без них не могла существовать Христианс-
кая Церковь. "Если мы находим Слово Божие, проповедуемое и воспринимае-
мое в чистоте, и таинства, совершаемые в соответствии с наставлениями
Христа, то мы можем не сомневаться в существовании Церкви". Таким обра-
зом, истинная Церковь определяется не качествами ее членов или наличием
санкционированных средств благодати. Определив совершение таинств одним
из "отличительных признаков Церкви (notae ecclesiae)", Кальвин подробно
рассматривает, что же является истинными таинствами Евангелия и как сле-
дует их понимать. Делая это, Кальвин прекрасно знал о расхождениях между
Лютером и Цвингли и старался выработать некую среднюю линию между двумя
различными точками зрения.
Кальвин дал два определения таинства. Он определял таинство как
"внешнего символа, которым Господь запечатлевает в нашем сознании Свои
милостивые обещания, сделанные нам, чтобы поддержать слабость нашей ве-
ры" и как "видимый знак священного предмета или видимая форма невидимой
благодати". Первое является собственным определением Кальвина, а второе
взято у Августина (хотя Кальвин считал его слишком кратким, чтобы быть
полезным). Настаивая на том, что таинства должны быть основаны на "обе-
щании и повелении Господнем", он следом за своими коллегами отрицает
пять из семи таинств, традиционно признаваемых католической Церковью, и
признает таинствами лишь крещение и Евхаристию.
Для Кальвина таинства являлись милостивым приспособлением к нашим
слабостям. С его точки зрения, Бог, зная о слабости нашей веры, приспо-
сабливается к нашим ограничениям.
"Таинство никогда не бывает без предварительного обещания, но присое-
динено к нему, как своего рода приложение, чтобы подтвердить и запеча-
тать само обещание, делая его для нас более ясным и в некотором смысле
ратифицировать его... Поскольку наша вера слаба, то, если ее не поддер-
живать со всех сторон всевозможными средствами, она начинает шататься,
колебаться и, в конце концов, рушится. И здесь наш Милосердный Господь,
по Своей бесконечной милости, приспосабливает Себя к нашим возможностям.
Поскольку мы является приземленными существами, тяготеющими к плотским
вещам, не думаем о духовном и даже не воспринимаем его, то Он снисходит
к нам, чтобы привести нас к Себе с помощью земных вещей и дать нам во
плоти отражение Своих духовных благословений".
Основной спор между Лютером и Цвингли развернулся вокруг взаимоотно-
шений между знаком таинства и духовным даром, которым обозначается этот
знак. Позиция Кальвина находится между двумя крайними точками зрения. Он
утверждал, что в таинствах существует такая близкая связь между символом
и даром, который он символизирует, что "можно легко переходить от одного
к другому". Знак является видимым и физическим, в то время как то, что
обозначается, является невидимым и духовным; и все же, ввиду столь близ-
кой связи между знаком и тем, что обозначается, вполне возможно приме-
нить одно к другому. Таким образом, знак оказывает влияние на то, что он
символизирует.
"Верующие должны всегда руководствоваться следующим правилом: когда
бы они не видели символы, установленные Господом, они должны думать и
быть уверенными в том, ибо в них присутствует истина того, что они сим-
волизируют. Зачем Господу вкладывать вам в руки символ Своего Тела, если
не для того, чтобы уверить вас в том, что вы действительно причащаетесь
Его? А если истиной является то, что видимый знак дан нам, чтобы запеча-
тать невидимое, то, получая символ Тела, мы должны быть уверены, что нам
дано само Тело".
Таким образом, Кальвину удалось сохранить различия между знаком и
тем, что он означает, отмечая в то же время, что знак действительно ука-
зывает на дар, который он обозначает.
"Поэтому я говорю... что священная тайна Трапезы Господней состоит в
двух вещах: физических знаках, которые, находясь у нас перед глазами,
представляют нам (ввиду наших слабых возможностей) вещи невидимые; и ду-
ховной истины, которая в то же время представлена и показана в самих
этих символах".
Может показаться, что позиция Кальвина представляет собой созна-
тельную попытку примирить взгляды Лютера и Цвингли, осуществление цер-
ковной дипломатии в благоприятный момент истории Реформации. На самом
деле, однако, существует мало свидетельств в поддержку такой точки зре-
ния: кальвиновское богословие таинств нельзя рассматривать как компро-
мисс, достигнутый на политической почве. Оно отражает его понимание пу-
ти, по которому знание о Боге доходит до нас. Этот вопрос является столь
важным, что мы остановимся на нем подробнее.
В ходе всего своего исследования отношения Бога к человечеству
Кальвин рассматривал всего одну модель в качестве нормативной. Эта мо-
дель стала возможной благодаря воплощению. Воплощение подразумевает союз
Божества и человечества в лице Иисуса Христа, но не их слияние. Кальвин
вновь и вновь обращается к христологически обоснованной формуле
"distinctio sed non "separatio""идеи должны быть разделены, но не отде-
лены".
Так, можно разделить идеи о "познании Бога" и "познании самих себя";
но они не могут существовать в изоляции. Точно так, как воплощение
представляет собой случай такого соединения противоположностей, можно
выделить ту же парадигму и в других аспектах взаимоотношений Бога и че-
ловечества. Для Кальвина богословие фокусировалось на "познании Бога и
познании самих себя". Отсюда следовало, что формула, "разделять, но не
отделять" преобладала в его мыслях об отношении Бога к Своему миру,
включая природу символов таинств.
Этот принцип можно увидеть в действии на протяжении всей книги "Нас-
тавлений": во взаимоотношениях между Словом Божиим и словами людей при
проповеди; во взаимоотношениях между верующим и Христом в оправдании,
где существует реальная общность личностей, но не слияние личностей; и
во взаимоотношениях между светской и духовной властью. В вопросе та-
инствах, знак и то, что он обозначает, можно разделить, но нельзя отде-
лить один от другого. Они различны, но в то же время неотделимы.
Кальвиновское понимание крещения можно рассматривать как соединение
цвинглианских и лютеранских элементов. Следуя за Цвингли, Кальвин ут-
верждает, что крещение является публичной демонстрацией приверженности к
Богу: "Крещение является знаком посвящения, посредством которого мы при-
нимаемся в сообщество Церкви". Так же, как Цвингли утверждал, что та-
инства являются, в первую очередь, церковными мероприятиями, целью кото-
рых является демонстрация верности верующих Церкви и гражданскому сооб-
ществу, Кальвин подчеркивал декларативную роль таинства крещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
кая Церковь. "Если мы находим Слово Божие, проповедуемое и воспринимае-
мое в чистоте, и таинства, совершаемые в соответствии с наставлениями
Христа, то мы можем не сомневаться в существовании Церкви". Таким обра-
зом, истинная Церковь определяется не качествами ее членов или наличием
санкционированных средств благодати. Определив совершение таинств одним
из "отличительных признаков Церкви (notae ecclesiae)", Кальвин подробно
рассматривает, что же является истинными таинствами Евангелия и как сле-
дует их понимать. Делая это, Кальвин прекрасно знал о расхождениях между
Лютером и Цвингли и старался выработать некую среднюю линию между двумя
различными точками зрения.
Кальвин дал два определения таинства. Он определял таинство как
"внешнего символа, которым Господь запечатлевает в нашем сознании Свои
милостивые обещания, сделанные нам, чтобы поддержать слабость нашей ве-
ры" и как "видимый знак священного предмета или видимая форма невидимой
благодати". Первое является собственным определением Кальвина, а второе
взято у Августина (хотя Кальвин считал его слишком кратким, чтобы быть
полезным). Настаивая на том, что таинства должны быть основаны на "обе-
щании и повелении Господнем", он следом за своими коллегами отрицает
пять из семи таинств, традиционно признаваемых католической Церковью, и
признает таинствами лишь крещение и Евхаристию.
Для Кальвина таинства являлись милостивым приспособлением к нашим
слабостям. С его точки зрения, Бог, зная о слабости нашей веры, приспо-
сабливается к нашим ограничениям.
"Таинство никогда не бывает без предварительного обещания, но присое-
динено к нему, как своего рода приложение, чтобы подтвердить и запеча-
тать само обещание, делая его для нас более ясным и в некотором смысле
ратифицировать его... Поскольку наша вера слаба, то, если ее не поддер-
живать со всех сторон всевозможными средствами, она начинает шататься,
колебаться и, в конце концов, рушится. И здесь наш Милосердный Господь,
по Своей бесконечной милости, приспосабливает Себя к нашим возможностям.
Поскольку мы является приземленными существами, тяготеющими к плотским
вещам, не думаем о духовном и даже не воспринимаем его, то Он снисходит
к нам, чтобы привести нас к Себе с помощью земных вещей и дать нам во
плоти отражение Своих духовных благословений".
Основной спор между Лютером и Цвингли развернулся вокруг взаимоотно-
шений между знаком таинства и духовным даром, которым обозначается этот
знак. Позиция Кальвина находится между двумя крайними точками зрения. Он
утверждал, что в таинствах существует такая близкая связь между символом
и даром, который он символизирует, что "можно легко переходить от одного
к другому". Знак является видимым и физическим, в то время как то, что
обозначается, является невидимым и духовным; и все же, ввиду столь близ-
кой связи между знаком и тем, что обозначается, вполне возможно приме-
нить одно к другому. Таким образом, знак оказывает влияние на то, что он
символизирует.
"Верующие должны всегда руководствоваться следующим правилом: когда
бы они не видели символы, установленные Господом, они должны думать и
быть уверенными в том, ибо в них присутствует истина того, что они сим-
волизируют. Зачем Господу вкладывать вам в руки символ Своего Тела, если
не для того, чтобы уверить вас в том, что вы действительно причащаетесь
Его? А если истиной является то, что видимый знак дан нам, чтобы запеча-
тать невидимое, то, получая символ Тела, мы должны быть уверены, что нам
дано само Тело".
Таким образом, Кальвину удалось сохранить различия между знаком и
тем, что он означает, отмечая в то же время, что знак действительно ука-
зывает на дар, который он обозначает.
"Поэтому я говорю... что священная тайна Трапезы Господней состоит в
двух вещах: физических знаках, которые, находясь у нас перед глазами,
представляют нам (ввиду наших слабых возможностей) вещи невидимые; и ду-
ховной истины, которая в то же время представлена и показана в самих
этих символах".
Может показаться, что позиция Кальвина представляет собой созна-
тельную попытку примирить взгляды Лютера и Цвингли, осуществление цер-
ковной дипломатии в благоприятный момент истории Реформации. На самом
деле, однако, существует мало свидетельств в поддержку такой точки зре-
ния: кальвиновское богословие таинств нельзя рассматривать как компро-
мисс, достигнутый на политической почве. Оно отражает его понимание пу-
ти, по которому знание о Боге доходит до нас. Этот вопрос является столь
важным, что мы остановимся на нем подробнее.
В ходе всего своего исследования отношения Бога к человечеству
Кальвин рассматривал всего одну модель в качестве нормативной. Эта мо-
дель стала возможной благодаря воплощению. Воплощение подразумевает союз
Божества и человечества в лице Иисуса Христа, но не их слияние. Кальвин
вновь и вновь обращается к христологически обоснованной формуле
"distinctio sed non "separatio""идеи должны быть разделены, но не отде-
лены".
Так, можно разделить идеи о "познании Бога" и "познании самих себя";
но они не могут существовать в изоляции. Точно так, как воплощение
представляет собой случай такого соединения противоположностей, можно
выделить ту же парадигму и в других аспектах взаимоотношений Бога и че-
ловечества. Для Кальвина богословие фокусировалось на "познании Бога и
познании самих себя". Отсюда следовало, что формула, "разделять, но не
отделять" преобладала в его мыслях об отношении Бога к Своему миру,
включая природу символов таинств.
Этот принцип можно увидеть в действии на протяжении всей книги "Нас-
тавлений": во взаимоотношениях между Словом Божиим и словами людей при
проповеди; во взаимоотношениях между верующим и Христом в оправдании,
где существует реальная общность личностей, но не слияние личностей; и
во взаимоотношениях между светской и духовной властью. В вопросе та-
инствах, знак и то, что он обозначает, можно разделить, но нельзя отде-
лить один от другого. Они различны, но в то же время неотделимы.
Кальвиновское понимание крещения можно рассматривать как соединение
цвинглианских и лютеранских элементов. Следуя за Цвингли, Кальвин ут-
верждает, что крещение является публичной демонстрацией приверженности к
Богу: "Крещение является знаком посвящения, посредством которого мы при-
нимаемся в сообщество Церкви". Так же, как Цвингли утверждал, что та-
инства являются, в первую очередь, церковными мероприятиями, целью кото-
рых является демонстрация верности верующих Церкви и гражданскому сооб-
ществу, Кальвин подчеркивал декларативную роль таинства крещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100