Другими словами, декабрьское восстание вызвало решительное изменение в том
соотношении сил, которое создало возможность декабрьского поражения.
II
Но динамика революции для либеральных оппортунистов - книга за семью
печатями. Декабрьское восстание не дало победы, следовательно, тактика
революции должна быть отвергнута. Эту позицию заняла руководящая в
либеральных сферах группа, так называемая конституционно-демократическая
партия. Вся агитация кадетов за Думу и вокруг Думы была решительно
антиреволюционной. Дума противопоставлялась "анархии", парламентские прения
- революционной борьбе.
Мы оставляем сейчас в стороне вопрос, насколько целесообразна была со
стороны пролетариата тактика бойкота Думы. Мы думаем, что она была
нецелесообразна. Но она несомненно имела свое психологическое оправдание:
во-первых, в настроении рабочих масс после декабрьских событий, во-вторых,
в антиреволюционной агитации кадетов, корифеев избирательной кампании.
- "Вы пробудили в капиталистической оппозиции классовые чувства вашей
безумной тактикой захватного восьмичасового рабочего дня. Вы восстановили
против себя конституционную демократию вашей недостаточно мотивированной
ноябрьской стачкой. Вы устроили в декабре трижды безумное восстание и
обрушили на страну ужасы кровавых репрессий. Дайте же место нам,
конституционным демократам. Не мешайте нам собрать Думу. На конституционном
пути мы достигнем того, чего вы не могли достигнуть на вашем революционном
пути. Не мешайте нам собрать Думу. Мы снимем бюрократию с такой легкостью,
которая всех поразит!"
Разбитый, израненный пролетариат не в силах был развернуть широкую и
решительную агитационную кампанию. Наоборот, средние слои населения,
пробужденные к политической жизни шумом октябрьских, ноябрьских и
декабрьских событий и возмущенные разгулом декабрьской реакции, голосовали
за кадетов, потому что чувствовали потребность голосовать против
самодержавия. Кадеты оказались в Думе хозяевами положения.
У нас нет никакого желания ни отрицать значение Думы, ни приуменьшать его.
Но не нужно смешивать вопрос об объективном значении Думы с вопросом о
ценности тактики кадетов.
Дума оказала огромное влияние на отсталые слои народных масс - и притом не
только крестьянских и мещанских, но и пролетарских, - Дума, как учреждение,
как временный центр внимания, как фокус разнообразных надежд. Но внутри
Думы усилия кадетов были направлены к тому, чтобы свести революционное
значение Думы к нулю. Они в Думе угрожали - и наблюдали за игрой
петергофских физиономий. А их угрозы, против их воли, будили чувства
достоинства и протеста в самой униженной обывательской душе. Они, кадеты,
пугались собственных речей, трусливо останавливаясь перед неизбежными
выводами, отрекались сегодня от того, что говорили вчера - все тщетно:
политическое эхо революционной страны удесятеряло звучность их робких
речей, а их уклончивость, их трусость восстановляла против них даже тех,
которых они же пробудили. Таким образом Дума толкала вперед политическое
сознание.
Тактика социал-демократии в думский период не могла по существу отличаться
от ее тактики в октябре, ноябре и декабре. Социал-демократия не могла стать
на ту, якобы конституционную почву, которой в действительности не было,
которая существовала только в воображении кадетов. Но, оставаясь на своей
революционной позиции, социал-демократия не могла в этот период не сделать
Думу центром агитации. Кадеты надеялись, что они так долго будут повторять,
будто Дума имеет власть, что им, кадетам, наконец, поверят в этом и
передадут частицу власти. Социал-демократия не могла не обличать эту
наивнейшую тактику, мнимая практичность которой состоит в том, что она
считается (да и то очень плохо) с логикой Трепова и совершенно игнорирует
логику революции.
Социал-демократия не могла не видеть, что вопросы революции будут решены не
в Думе и не Думой, - и она, вопреки требованиям кадетов, не могла это
скрывать от народа. Забота об единстве думских решений никоим образом не
могла связывать социал-демократию. Ее задача - единство классовой борьбы,
единство революционного движения, но не единство думских голосований. Более
того, именно во имя единства революционной борьбы социал-демократия должна
была вносить раскол между правым и левым крылом Думы. Для того, чтобы
объединить все пробужденные Думой слои вокруг лозунгов революции, т.-е.
фактически вокруг пролетариата, социал-демократия не могла не вести в Думе,
и главное вокруг Думы, совершенно самостоятельной политики,
противопоставляя ограниченным лозунгам кадетов те радикальные требования,
за которые пролетариат боролся в октябре, ноябре и декабре.
Социал-демократия должна была координировать свою деятельность с
деятельностью Думы, но она не могла подчинить свои лозунги лозунгам Думы.
Социал-демократия должна поддерживать Думу, требовали кадеты. Бесспорно,
отвечаем мы, но как? Единственная поддержка, которую она могла оказать,
состоит в том, чтоб собирать вокруг Думы внимание народных масс,
договаривать то, чего не договорила Дума, подхватывать половинчатые
требования Думы, придавать им революционно-демократический характер - и,
таким образом, давать Думе возможность не только в своей полемике с
министрами, но и в своей борьбе со старым политическим строем - опереться
на народные массы. В какой мере и какие элементы Думы захотят и сумеют
воспользоваться этой возможностью, - это никогда не зависит от нас. Если
для того, чтоб объединить всю Думу вокруг демократических лозунгов,
достаточно выказать хороший тон и такт, мы должны, конечно, постараться
проявить хороший тон и такт. Но опыт говорит, что этих качеств совершенно
недостаточно.
Дума в лице своего большинства естественно выдвинула требование кадетского
министерства, - требование несомненно прогрессивное, и, если бы оно
осуществилось, это пошло бы нам только на пользу. Должна ли была
социал-демократия поддержать это требование? Конечно: социал-демократия
поддерживает все прогрессивные требования. Но как? Разумеется, не голым
повторением либеральных лозунгов; наша поддержка имеет всегда более сложный
и более обязывающий характер.
Трудность осуществления кадетского министерства была не в лицах, а в
программе. Ни Милюков, ни Муромцев*324, ни Петрункевич, ни Ковалевский не
могут быть приняты за вандалов даже в Петергофе. Мог бы еще возбудить
сомнение штуттгартский изгнанник, бывший революционер Петр Струве, - но он
играет теперь в политике столь незаметную роль, что вряд ли даже возникал
вопрос о вручении ему портфеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410