Я не могу, правда? Не могу даже ревновать. Мне не дозволено.
Глаза Джипа смотрели испытующе:
- Боишься показаться малость неблагодарным?
- В общем, да! Самым неблагодарным сукиным сыном по эту сторону
заката, но... - Я не стал договаривать. - Это ведь нечто большее, правда?
Люди ее склада - это ведь у них в характере? Любить ровно столько, сколько
им необходимо.
Джип с минуту в раздумье пожевал губами:
- Стало быть, ты понимаешь. Ни за что бы не подумал, Стив. Ты полон
сюрпризов.
- После замка - да, я понимаю. Во всяком случае, кое-что. Ты ведь мне
говорил, так? О людях, что двигаются наружу, к Краю, так или иначе.
Меняются и растут - во зло или к добру. И Молл одна из них. Из
бессмертных, я хочу сказать. Или как вы их называете? Богини. Ну, по
крайней мере, полубогини.
- Да, она как раз начинает становиться такой. Это нечасто можно
видеть - когда на нее находит. Хотя, я думаю, оно должно всегда быть у
поверхности - то, что заставляет ее так бороться со злом. А потом что-то
просыпается и бац! Хотя, Иосафат! Я тебе прямо скажу - такой, как вчера
ночью, я ее никогда не видел, вот именно такой, и так долго. Это она
сделала огромный шаг вперед. В один прекрасный день, может быть, через
много-много лет, это прорвется навсегда, и в конце концов, она просто
сбросит внешнюю оболочку, как старые лохмотья, и засияет чистотой. Но до
той пор у нее есть свои чувства и слабости, как у других, может, даже
больше. И когда этот приступ проходит, она становится слабее всего -
целиком. Тогда она на самом деле скатывается вниз. Ей нужно... - Джип
нахмурился. - Не знаю. Любовь, утешение. И она тянется к тому, к чему
может. - Он еще с минуту задумчиво смотрел на меня. - Больше не сердишься?
Я вздохнул.
- Нет. Наверное, нет. Это просто... ну, древние греки - со своими
сварливыми богами и богинями...
- Да?
- Неудивительно, что они в конце концов стали философами, вот и все.
Он негромко рассмеялся:
- Я там был. Поверь мне!
Но не стал вдаваться в подробности. Пришла моя очередь оценивать его:
- А как насчет тебя, Джип? Ты тоже понемногу становишься богом?
- Я? - Я думал, он опять станет смеяться, но он был, казалось, слегка
шокирован таким предположением, как начинающий служащий, которому
предложили стать вице-президентом. - Нет! Я ведь едва прожил свой первый
век. Мне надо пройти долгий путь - если захочу. Только вот сомневаюсь, что
когда-нибудь мне этого захочется. Сдается мне, я так и буду ходить по
кругу, до тех пор, пока не иссякну, но, по крайней мере, это не будут
вечно сужающиеся круги. Двигайся, живи, чтобы кровь бежала по жилам, и
оттачивай свои пороки до тех пор, пока счетчик не отстучит свое, - вот как
живут большинство из нас. Но некоторые, у кого есть настоящая страсть,
настоящий дух, - они начинают терять вкус к чему-то еще. Они сужаются, они
шлифуются, оттачивают себя до остроты кончика мглы. Они все больше и
больше становятся похожи на свою страсть, в них это сразу видно.
- Как Хэндз?
- Точно, как Израэл Хэндз. Если он проживет достаточно долго и хотя
бы наполовину не выживет из ума, он догорит до того, что у него станет
разум огня, искр и летящего железа. Может, превратится в чьего-нибудь бога
пушек, когда-нибудь, со временем, и его будут свистать на все церемонии,
где отливаются новые пушки или будут приносить ему в жертву канониров,
чтобы лучше их наводить. А может, когда в небе будет бушевать буря,
где-нибудь люди будут говорить своим детям: "Гляньте-ка! ЭТО ПУШКИ ИЗРАЭЛА
ХЭНДЗА РАСПУГИВАЮТ ЗВЕЗДЫ!" - Мы прыснули со смеху, хотя у меня все еще не
прошла горечь. - Но вот Молл, - задумчиво произнес Джип, - ее труднее
вычислить. Справедливость - вот часть ее страсти, но и хорошая битва -
тоже, и музыка. И какая-то мудрость, интуиция, когда ее меньше всего
тревожат...
Я кивнул, думая о той звездной ночи у руля, когда она вытянула из
меня всю правду о моей жизни, а это получилось бы у немногих. Джип
продолжал настаивать.
- Говорят, в основном у таких, как она, это и получается. У тех, кто
достигает Края, может, даже пересекает его - кто знает? - и возвращаются
назад преображенными. Возвращаются где-то, как бы там ни было, ведь чем
дальше ты продвигаешься к Краю, тем меньше значит время. Может, она уже
вернулась. Может, мы плыли с Минервой, Стив, мой мальчик; или с Дианой.
Или же с какой-нибудь призрачной богиней наших далеких предков, что жили в
пещерах среди Великих Льдов. Или с какой-то силой, которую знает только
будущее, когда все эти ваши умные ящички заползут назад, на силиконовые
пляжи, откуда они явились. Не знаю. И никто не знает. Но это может
случиться, это точно.
Мысль была отрезвляющей. И когда Молл чуть позже пришла с пляжа, я
был готов к тому, чтобы посмотреть на нее новыми глазами. Но она выглядела
обыкновенной, как никогда, даже бледной, с кудрями, облепившими ее лицо,
костлявой и несимпатичной, не тонкой и изящной. Она казалась осенним
лесом, который ветер лишил листьев, и она избегала встречаться взглядом со
мной или, как я заметил, с Клэр. Тогда до меня дошло, что, по-видимому,
вчерашняя ночь стала для нее опытом более сокрушительным, чем для
кого-либо из нас.
- Не задерживайтесь более десяти минут! - коротко сказала она. -
Потом поднимайтесь и пойдем прямо на корабль! - Раздался хор стонов и
жалоб, но она резко обернулась к нам: - Вы, безмозглая шайка скулящих
болванов! Что, ждете еще одной адской ночи, как в бедламе, в лесах? Мы
едва поспеем на берег до заката!
Это сработало. Никому не понадобилось лишних десяти минут, а мое
страстное желание искупаться таинственно пропало. Мы вдруг запрыгали и
засуетились, стали застегивать ремни, заряжать пистолеты и освобождать
мечи в ножнах. Когда мы отправились в путь, Клэр пошла рядом со мной и
совершенно естественно взяла меня за руку; затем, отыскав глазами Молл,
протянула ей другую руку. Молл заколебалась, видимо, слегка
обескураженная, пока я нетерпеливо не помахал ей, зовя к нам. Мне это не
стоило особых усилий. Клэр поставила Молл между нами, и я почувствовал,
как рука Молл взяла мою и сжала ее, словно она висела на утесе и это было
единственное место, за что она могла ухватиться. Мое возмущение быстро
таяло. Ее судьба могла быть самой одинокой из всех человеческих судеб - и
если она действительно будет помнить меня тысячу лет, пусть лучше
вспоминает без горечи.
Тропа вскоре стала крутой и узкой и развела нас, плюс нам приходилось
помогать Джипу. Поскольку он не мог цепляться за ветви и отростки, он все
время скользил, и каждый рывок был для его руки агонией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Глаза Джипа смотрели испытующе:
- Боишься показаться малость неблагодарным?
- В общем, да! Самым неблагодарным сукиным сыном по эту сторону
заката, но... - Я не стал договаривать. - Это ведь нечто большее, правда?
Люди ее склада - это ведь у них в характере? Любить ровно столько, сколько
им необходимо.
Джип с минуту в раздумье пожевал губами:
- Стало быть, ты понимаешь. Ни за что бы не подумал, Стив. Ты полон
сюрпризов.
- После замка - да, я понимаю. Во всяком случае, кое-что. Ты ведь мне
говорил, так? О людях, что двигаются наружу, к Краю, так или иначе.
Меняются и растут - во зло или к добру. И Молл одна из них. Из
бессмертных, я хочу сказать. Или как вы их называете? Богини. Ну, по
крайней мере, полубогини.
- Да, она как раз начинает становиться такой. Это нечасто можно
видеть - когда на нее находит. Хотя, я думаю, оно должно всегда быть у
поверхности - то, что заставляет ее так бороться со злом. А потом что-то
просыпается и бац! Хотя, Иосафат! Я тебе прямо скажу - такой, как вчера
ночью, я ее никогда не видел, вот именно такой, и так долго. Это она
сделала огромный шаг вперед. В один прекрасный день, может быть, через
много-много лет, это прорвется навсегда, и в конце концов, она просто
сбросит внешнюю оболочку, как старые лохмотья, и засияет чистотой. Но до
той пор у нее есть свои чувства и слабости, как у других, может, даже
больше. И когда этот приступ проходит, она становится слабее всего -
целиком. Тогда она на самом деле скатывается вниз. Ей нужно... - Джип
нахмурился. - Не знаю. Любовь, утешение. И она тянется к тому, к чему
может. - Он еще с минуту задумчиво смотрел на меня. - Больше не сердишься?
Я вздохнул.
- Нет. Наверное, нет. Это просто... ну, древние греки - со своими
сварливыми богами и богинями...
- Да?
- Неудивительно, что они в конце концов стали философами, вот и все.
Он негромко рассмеялся:
- Я там был. Поверь мне!
Но не стал вдаваться в подробности. Пришла моя очередь оценивать его:
- А как насчет тебя, Джип? Ты тоже понемногу становишься богом?
- Я? - Я думал, он опять станет смеяться, но он был, казалось, слегка
шокирован таким предположением, как начинающий служащий, которому
предложили стать вице-президентом. - Нет! Я ведь едва прожил свой первый
век. Мне надо пройти долгий путь - если захочу. Только вот сомневаюсь, что
когда-нибудь мне этого захочется. Сдается мне, я так и буду ходить по
кругу, до тех пор, пока не иссякну, но, по крайней мере, это не будут
вечно сужающиеся круги. Двигайся, живи, чтобы кровь бежала по жилам, и
оттачивай свои пороки до тех пор, пока счетчик не отстучит свое, - вот как
живут большинство из нас. Но некоторые, у кого есть настоящая страсть,
настоящий дух, - они начинают терять вкус к чему-то еще. Они сужаются, они
шлифуются, оттачивают себя до остроты кончика мглы. Они все больше и
больше становятся похожи на свою страсть, в них это сразу видно.
- Как Хэндз?
- Точно, как Израэл Хэндз. Если он проживет достаточно долго и хотя
бы наполовину не выживет из ума, он догорит до того, что у него станет
разум огня, искр и летящего железа. Может, превратится в чьего-нибудь бога
пушек, когда-нибудь, со временем, и его будут свистать на все церемонии,
где отливаются новые пушки или будут приносить ему в жертву канониров,
чтобы лучше их наводить. А может, когда в небе будет бушевать буря,
где-нибудь люди будут говорить своим детям: "Гляньте-ка! ЭТО ПУШКИ ИЗРАЭЛА
ХЭНДЗА РАСПУГИВАЮТ ЗВЕЗДЫ!" - Мы прыснули со смеху, хотя у меня все еще не
прошла горечь. - Но вот Молл, - задумчиво произнес Джип, - ее труднее
вычислить. Справедливость - вот часть ее страсти, но и хорошая битва -
тоже, и музыка. И какая-то мудрость, интуиция, когда ее меньше всего
тревожат...
Я кивнул, думая о той звездной ночи у руля, когда она вытянула из
меня всю правду о моей жизни, а это получилось бы у немногих. Джип
продолжал настаивать.
- Говорят, в основном у таких, как она, это и получается. У тех, кто
достигает Края, может, даже пересекает его - кто знает? - и возвращаются
назад преображенными. Возвращаются где-то, как бы там ни было, ведь чем
дальше ты продвигаешься к Краю, тем меньше значит время. Может, она уже
вернулась. Может, мы плыли с Минервой, Стив, мой мальчик; или с Дианой.
Или же с какой-нибудь призрачной богиней наших далеких предков, что жили в
пещерах среди Великих Льдов. Или с какой-то силой, которую знает только
будущее, когда все эти ваши умные ящички заползут назад, на силиконовые
пляжи, откуда они явились. Не знаю. И никто не знает. Но это может
случиться, это точно.
Мысль была отрезвляющей. И когда Молл чуть позже пришла с пляжа, я
был готов к тому, чтобы посмотреть на нее новыми глазами. Но она выглядела
обыкновенной, как никогда, даже бледной, с кудрями, облепившими ее лицо,
костлявой и несимпатичной, не тонкой и изящной. Она казалась осенним
лесом, который ветер лишил листьев, и она избегала встречаться взглядом со
мной или, как я заметил, с Клэр. Тогда до меня дошло, что, по-видимому,
вчерашняя ночь стала для нее опытом более сокрушительным, чем для
кого-либо из нас.
- Не задерживайтесь более десяти минут! - коротко сказала она. -
Потом поднимайтесь и пойдем прямо на корабль! - Раздался хор стонов и
жалоб, но она резко обернулась к нам: - Вы, безмозглая шайка скулящих
болванов! Что, ждете еще одной адской ночи, как в бедламе, в лесах? Мы
едва поспеем на берег до заката!
Это сработало. Никому не понадобилось лишних десяти минут, а мое
страстное желание искупаться таинственно пропало. Мы вдруг запрыгали и
засуетились, стали застегивать ремни, заряжать пистолеты и освобождать
мечи в ножнах. Когда мы отправились в путь, Клэр пошла рядом со мной и
совершенно естественно взяла меня за руку; затем, отыскав глазами Молл,
протянула ей другую руку. Молл заколебалась, видимо, слегка
обескураженная, пока я нетерпеливо не помахал ей, зовя к нам. Мне это не
стоило особых усилий. Клэр поставила Молл между нами, и я почувствовал,
как рука Молл взяла мою и сжала ее, словно она висела на утесе и это было
единственное место, за что она могла ухватиться. Мое возмущение быстро
таяло. Ее судьба могла быть самой одинокой из всех человеческих судеб - и
если она действительно будет помнить меня тысячу лет, пусть лучше
вспоминает без горечи.
Тропа вскоре стала крутой и узкой и развела нас, плюс нам приходилось
помогать Джипу. Поскольку он не мог цепляться за ветви и отростки, он все
время скользил, и каждый рывок был для его руки агонией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115