и ни одного живого существа вокруг,
кроме какой-то собаки вдалеке, желтоватой и костлявой, по-видимому,
бродячей, пропавшей за каким-то порогом.
- Только? - подсказал я.
- Только что?
Но Джип внезапно широким шагом направился через пустую дорогу по
направлению к углу, и мне пришлось рысцой припустить за ним. Я, задыхаясь,
повторил свой вопрос и не отставал от Джипа, пока тот не ответил, медленно
и неохотно.
- Только... это все насчет того, что они так далеко забрались,
залезли в Сердцевину. Не могу не удивляться... ну, тому, что, может, ты
вроде как не сам сделал этот шаг, хотя он и был хорош. Что тебя могли и не
подловить - не заманить в ловушку, так сказать. А вот это уже плохо.
Дальше мы шли в молчании. Я слышал быстрое дыхание Джипа, лоб его
блестел. Мы двигались быстро, однако я видел, что раньше он даже от
стремительной пробежки так не задыхался. Раз или два он оглядывался назад,
в ту сторону, откуда мы шли. Я тоже смотрел и ничего не видел, но рука
Джипа почти все время находилась на эфесе его меча. Улица, на которую мы
свернула, была широкой и открытой, я смутно припомнил, что как-то раз
проезжал по ней. По одну ее сторону все еще шли старые склады, но другая
была почти очищена. Через несколько ярдов старая внушительная стена резко
оборвалась, и пошла изгородь из колючей проволоки. За ней были возведены
массивные ангары из рифленого железа, под бледным небом они казались еще
более грязными и заброшенными, то там, то тут попадались пустые, заросшие
и замусоренные строения. Перед одним из них, находившимся между двумя
другими, более крупными, и оканчивавшимся высокой старинной кирпичной
стеной, и остановился Джип. Он быстро огляделся, и я увидел, как его глаза
на мгновение расширились. Но когда я оглянулся, я увидел только хвост
какой-то собаки, поспешно исчезавшей за углом, может, все той же; как все
бродячие псы, побаивавшейся человечьего взгляда. Джип, казалось, нервничал
как никогда; он что-то пробормотал, затем с неожиданным приливом какой-то
свирепой энергии бросился на колючую проволоку и вскарабкался на самый
верх с поистине обезьяньей ловкостью. Я попытался последовать за ним,
укололся ладонью о первый же ряд и свалился вниз. Джип кивнул, встал ногой
на один ряд проволоки, другой ногой - на соседний и раздвинул их на такую
ширину, что я смог свободно пролезть между ними.
Ангар был таким же, как остальные, разве что более заброшенным и
неряшливым. Он сильно зарос и весь был засыпан мусором - всем, чем угодно
- начиная с аккуратных стопок домашнего мусора, вываливавшегося прямо
через изгородь, и черных пластиковых мешков, в которых, казалось, были
жуткие расчлененные трупы; до огромных, свободно валявшихся свертков
грязных и разорванных отбросов и даже остатков какой-то техники. Ржавые и
безликие, они поднимались вверх, как странная поросль среди моря трав,
дров и пурпурного иван-чая, высотой по меньшей мере в пять футов, а
местами и выше, скрывая предательские контуры разбросанного под ними
мусора. Огромные рифленые стены ангаров представляли собой интересный
контраст, один в современных пастельных тонах на кирпичном фундаменте,
другой из простого гальванизированного металла пятидесятых годов - теперь
ржавый, сильно заляпанный и, по-видимому, разлагавшийся снизу доверху. К
этому ангару и направлялся Джип, я по-прежнему в молчании следовал за ним,
посасывая ладонь и стараясь вспомнить, когда в последний раз делал
противостолбнячный укол. Даже при свежем ветре здесь ужасно несло, но было
в атмосфере этого места и нечто худшее, и Джип, по все видимости, ощущал
это так же остро, как я. В сгущавшейся темноте шелест трав звучал, как
шепот голосов, и, оглянувшись назад, я увидел, как одно из пятен
заколебалось на ветру, так, словно под ним что-то двигалось, все
приближаясь и следуя за нами по пятам. Джип тоже увидел это, и я услышал,
как дыхание со свистом вырвалось из его груди; однако он просто продолжал
свой путь.
Когда мы дошли до стены более старого ангара, Джип, похоже, собрался
с силами и пошел дальше своей обычной спокойной походкой, пожалуй, даже
слишком спокойной. Во многих местах сами заплаты на стенах наполовину
проржавели и были покрыты новыми; то там, то тут они продолжали ржаветь до
конца и оставили зияющие рваные дыры на стенах. Рядом с одним из таких
отверстий травы, казалось, росли не так густо, и расчищенное пространство
было отмечено широким, похожим на шрам, участком пепла. Здесь Джип
остановился и стал колотить башмаком по ржавеющей стене, подняв при этом
неимоверный грохот.
- Вставай, Стриж! Вставай и выходи сюда, паршивый старый паук! У тебя
визитеры в гостиной!
С минуту ничего не происходило, и Джип уже собирался снова лягнуть
стену, как вдруг что-то зашевелилось, заскрежетало и издало такой сухой и
ржавый стон, что я решил, что это падает металл. Затем из неровной дыры,
словно животное из своего логова, выкатилась сгорбившаяся фигура, в
которой я распознал человека только по гриве седых волос. Его конечности
стали распрямляться, очень напоминая паука, и я увидел, что он облачен в
допотопное и по виду грязное черное одеяние, завязанное на талии куском
сальной веревки, свисавшей ниже колен его мешковатых сероватых брюк.
Башмаки его тоже были допотопными, с потрескавшимися подошвами, руки,
которыми он загребал землю, как крот когтями, - скрюченными и
натруженными. Двигаясь, он издавал скрип, как сухие листья, а исходившее
от него зловоние било в нос, как удар. Он слегка поднял голову, скосил на
нас глаза, не глядя вверх, и вся его поза выражала скрытую хитрость. Одним
словом, бездомный бродяга, самый безнадежный из всех, каких мне
приходилось встречать, и такой жалкий, что я невольно с недоверием
взглянул на Джипа. ЭТОТ?
Но лицо Джипа в полумраке было бледной маской тревожного ожидания, и
он предостерегающе резко помотал головой. Затем старик кашлянул разок,
издав жуткий и жалкий скрежет, с поразительной энергией поднялся на руках
и заглянул мне прямо в глаза. Я был так потрясен, что даже отступил назад.
Под слоем въевшейся грязи лицо его было твердым и квадратным, все в
глубоких морщинах, нос - острым, как бритва, а рот - бесцветной тонкой
полоской над выступающим надменным подбородком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
таким началом ты все сделал себе на пользу, да только...
Он заколебался, остановился и стал осматриваться, словно искал
кого-то или свой путь. Но там было только одно место, куда можно было
свернуть - далеко впереди и направо, и ни одного живого существа вокруг,
кроме какой-то собаки вдалеке, желтоватой и костлявой, по-видимому,
бродячей, пропавшей за каким-то порогом.
- Только? - подсказал я.
- Только что?
Но Джип внезапно широким шагом направился через пустую дорогу по
направлению к углу, и мне пришлось рысцой припустить за ним. Я, задыхаясь,
повторил свой вопрос и не отставал от Джипа, пока тот не ответил, медленно
и неохотно.
- Только... это все насчет того, что они так далеко забрались,
залезли в Сердцевину. Не могу не удивляться... ну, тому, что, может, ты
вроде как не сам сделал этот шаг, хотя он и был хорош. Что тебя могли и не
подловить - не заманить в ловушку, так сказать. А вот это уже плохо.
Дальше мы шли в молчании. Я слышал быстрое дыхание Джипа, лоб его
блестел. Мы двигались быстро, однако я видел, что раньше он даже от
стремительной пробежки так не задыхался. Раз или два он оглядывался назад,
в ту сторону, откуда мы шли. Я тоже смотрел и ничего не видел, но рука
Джипа почти все время находилась на эфесе его меча. Улица, на которую мы
свернула, была широкой и открытой, я смутно припомнил, что как-то раз
проезжал по ней. По одну ее сторону все еще шли старые склады, но другая
была почти очищена. Через несколько ярдов старая внушительная стена резко
оборвалась, и пошла изгородь из колючей проволоки. За ней были возведены
массивные ангары из рифленого железа, под бледным небом они казались еще
более грязными и заброшенными, то там, то тут попадались пустые, заросшие
и замусоренные строения. Перед одним из них, находившимся между двумя
другими, более крупными, и оканчивавшимся высокой старинной кирпичной
стеной, и остановился Джип. Он быстро огляделся, и я увидел, как его глаза
на мгновение расширились. Но когда я оглянулся, я увидел только хвост
какой-то собаки, поспешно исчезавшей за углом, может, все той же; как все
бродячие псы, побаивавшейся человечьего взгляда. Джип, казалось, нервничал
как никогда; он что-то пробормотал, затем с неожиданным приливом какой-то
свирепой энергии бросился на колючую проволоку и вскарабкался на самый
верх с поистине обезьяньей ловкостью. Я попытался последовать за ним,
укололся ладонью о первый же ряд и свалился вниз. Джип кивнул, встал ногой
на один ряд проволоки, другой ногой - на соседний и раздвинул их на такую
ширину, что я смог свободно пролезть между ними.
Ангар был таким же, как остальные, разве что более заброшенным и
неряшливым. Он сильно зарос и весь был засыпан мусором - всем, чем угодно
- начиная с аккуратных стопок домашнего мусора, вываливавшегося прямо
через изгородь, и черных пластиковых мешков, в которых, казалось, были
жуткие расчлененные трупы; до огромных, свободно валявшихся свертков
грязных и разорванных отбросов и даже остатков какой-то техники. Ржавые и
безликие, они поднимались вверх, как странная поросль среди моря трав,
дров и пурпурного иван-чая, высотой по меньшей мере в пять футов, а
местами и выше, скрывая предательские контуры разбросанного под ними
мусора. Огромные рифленые стены ангаров представляли собой интересный
контраст, один в современных пастельных тонах на кирпичном фундаменте,
другой из простого гальванизированного металла пятидесятых годов - теперь
ржавый, сильно заляпанный и, по-видимому, разлагавшийся снизу доверху. К
этому ангару и направлялся Джип, я по-прежнему в молчании следовал за ним,
посасывая ладонь и стараясь вспомнить, когда в последний раз делал
противостолбнячный укол. Даже при свежем ветре здесь ужасно несло, но было
в атмосфере этого места и нечто худшее, и Джип, по все видимости, ощущал
это так же остро, как я. В сгущавшейся темноте шелест трав звучал, как
шепот голосов, и, оглянувшись назад, я увидел, как одно из пятен
заколебалось на ветру, так, словно под ним что-то двигалось, все
приближаясь и следуя за нами по пятам. Джип тоже увидел это, и я услышал,
как дыхание со свистом вырвалось из его груди; однако он просто продолжал
свой путь.
Когда мы дошли до стены более старого ангара, Джип, похоже, собрался
с силами и пошел дальше своей обычной спокойной походкой, пожалуй, даже
слишком спокойной. Во многих местах сами заплаты на стенах наполовину
проржавели и были покрыты новыми; то там, то тут они продолжали ржаветь до
конца и оставили зияющие рваные дыры на стенах. Рядом с одним из таких
отверстий травы, казалось, росли не так густо, и расчищенное пространство
было отмечено широким, похожим на шрам, участком пепла. Здесь Джип
остановился и стал колотить башмаком по ржавеющей стене, подняв при этом
неимоверный грохот.
- Вставай, Стриж! Вставай и выходи сюда, паршивый старый паук! У тебя
визитеры в гостиной!
С минуту ничего не происходило, и Джип уже собирался снова лягнуть
стену, как вдруг что-то зашевелилось, заскрежетало и издало такой сухой и
ржавый стон, что я решил, что это падает металл. Затем из неровной дыры,
словно животное из своего логова, выкатилась сгорбившаяся фигура, в
которой я распознал человека только по гриве седых волос. Его конечности
стали распрямляться, очень напоминая паука, и я увидел, что он облачен в
допотопное и по виду грязное черное одеяние, завязанное на талии куском
сальной веревки, свисавшей ниже колен его мешковатых сероватых брюк.
Башмаки его тоже были допотопными, с потрескавшимися подошвами, руки,
которыми он загребал землю, как крот когтями, - скрюченными и
натруженными. Двигаясь, он издавал скрип, как сухие листья, а исходившее
от него зловоние било в нос, как удар. Он слегка поднял голову, скосил на
нас глаза, не глядя вверх, и вся его поза выражала скрытую хитрость. Одним
словом, бездомный бродяга, самый безнадежный из всех, каких мне
приходилось встречать, и такой жалкий, что я невольно с недоверием
взглянул на Джипа. ЭТОТ?
Но лицо Джипа в полумраке было бледной маской тревожного ожидания, и
он предостерегающе резко помотал головой. Затем старик кашлянул разок,
издав жуткий и жалкий скрежет, с поразительной энергией поднялся на руках
и заглянул мне прямо в глаза. Я был так потрясен, что даже отступил назад.
Под слоем въевшейся грязи лицо его было твердым и квадратным, все в
глубоких морщинах, нос - острым, как бритва, а рот - бесцветной тонкой
полоской над выступающим надменным подбородком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115