Витте.
Цитируя прения по поводу посылки депутации к Витте с целью добиться
освобождения трех членов Совета, арестованных на уличном митинге, у
Казанского собора, обвинительный акт говорит об этом обращении к Витте, как
о "закономерной попытке освобождения арестованных" (стр. 6).
Таким образом прокуратура видит "закономерность" в переговорах гр. Витте,
высшего представителя исполнительной власти, с революционным сообществом,
заранее поставившим себе целью ниспровержение того государственного
порядка, к охране которого призван был гр. Витте.
Каков был результат этой "закономерной попытки"?
Обвинительный акт совершенно правильно устанавливает, что председатель
комитета министров, "переговорив с градоначальником, приказал освободить
арестованных" (стр. 6). Таким образом государственная власть выполняла
требования преступного сообщества, членам которого по смыслу 101 и 102
ст.ст. место не в приемной министра, а на каторге.
Где же была "закономерность"? Был ли закономерным уличный митинг у
Казанского собора (18 окт.)? Очевидно, нет, ибо руководившие им члены
Совета были арестованы. Была ли закономерной посылка депутации к
правительству от противоправительственного сообщества? Прокуратура отвечает
на этот вопрос утвердительно. Закономерно ли было освобождение трех
преступников по требованию нескольких сот других преступников? Казалось бы,
"закономерность" требовала не освобождения арестованных, а ареста
оставшихся на воле сообщников. Или гр. Витте амнистировал преступников? Но
кто предоставил ему право амнистии?
Совет Рабочих Депутатов не стоял на почве права. Но на этой почве не стояла
и правительственная власть. Почвы права не существовало.
Октябрьские и ноябрьские дни привели в движение огромную массу населения,
вскрыли множество глубоких интересов, создали множество новых организаций,
новых форм политического общения. Старый строй торжественно ликвидировал
себя в манифесте 17 октября - но нового строя еще не существовало. Старые
законы, явно противоречившие манифесту, не были отменены - но фактически
они нарушались на каждом шагу. Новые явления, новые формы жизни не могли
найти места в рамках самодержавной "закономерности". Власть не только
терпела тысячи правонарушений, но в известной мере открыто
покровительствовала им. Мало того, что манифест 17 октября логически
упразднял целый ряд существовавших законов, - он ликвидировал и самый
законодательный аппарат абсолютизма.
Новые формы общественной жизни слагались и жили вне всякого юридического
определения. Одною из таких форм был Совет.
Карикатурное несоответствие между определением 101 ст. и действительной
физиономией Совета объясняется тем, что СРД был учреждением, совершенно
непредусмотренным законами старой России. Он возник в такой момент, когда
старая изгнившая оболочка права расползалась по всем швам, и лохмотья ее
валялись, растоптанные революционным народом. Совет возник не потому, что
он был юридически правомерен, а потому, что он был фактически необходим.
Когда правящая реакция окрепла после первых натисков, она стала пускать в
ход фактически отмененные законы точно так же, как в драке пускают в дело
первый попавшийся в руки камень. Таким наудачу выхваченным камнем является
101 ст. Угол. Уложения, а Судебной Палате поручено сыграть роль катапульты,
- ей приказано обрушить определенное наказание на лиц, которых наметила
невежественная жандармерия в союзе с услужающей ей прокуратурой.
Безнадежная с юридической стороны позиция обвинительной власти как нельзя
лучше вскрывается на вопросе об участии официальных представителей партий в
решениях Совета.
Как известно всем, имевшим какое-либо касательство к Совету, представители
партий не пользовались ни в Совете, ни в Исполнительном Комитете правом
решающего голоса; они участвовали в прениях, но не в голосованиях. Это
объясняется тем, что Совет был организован на принципе представительства
рабочих по предприятиям и по профессиям, а не по партийным группировкам.
Представители партий могли обслуживать и обслуживали Совет своим
политическим опытом, своими знаниями; но они не могли иметь решающего
голоса, не нарушая принципа представительства рабочих масс. Они были, если
можно так сказать, политическими экспертами в составе Совета.
Этот несомненный факт, установить который не представляло труда, создавал,
однако, для следственной и обвинительной властей чрезвычайные затруднения.
Первое затруднение - чисто юридического характера. Если Совет - преступное
сообщество, заранее поставившее себе такие-то цели, если обвиняемые - члены
этого преступного сообщества и в этом именно качестве должны предстать
перед судом, как же быть с теми из обвиняемых, которые имели право лишь
совещательного голоса, которые могли только пропагандировать свою точку
зрения, но не могли делать того, что характеризует члена сообщества, - не
могли участвовать в голосованиях, т.-е. в прямом и непосредственном
направлении коллективной воли преступного сообщества? Как заявления
эксперта на суде могут оказать огромное влияние на приговор, что, однако,
не делает эксперта ответственным за этот последний, так и заявления
представителей партий, какое бы влияние они ни оказывали на деятельность
всего Совета, не делают, однако, юридически ответственными тех лиц, которые
говорят Совету: вот наше убеждение, вот мнение нашей партии, но решение
зависит от вас. Само собою разумеется, что представители партий не имеют
никакого намерения укрываться от прокуратуры за это соображение.
Прокуратура ведь защищает не "статьи", не "закон", не "право", а интересы
определенной касты. И так как этой касте они, представители партий, своей
работой наносили не меньшие удары, чем все другие члены Совета, то вполне
естественно, что правительственная месть, в форме приговора Судебной
Палаты, должна обрушиться на них в такой же мере, как и на представителей
фабрик и заводов. Но несомненно одно: если квалификация депутатов, как
членов преступного сообщества, может быть сделана лишь путем смелого
насилия над фактами и их юридическим смыслом, то применение 101 ст. к
представителям партий в составе Совета представляет собою воплощенный
юридический абсурд. Так говорит, по крайней мере, человеческая логика, а
логика юридическая не может быть ничем иным, как применением
общечеловеческой логики к специальной области явлений.
Второе затруднение, вытекавшее для прокуратуры из положения делегатов от
партий в Совете, имело характер политический. Задача, которая освещала путь
сперва жандармскому генералу Иванову, затем товарищу прокурора г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410
Цитируя прения по поводу посылки депутации к Витте с целью добиться
освобождения трех членов Совета, арестованных на уличном митинге, у
Казанского собора, обвинительный акт говорит об этом обращении к Витте, как
о "закономерной попытке освобождения арестованных" (стр. 6).
Таким образом прокуратура видит "закономерность" в переговорах гр. Витте,
высшего представителя исполнительной власти, с революционным сообществом,
заранее поставившим себе целью ниспровержение того государственного
порядка, к охране которого призван был гр. Витте.
Каков был результат этой "закономерной попытки"?
Обвинительный акт совершенно правильно устанавливает, что председатель
комитета министров, "переговорив с градоначальником, приказал освободить
арестованных" (стр. 6). Таким образом государственная власть выполняла
требования преступного сообщества, членам которого по смыслу 101 и 102
ст.ст. место не в приемной министра, а на каторге.
Где же была "закономерность"? Был ли закономерным уличный митинг у
Казанского собора (18 окт.)? Очевидно, нет, ибо руководившие им члены
Совета были арестованы. Была ли закономерной посылка депутации к
правительству от противоправительственного сообщества? Прокуратура отвечает
на этот вопрос утвердительно. Закономерно ли было освобождение трех
преступников по требованию нескольких сот других преступников? Казалось бы,
"закономерность" требовала не освобождения арестованных, а ареста
оставшихся на воле сообщников. Или гр. Витте амнистировал преступников? Но
кто предоставил ему право амнистии?
Совет Рабочих Депутатов не стоял на почве права. Но на этой почве не стояла
и правительственная власть. Почвы права не существовало.
Октябрьские и ноябрьские дни привели в движение огромную массу населения,
вскрыли множество глубоких интересов, создали множество новых организаций,
новых форм политического общения. Старый строй торжественно ликвидировал
себя в манифесте 17 октября - но нового строя еще не существовало. Старые
законы, явно противоречившие манифесту, не были отменены - но фактически
они нарушались на каждом шагу. Новые явления, новые формы жизни не могли
найти места в рамках самодержавной "закономерности". Власть не только
терпела тысячи правонарушений, но в известной мере открыто
покровительствовала им. Мало того, что манифест 17 октября логически
упразднял целый ряд существовавших законов, - он ликвидировал и самый
законодательный аппарат абсолютизма.
Новые формы общественной жизни слагались и жили вне всякого юридического
определения. Одною из таких форм был Совет.
Карикатурное несоответствие между определением 101 ст. и действительной
физиономией Совета объясняется тем, что СРД был учреждением, совершенно
непредусмотренным законами старой России. Он возник в такой момент, когда
старая изгнившая оболочка права расползалась по всем швам, и лохмотья ее
валялись, растоптанные революционным народом. Совет возник не потому, что
он был юридически правомерен, а потому, что он был фактически необходим.
Когда правящая реакция окрепла после первых натисков, она стала пускать в
ход фактически отмененные законы точно так же, как в драке пускают в дело
первый попавшийся в руки камень. Таким наудачу выхваченным камнем является
101 ст. Угол. Уложения, а Судебной Палате поручено сыграть роль катапульты,
- ей приказано обрушить определенное наказание на лиц, которых наметила
невежественная жандармерия в союзе с услужающей ей прокуратурой.
Безнадежная с юридической стороны позиция обвинительной власти как нельзя
лучше вскрывается на вопросе об участии официальных представителей партий в
решениях Совета.
Как известно всем, имевшим какое-либо касательство к Совету, представители
партий не пользовались ни в Совете, ни в Исполнительном Комитете правом
решающего голоса; они участвовали в прениях, но не в голосованиях. Это
объясняется тем, что Совет был организован на принципе представительства
рабочих по предприятиям и по профессиям, а не по партийным группировкам.
Представители партий могли обслуживать и обслуживали Совет своим
политическим опытом, своими знаниями; но они не могли иметь решающего
голоса, не нарушая принципа представительства рабочих масс. Они были, если
можно так сказать, политическими экспертами в составе Совета.
Этот несомненный факт, установить который не представляло труда, создавал,
однако, для следственной и обвинительной властей чрезвычайные затруднения.
Первое затруднение - чисто юридического характера. Если Совет - преступное
сообщество, заранее поставившее себе такие-то цели, если обвиняемые - члены
этого преступного сообщества и в этом именно качестве должны предстать
перед судом, как же быть с теми из обвиняемых, которые имели право лишь
совещательного голоса, которые могли только пропагандировать свою точку
зрения, но не могли делать того, что характеризует члена сообщества, - не
могли участвовать в голосованиях, т.-е. в прямом и непосредственном
направлении коллективной воли преступного сообщества? Как заявления
эксперта на суде могут оказать огромное влияние на приговор, что, однако,
не делает эксперта ответственным за этот последний, так и заявления
представителей партий, какое бы влияние они ни оказывали на деятельность
всего Совета, не делают, однако, юридически ответственными тех лиц, которые
говорят Совету: вот наше убеждение, вот мнение нашей партии, но решение
зависит от вас. Само собою разумеется, что представители партий не имеют
никакого намерения укрываться от прокуратуры за это соображение.
Прокуратура ведь защищает не "статьи", не "закон", не "право", а интересы
определенной касты. И так как этой касте они, представители партий, своей
работой наносили не меньшие удары, чем все другие члены Совета, то вполне
естественно, что правительственная месть, в форме приговора Судебной
Палаты, должна обрушиться на них в такой же мере, как и на представителей
фабрик и заводов. Но несомненно одно: если квалификация депутатов, как
членов преступного сообщества, может быть сделана лишь путем смелого
насилия над фактами и их юридическим смыслом, то применение 101 ст. к
представителям партий в составе Совета представляет собою воплощенный
юридический абсурд. Так говорит, по крайней мере, человеческая логика, а
логика юридическая не может быть ничем иным, как применением
общечеловеческой логики к специальной области явлений.
Второе затруднение, вытекавшее для прокуратуры из положения делегатов от
партий в Совете, имело характер политический. Задача, которая освещала путь
сперва жандармскому генералу Иванову, затем товарищу прокурора г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410