Но когда главный порт острова вырос, а точнее, разостлался
впереди нас в конце залива, сразу же стало очевидно, что ни один корабль,
хотя бы отдаленно напоминающий по размеру корабль Волков, там не
пришвартован.
В состоянии мрачного перевозбуждения мы пришвартовали "Непокорную" в
шатком доке неподалеку от разрушенного лесного склада в дальнем конце
города. Ле Стрижа, горько жаловавшегося на крайнюю усталость, упросили еще
раз использовать свой божественный дар. А в это время мы послали группы
людей на берег, чтобы потихоньку разузнать, нет ли каких новостей. После
моего маленького инцидента мне, разумеется, было позволено не идти. Они
оставили меня сидящим на поручне - залечивать свои царапины, грызть ногти
и смотреть на город, который, как предполагалось, был для меня слишком
опасным.
Город, однако, таким не выглядел. Это было совсем не то, что
приближаться к Новому Орлеану по темной Миссисипи, окутанной ночью и
таинственной. Воздух был свеж, прохладен и прозрачен, освежающий свет
вычерчивал каждую подробность с поразительностью ясностью. Вовсе не
опасный и не зловещий - скорее ленивый, он вытянулся, как задремавшая
неряха, по всему плоскому побережью, тесня назад лесистые склоны гор. И
даже вдоль побережья, у самого моря попадались пятна разросшихся деревьев
между стенами из белого камня и выбеленных солнцем досок, обветшалых и
отбеленных солью, между элегантными старыми виллами во французском и
испанском стиле и полуразрушенными доками. Местами деревья редели и
переходили в пятна заросших низкорослым кустарником пустынных земель, где
бродили желтоватые волы, тряся головами, отгоняя первых мух. На более
высоких склонах сгустки той же густой растительности произвольно
смешивались с группами выбеленных солнцем зданий. Что порождало рост -
здания или джунгли? Я не мог сказать с уверенностью. Двадцатый век этого
места не коснулся. Здесь не было слышно шума городского транспорта. До нас
доносились крики запоздалых петухов вперемешку с воплями летавших стаями
попугаев: в остальном, поблизости все было тихо. Я даже не слышал детских
голосов, чуть ли не самого универсального в мире звука. Все, что я мог
временами расслышать - было постоянное глухое пульсирование и заунывное
пение или, возможно, завывание. Это была единственная нестройная нота во
всей этой мирной сцене. Ничего в ней не было опасного; и все же, чем
дольше я наблюдал и слушал, тем более меня охватывало чувство, что что-то
не так, что-то здесь дьявольски не так.
Двадцатый век...
Минуточку... Я в свое время много читал о Порт-о-Пренсе, так ведь?
Год назад или что-то около того, когда делал короткую справку одному из
мелких клиентов Барри об условиях торговли в Карибском море. Всю ту
музыку, что печатает Министерство торговли о том, каким современным
выгладит город по сравнению с большинством столиц третьего мира. Даже до
обидного современным по сравнению с тем, в каком состоянии пребывает
остальная часть страны. Офисы, отели, ночные клубы с неоновыми вывесками,
сверкающие казино, доки, которые могли принять небольшие суда для круизов
- где они все? Широкие бульвары, высокие башни из стекла и бетона - целый
небосвод, который должен был отражать солнце, как лес зеркал - куда они
все попрятались, черт побери? Как бы тщательно я ни осматривал пейзаж,
всего этого не было и в помине. Раз или два мне почудился блеск стекла в
воздухе - почти за пределами поля зрения. Но всякий раз, когда я начинал
всматриваться снова, это оказывался белый шпиль церкви, ряд белых
соломенных крыш на холме или просто случайная игра света. И больше ничего.
И эти заросшие лесами холмы... На острове очень остро стояла проблема
исчезновения лесов. Об этом я тоже читал. Но отсюда это казалось
маловероятным, а с моря - совсем невероятным.
На минуту у меня появилась паническая мысль, что это был какой-то
фокус Волков, какая-то новая маскировка вроде той, что они придумали,
чтобы увезти Клэр. Они даже могли стоять здесь на якоре, прикрываясь этим.
Но ведь тогда Ле Стриж, конечно же, узнал бы об этом.
Истинное объяснение подкрадывалось ко мне постепенно, как
надвигающийся холод. И несло с собой именно ощущение холода.
Тени. Я видел тени. Тени в ярком свете дня, в самом его разгаре. Тени
города восемнадцатого или девятнадцатого века, а возможно, смешения обоих
веков; те же тени, что лежали позади Канал-стрит в Новом Орлеане, позади
Дунайской улицы там, дома. Длинные образы их прошлого, их духа, далеко
раскинувшиеся в безвременье за пределами Сердцевины. Однако здесь тени
были сильными, не просто образами в темноте, но более сильными, чем
дневной свет. Должно быть, весь остров был наводнен ими, они не робко
проглядывали по краю ночи, но находились прямо под живущим днем, готовые в
любой момент проявиться. Даже в разгар дня они были достаточно сильны,
чтобы поглотить все то, что заняло их место, - по крайней мере, для тех,
кто уже двигался в тенях. И даже для тех, кто в них не был, их
присутствие, должно быть, ощущалось постоянно - осязаемое, почти
подавляющее, вечно следующее за ними по пятам привидение, стоящее за
каждым сделанным ими шагом. Их яркий современный мир, должно быть, казался
здесь всего лишь проблеском света на темных водах. И глядя под нужным
углом, всегда можно было посмотреть насквозь, прямо в бездонную глубину
внизу.
Как я уже сделал раньше; как делал даже сейчас. Меня пробрала дрожь.
Был уже полдень; но когда-то наступит ночь. Если тени были так сильны даже
при свете, какую же всепоглощающую власть принесет им ночь? И я вдруг
очень обрадовался, что не сошел на берег.
Когда на борту стали собираться остальные, пропыленные, с усталыми
ногами, все согласились, что для этого похода были серьезные основания.
Они обнаружили, что над районом доков нависло заклятье страха. Мало кто
охотно отвечал вслух на вопросы, поскольку "Сарацин" действительно
приходил, всего за несколько часов до рассвета, прибыв перед штормом, от
которого, казалось, раскалывались небеса, но только для того, чтобы снова
отчалить еще до того, как поднялось солнце. И люди шептались, что
встречать его по улицам шли странные фигуры, а те, кто попадался на их
пути, так и не вернулись.
- Половина народу все еще притаилась в своих хибарах и трясется! -
мрачно сказал Джип, благодарно потягивая холодное шерри из бокала,
поднесенного ему стюардом Пирса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
впереди нас в конце залива, сразу же стало очевидно, что ни один корабль,
хотя бы отдаленно напоминающий по размеру корабль Волков, там не
пришвартован.
В состоянии мрачного перевозбуждения мы пришвартовали "Непокорную" в
шатком доке неподалеку от разрушенного лесного склада в дальнем конце
города. Ле Стрижа, горько жаловавшегося на крайнюю усталость, упросили еще
раз использовать свой божественный дар. А в это время мы послали группы
людей на берег, чтобы потихоньку разузнать, нет ли каких новостей. После
моего маленького инцидента мне, разумеется, было позволено не идти. Они
оставили меня сидящим на поручне - залечивать свои царапины, грызть ногти
и смотреть на город, который, как предполагалось, был для меня слишком
опасным.
Город, однако, таким не выглядел. Это было совсем не то, что
приближаться к Новому Орлеану по темной Миссисипи, окутанной ночью и
таинственной. Воздух был свеж, прохладен и прозрачен, освежающий свет
вычерчивал каждую подробность с поразительностью ясностью. Вовсе не
опасный и не зловещий - скорее ленивый, он вытянулся, как задремавшая
неряха, по всему плоскому побережью, тесня назад лесистые склоны гор. И
даже вдоль побережья, у самого моря попадались пятна разросшихся деревьев
между стенами из белого камня и выбеленных солнцем досок, обветшалых и
отбеленных солью, между элегантными старыми виллами во французском и
испанском стиле и полуразрушенными доками. Местами деревья редели и
переходили в пятна заросших низкорослым кустарником пустынных земель, где
бродили желтоватые волы, тряся головами, отгоняя первых мух. На более
высоких склонах сгустки той же густой растительности произвольно
смешивались с группами выбеленных солнцем зданий. Что порождало рост -
здания или джунгли? Я не мог сказать с уверенностью. Двадцатый век этого
места не коснулся. Здесь не было слышно шума городского транспорта. До нас
доносились крики запоздалых петухов вперемешку с воплями летавших стаями
попугаев: в остальном, поблизости все было тихо. Я даже не слышал детских
голосов, чуть ли не самого универсального в мире звука. Все, что я мог
временами расслышать - было постоянное глухое пульсирование и заунывное
пение или, возможно, завывание. Это была единственная нестройная нота во
всей этой мирной сцене. Ничего в ней не было опасного; и все же, чем
дольше я наблюдал и слушал, тем более меня охватывало чувство, что что-то
не так, что-то здесь дьявольски не так.
Двадцатый век...
Минуточку... Я в свое время много читал о Порт-о-Пренсе, так ведь?
Год назад или что-то около того, когда делал короткую справку одному из
мелких клиентов Барри об условиях торговли в Карибском море. Всю ту
музыку, что печатает Министерство торговли о том, каким современным
выгладит город по сравнению с большинством столиц третьего мира. Даже до
обидного современным по сравнению с тем, в каком состоянии пребывает
остальная часть страны. Офисы, отели, ночные клубы с неоновыми вывесками,
сверкающие казино, доки, которые могли принять небольшие суда для круизов
- где они все? Широкие бульвары, высокие башни из стекла и бетона - целый
небосвод, который должен был отражать солнце, как лес зеркал - куда они
все попрятались, черт побери? Как бы тщательно я ни осматривал пейзаж,
всего этого не было и в помине. Раз или два мне почудился блеск стекла в
воздухе - почти за пределами поля зрения. Но всякий раз, когда я начинал
всматриваться снова, это оказывался белый шпиль церкви, ряд белых
соломенных крыш на холме или просто случайная игра света. И больше ничего.
И эти заросшие лесами холмы... На острове очень остро стояла проблема
исчезновения лесов. Об этом я тоже читал. Но отсюда это казалось
маловероятным, а с моря - совсем невероятным.
На минуту у меня появилась паническая мысль, что это был какой-то
фокус Волков, какая-то новая маскировка вроде той, что они придумали,
чтобы увезти Клэр. Они даже могли стоять здесь на якоре, прикрываясь этим.
Но ведь тогда Ле Стриж, конечно же, узнал бы об этом.
Истинное объяснение подкрадывалось ко мне постепенно, как
надвигающийся холод. И несло с собой именно ощущение холода.
Тени. Я видел тени. Тени в ярком свете дня, в самом его разгаре. Тени
города восемнадцатого или девятнадцатого века, а возможно, смешения обоих
веков; те же тени, что лежали позади Канал-стрит в Новом Орлеане, позади
Дунайской улицы там, дома. Длинные образы их прошлого, их духа, далеко
раскинувшиеся в безвременье за пределами Сердцевины. Однако здесь тени
были сильными, не просто образами в темноте, но более сильными, чем
дневной свет. Должно быть, весь остров был наводнен ими, они не робко
проглядывали по краю ночи, но находились прямо под живущим днем, готовые в
любой момент проявиться. Даже в разгар дня они были достаточно сильны,
чтобы поглотить все то, что заняло их место, - по крайней мере, для тех,
кто уже двигался в тенях. И даже для тех, кто в них не был, их
присутствие, должно быть, ощущалось постоянно - осязаемое, почти
подавляющее, вечно следующее за ними по пятам привидение, стоящее за
каждым сделанным ими шагом. Их яркий современный мир, должно быть, казался
здесь всего лишь проблеском света на темных водах. И глядя под нужным
углом, всегда можно было посмотреть насквозь, прямо в бездонную глубину
внизу.
Как я уже сделал раньше; как делал даже сейчас. Меня пробрала дрожь.
Был уже полдень; но когда-то наступит ночь. Если тени были так сильны даже
при свете, какую же всепоглощающую власть принесет им ночь? И я вдруг
очень обрадовался, что не сошел на берег.
Когда на борту стали собираться остальные, пропыленные, с усталыми
ногами, все согласились, что для этого похода были серьезные основания.
Они обнаружили, что над районом доков нависло заклятье страха. Мало кто
охотно отвечал вслух на вопросы, поскольку "Сарацин" действительно
приходил, всего за несколько часов до рассвета, прибыв перед штормом, от
которого, казалось, раскалывались небеса, но только для того, чтобы снова
отчалить еще до того, как поднялось солнце. И люди шептались, что
встречать его по улицам шли странные фигуры, а те, кто попадался на их
пути, так и не вернулись.
- Половина народу все еще притаилась в своих хибарах и трясется! -
мрачно сказал Джип, благодарно потягивая холодное шерри из бокала,
поднесенного ему стюардом Пирса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115