Освобожденская конституция, лишающая монарха действительной
самостоятельности и в то же время провозглашающая его главой государства,
отнимающая у него верховную власть и в то же время оставляющая в его руках
главную силу этой власти, армию, эта конституция представляет собою ничто
иное, как идеальную провокацию к государственному перевороту. Точнее
сказать - государственный переворот уже заложен в самой конституции.
И это не случайный недосмотр, это - неизбежность.
Буржуазный либерализм скорее согласится отказаться от всех демократических
принципов, от всех неотчуждаемых прав, чем от конституционной монархии со
всеми ее нелепостями и опасностями. Ибо противоречие конституционной
монархии есть лишь отражение в государственном строе внутренних
противоречий в политических интересах буржуазии. Она, как мы уже сказали,
должна создать строй, достаточно либеральный, чтобы не стеснять
капиталистического развития, и в то же время достаточно снабженный орудиями
репрессии, чтобы охранять собственность от революционных масс.
Экономическое господство буржуазии закрепляется ее политическим
господством, политическое господство ставится под защиту армии, армия
вручается монарху, монарх превращается в контр-агента буржуазии.
Построенная на этих началах конституция есть организованный заговор
буржуазных классов с обновленной короной, опирающейся на старые штыки,
пулеметы и пушки. Основные права личности, все публичные свободы могут быть
в каждую данную минуту превращены в пустой звук, раз армия остается в руках
короны, - да какой короны! - еще ни на минуту не прекращавшей практики
самовластия.
Таковы освобожденцы за конституционной работой. Если б русская свобода
должна была зависеть от освобожденцев, - лучше б ей тогда не родиться на
свет!
Н. Троцкий. "Наша Революция",
изд. Н. Глаголева, стр. 95.
НАША ТАКТИКА В БОРЬБЕ ЗА УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ*322
I
В декабре правительство вооруженной рукой подавило пролетариат и разрушило
его организацию, а этого факта было достаточно, чтобы либеральные
оппортунисты провозгласили крушение революционной тактики. Им казалось, что
их поддерживает очевидность: пролетариат разбит, следовательно, тактика,
которой он держался, не ведет к победе.
Мы отвечали либеральным оппортунистам: пролетариат разбит в бою, но это не
значит, что разбита боевая тактика пролетариата. Поражение может явиться не
только как продукт политических ошибок; оно может быть неизбежным
результатом соотношения сил.
Если у реакции достаточное число штыков, которые не гнутся, и достаточное
количество солдатских рук, чтобы направить эти штыки, тогда революция может
потерпеть военное поражение совершенно независимо от тех или других
тактических промахов.
Но если декабрьское поражение пролетариата имело своей причиной
недостаточность его сил, то не состоит ли ошибка именно в том, что он, не
будучи достаточно сильным для победы, принял сражение?
На этот вопрос можно дать только отрицательный ответ.
Прежде всего, в революции, как и в войне, момент сражения не определяется
доброй волей одной из сторон, чаще всего он непосредственно вытекает из
положения и настроений обеих враждебных армий. При известных условиях
уклониться от сражения можно не иначе, как покинув занятую и укрепленную
позицию и бежав с поля битвы. Такая тактика, несомненно, спасает от
непосредственного поражения, но всегда ли она целесообразна? Не способна ли
она внести в собственные ряды деморализацию и тем подготовить будущее
поражение? И, наконец, если на войне, благодаря механической дисциплине
армии, можно в каждый данный момент увести ее всю целиком с поля сражения,
то это совершенно недостижимо в революции: здесь уклониться от восстания,
раз оно подготовлено предшествующим развитием борьбы, означает для
организованных сил иногда ничто иное, как оставить под неприятельским огнем
массы. Перед такой именно перспективой стояла социал-демократия в декабре:
она могла не принять вызова реакции и отступить на заранее подготовленные
подпольные позиции, предоставив правительству громить легальные и
полулегальные рабочие организации, созданные при ее ближайшем участии; она
купила бы себе таким образом действий возможность смотреть на революцию со
стороны, резонерствовать по поводу ее ошибок и вырабатывать безупречные
планы, недостаток которых состоит единственно в том, что они являются на
сцену лишь тогда, когда в них уже нет никакой надобности. Словом, партия
могла бы усвоить себе тактику, составляющую ныне собственность отдельных
политиков, которых Парвус удачно назвал "литературными резонерами". Можно
себе представить, как такая тактика способна укреплять связь между нами и
массой!
Партия уклонялась от сражения дотоле, доколе это было в ее силах. 22
октября по ее инициативе Совет Рабочих Депутатов в Петербурге отменил
траурную манифестацию*323, дабы не провоцировать неизбежного столкновения,
не попытавшись предварительно использовать новый режим для широкой открытой
агитационной и организационной работы среди масс. Когда правительство
сделало преждевременную попытку атаковать страну и, для опыта, объявило
Польшу на военном положении, Совет Рабочих Депутатов, придерживаясь, по
инициативе партии, чисто оборонительной тактики, не сделал даже попытки
довести ноябрьскую стачку до открытого столкновения, но превратил ее в
манифестацию протеста, удовлетворившись ее огромным моральным эффектом и
косвенным практическим результатом.
Но если партия уклонялась от сражения в октябре и ноябре, мотивируя это для
себя и для масс необходимостью организационной подготовки, то в декабре это
соображение совершенно падало, - не потому, что подготовка была налицо, а
потому, что правительство начало борьбу именно с разрушения всех созданных
в октябре и ноябре революционных организаций. Если бы при этих условиях
партия и могла уклониться от сражения, если бы она и могла увести с поля
борьбы массы, захваченные "легально" революционными организациями, она,
поступив таким образом, сознательно пошла бы навстречу восстанию при еще
менее благоприятных условиях: при полном отсутствии прессы и широких
влиятельных организаций, а также при неизбежной деморализации, вызванной
отступлением.
Декабрьское восстание было неизбежностью, его поражение было результатом
военного перевеса реакции над революцией. Но, будучи военным поражением,
декабрьское восстание было политической победой: оно чрезвычайно ускорило
процесс разложения армии и поставило революционный пролетариат в центре
сочувственного внимания огромных масс городского и сельского населения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410