Первую скрипку в этой пьесе играли,
разумеется, "Русские Ведомости", газета, достаточно привыкшая за несколько
десятилетий своего чуть-дышания к тонким дипломатическим приемам. "Русские
Ведомости" доказывали, что, так как указ 12 декабря требует насаждения
законности и уничтожения произвола, так как произвол лучше всего процветает
во мраке безгласности, так как обличение порока весьма действительное
средство для торжества добродетели, то, значит, указ как бы установляет
свободу печати, и всякий, кто отныне покусился бы на ее право обличений,
"заявил бы себя сторонником произвола, осуждаемого высочайшим указом". Не
больше и не меньше. "Русские Ведомости", как известно, сорок лет
придерживались того убеждения, что сподручнее вычитывать конституцию из
высочайших указов, чем бороться за нее.
И, наконец, эта умеренная газета, не знающая умеренности только в
пресмыкательстве, определила значение акта 12 декабря в таком бессмертном
тезисе: "Не осталась, значит, бесплодной многолетняя работа общественной
мысли, которая... не переставала настаивать на насущной необходимости тех
самых преобразований, которые ныне с высоты престола провозглашены
отвечающими назревшей потребности". 12 декабря выяснилось, видите ли, что
не пропала бесплодно многолетняя работа русской общественной мысли! Царский
указ был ее плодом!
"Не тревожьте этих старцев"... Их действительно не стоило бы тревожить,
если бы они в тихом одиночестве пряли свою пряжу. Но такова была в сущности
позиция всей демократии, поскольку она имеет официальное представительство.
"Наши Дни", краса и гордость весеннего радикализма, перепечатывали
сочувственным курсивом конституционные силлогизмы московских либеральных
старообрядцев. Г. Струве рекомендовал реформы, предопределенные указом,
сделать отправными пунктами дальнейшей тактики. Обескураженная неуспехом
первого конституционного "натиска", обеспокоенная поведением левого крыла
интеллигенции, либеральная пресса молча проглотила правительственное
сообщение, как случайный диссонанс в музыке сближения, и ухватилась за
указ.
Но практика репрессий как бы задалась целью изрешетить либеральные иллюзии,
а изданный кн. Святополком 31 декабря циркуляр*90, вводивший обещанную
крестьянскую реформу в колею, проложенную Плеве, заставил "Наши Дни" с
горечью констатировать, что "демаркационная линия между старым и новым -
одно недоразумение" (N 19)*91.
Бюрократия деятельно боролась за свои незыблемые права. И в начале января
даже "Новое Время" сочло своим гражданским или служебным долгом сделать
донесение на "людей, играющих роль в проведении предначертаний указа 12
декабря и тем не менее допускающих (в приватных беседах с членами
редакции?) надежду на возможность "разыграть" эти вопросы в том или другом
направлении".
Тогда либеральная пресса стала пугать бюрократию призраком революции.
Верила ли она в нее действительно? Она сама этого никогда подлинно не
знает. Когда она стоит пред несдающейся бюрократией, ей начинает казаться,
что революция надвигается. Вот она ближе и ближе. Уже слышен звук ее
железных сандалий. Уже заревом ее зловещего факела горит небосклон.
Сдайся, пока не поздно! - кричит либеральное общество. Смотри, она идет!
А когда то же общество становится лицом к "ней", оно сомневается в ней. Оно
видит зарево ее факелов и слышит стук ее сандалий и даже вкладывает пальцы
свои в ее гвоздяные язвы - и все же сомневается в ней.
Так, умоляя, надеясь, грозя и отчаиваясь, стояло либеральное общество в
полной растерянности к концу 1904 года. Оно еще не снимало руки с левой
половины груди, где у него таится родник признательного доверия, но уже
косило глазами влево - и надеясь на поддержку и боясь, что эта поддержка
может сорвать соглашение, которое все же, быть может, еще возможно.
Тогда пришли "эти дни", страшные и великие дни, которых уже никакая сила не
возьмет обратно. Пришло 9 января.
II. 9 января и интеллигентская демократия
Либеральное общество было застигнуто врасплох. Оказалось, что вулкан
действительно способен извергать лаву. Широко раскрытыми глазами ужаса и
бессилия "общество" наблюдало из своих окон развертывающуюся историческую
драму. Активное вмешательство интеллигенции в события носило поистине
жалкий и ничтожный характер. Вот как повествует об этом записка инженеров.
"Вероятность кровавого конфликта была ясна всем мыслящим людям столицы еще
накануне 9 января. Общество, внезапно захваченное надвигающеюся грозой, в
мучительном волнении и растерянности искало средства предотвратить
трагическую развязку. Группа интеллигенции, собравшаяся поздним вечером 8
января, ища выхода из грозного положения, избрала из своей среды несколько
особо уважаемых лиц*92 с тем, чтобы они предупредили представителей высшего
правительства о неизбежных последствиях принятых им распоряжений".
Депутация отправлялась к князю Святополку-Мирскому и к г. Витте - "с
надеждой, - как объясняли "Наши Дни", - осветить вопрос так, чтобы можно
было избежать употребления военной силы". Стена шла на стену, а
демократическая горсточка думала, что достаточно потоптаться в двух
министерских передних, чтобы предотвратить непредотвратимое. Ах, какую
жалкую роль сыграла в событиях 9 января, какую беспомощность обнаружила ее
величество "критически-мыслящая личность"!
"Всем известно, - жаловалась записка инженеров, - какое отношение встретили
к себе эти лица (Святополк-Мирский их не принял) и какая судьба их постигла
(они были арестованы)". Не они ли признаны теперь тайными руководителями
рабочего движения, "злонамеренными людьми, придавшими ему политический
характер?" Поистине, это было несправедливо: видит бог, что ни
петербургский гласный Кедрин*93, ни профессор Кареев*94 не были повинны в
тайном руководительстве рабочим движением!..
Но ураган пронесся, - либеральное общество начало приходить в себя и
подводить итоги.
"Если есть люди, которые и теперь ничему не научились, - писало "Право", -
то сознательные свидетели происходившего пусть ничего не забудут!.."
"В чем же смысл минувших событий, поскольку он доступен нашему пониманию
(sic!)? Где исход?.. Чему верить и на что надеяться? Мы хотели бы верить и
надеяться, что ничтожно число людей..., думающих, что история наша не
сказала нового слова и не выставила новых сил, стеревших (стерших?) старые,
обманувшие слова и изжитые силы".
"Мы верим в новые слова и ждем новых сил. В них и в них одних мы видим
залог мирного будущего нашей родины..." (1905, N 2)*95.
Хотя довольно трудно понять, каким это образом девятое января оказалось
залогом мирного будущего, но хорошо и то, что старые, обманувшие слова
отныне стерты, а место их занято верой в новые силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410
разумеется, "Русские Ведомости", газета, достаточно привыкшая за несколько
десятилетий своего чуть-дышания к тонким дипломатическим приемам. "Русские
Ведомости" доказывали, что, так как указ 12 декабря требует насаждения
законности и уничтожения произвола, так как произвол лучше всего процветает
во мраке безгласности, так как обличение порока весьма действительное
средство для торжества добродетели, то, значит, указ как бы установляет
свободу печати, и всякий, кто отныне покусился бы на ее право обличений,
"заявил бы себя сторонником произвола, осуждаемого высочайшим указом". Не
больше и не меньше. "Русские Ведомости", как известно, сорок лет
придерживались того убеждения, что сподручнее вычитывать конституцию из
высочайших указов, чем бороться за нее.
И, наконец, эта умеренная газета, не знающая умеренности только в
пресмыкательстве, определила значение акта 12 декабря в таком бессмертном
тезисе: "Не осталась, значит, бесплодной многолетняя работа общественной
мысли, которая... не переставала настаивать на насущной необходимости тех
самых преобразований, которые ныне с высоты престола провозглашены
отвечающими назревшей потребности". 12 декабря выяснилось, видите ли, что
не пропала бесплодно многолетняя работа русской общественной мысли! Царский
указ был ее плодом!
"Не тревожьте этих старцев"... Их действительно не стоило бы тревожить,
если бы они в тихом одиночестве пряли свою пряжу. Но такова была в сущности
позиция всей демократии, поскольку она имеет официальное представительство.
"Наши Дни", краса и гордость весеннего радикализма, перепечатывали
сочувственным курсивом конституционные силлогизмы московских либеральных
старообрядцев. Г. Струве рекомендовал реформы, предопределенные указом,
сделать отправными пунктами дальнейшей тактики. Обескураженная неуспехом
первого конституционного "натиска", обеспокоенная поведением левого крыла
интеллигенции, либеральная пресса молча проглотила правительственное
сообщение, как случайный диссонанс в музыке сближения, и ухватилась за
указ.
Но практика репрессий как бы задалась целью изрешетить либеральные иллюзии,
а изданный кн. Святополком 31 декабря циркуляр*90, вводивший обещанную
крестьянскую реформу в колею, проложенную Плеве, заставил "Наши Дни" с
горечью констатировать, что "демаркационная линия между старым и новым -
одно недоразумение" (N 19)*91.
Бюрократия деятельно боролась за свои незыблемые права. И в начале января
даже "Новое Время" сочло своим гражданским или служебным долгом сделать
донесение на "людей, играющих роль в проведении предначертаний указа 12
декабря и тем не менее допускающих (в приватных беседах с членами
редакции?) надежду на возможность "разыграть" эти вопросы в том или другом
направлении".
Тогда либеральная пресса стала пугать бюрократию призраком революции.
Верила ли она в нее действительно? Она сама этого никогда подлинно не
знает. Когда она стоит пред несдающейся бюрократией, ей начинает казаться,
что революция надвигается. Вот она ближе и ближе. Уже слышен звук ее
железных сандалий. Уже заревом ее зловещего факела горит небосклон.
Сдайся, пока не поздно! - кричит либеральное общество. Смотри, она идет!
А когда то же общество становится лицом к "ней", оно сомневается в ней. Оно
видит зарево ее факелов и слышит стук ее сандалий и даже вкладывает пальцы
свои в ее гвоздяные язвы - и все же сомневается в ней.
Так, умоляя, надеясь, грозя и отчаиваясь, стояло либеральное общество в
полной растерянности к концу 1904 года. Оно еще не снимало руки с левой
половины груди, где у него таится родник признательного доверия, но уже
косило глазами влево - и надеясь на поддержку и боясь, что эта поддержка
может сорвать соглашение, которое все же, быть может, еще возможно.
Тогда пришли "эти дни", страшные и великие дни, которых уже никакая сила не
возьмет обратно. Пришло 9 января.
II. 9 января и интеллигентская демократия
Либеральное общество было застигнуто врасплох. Оказалось, что вулкан
действительно способен извергать лаву. Широко раскрытыми глазами ужаса и
бессилия "общество" наблюдало из своих окон развертывающуюся историческую
драму. Активное вмешательство интеллигенции в события носило поистине
жалкий и ничтожный характер. Вот как повествует об этом записка инженеров.
"Вероятность кровавого конфликта была ясна всем мыслящим людям столицы еще
накануне 9 января. Общество, внезапно захваченное надвигающеюся грозой, в
мучительном волнении и растерянности искало средства предотвратить
трагическую развязку. Группа интеллигенции, собравшаяся поздним вечером 8
января, ища выхода из грозного положения, избрала из своей среды несколько
особо уважаемых лиц*92 с тем, чтобы они предупредили представителей высшего
правительства о неизбежных последствиях принятых им распоряжений".
Депутация отправлялась к князю Святополку-Мирскому и к г. Витте - "с
надеждой, - как объясняли "Наши Дни", - осветить вопрос так, чтобы можно
было избежать употребления военной силы". Стена шла на стену, а
демократическая горсточка думала, что достаточно потоптаться в двух
министерских передних, чтобы предотвратить непредотвратимое. Ах, какую
жалкую роль сыграла в событиях 9 января, какую беспомощность обнаружила ее
величество "критически-мыслящая личность"!
"Всем известно, - жаловалась записка инженеров, - какое отношение встретили
к себе эти лица (Святополк-Мирский их не принял) и какая судьба их постигла
(они были арестованы)". Не они ли признаны теперь тайными руководителями
рабочего движения, "злонамеренными людьми, придавшими ему политический
характер?" Поистине, это было несправедливо: видит бог, что ни
петербургский гласный Кедрин*93, ни профессор Кареев*94 не были повинны в
тайном руководительстве рабочим движением!..
Но ураган пронесся, - либеральное общество начало приходить в себя и
подводить итоги.
"Если есть люди, которые и теперь ничему не научились, - писало "Право", -
то сознательные свидетели происходившего пусть ничего не забудут!.."
"В чем же смысл минувших событий, поскольку он доступен нашему пониманию
(sic!)? Где исход?.. Чему верить и на что надеяться? Мы хотели бы верить и
надеяться, что ничтожно число людей..., думающих, что история наша не
сказала нового слова и не выставила новых сил, стеревших (стерших?) старые,
обманувшие слова и изжитые силы".
"Мы верим в новые слова и ждем новых сил. В них и в них одних мы видим
залог мирного будущего нашей родины..." (1905, N 2)*95.
Хотя довольно трудно понять, каким это образом девятое января оказалось
залогом мирного будущего, но хорошо и то, что старые, обманувшие слова
отныне стерты, а место их занято верой в новые силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410