Как мы увидим ниже, можно сказать, что Рефор-
мация придала истории творческий импульс, оказавший большое влияние на
формирование нашего мира.
Неспособность осознать степень доктринальной обусловленности ценнос-
тей, настроений и действий, несомненно, внесла свой вклад в поверхност-
ность некоторых современных исторических работ. Новые взгляды и настрое-
ния, связанные с Реформацией, не были ни произвольными, ни реакцией на
чисто социальные или экономические силы. Позитивное и преданное отноше-
ние к светскому порядку, столь характерное для Реформации и представляю-
щее такое значение для формирования современной западной культуры, осно-
вывается на ряде богословских представлений.
Начнем мы, однако, с рассмотрения двух неприемлемых понимании взаимо-
отношений теории и практики, мысли и социального существования. Некото-
рые исследователи Реформации, особенно в девятнадцатом веке, увлекались
тем, что можно назвать "романтическим идеализмом", предполагавшим, что
религиозные идеи были единственной движущей силой западной истории в
шестнадцатом столетии. Понятие о "чисто религиозной обусловленности" ос-
новывается на недоказуемом предположении, что религиозные идеи существу-
ют в полной абстракции и оторванности от социальных и материальных фак-
торов.
На самом деле, религиозные идеи часто находятся под глубоким влиянием
социального контекста, в котором они развиваются. Для иллюстрации этого
можно привести пример. Одной из характерных черт взглядов Иоанна Кальви-
на на христианское служение в городе Женеве, как это было изложено в
1541 г., являются четыре степени служения - докторская, старейшинская,
пасторская и диаконская. Особый интерес представляют четвертая степень -
диаконы, или, если быть точнее, диаконат. К концу средневекового периода
диаконат стал рассматриваться не более как ученичество, предшествующее
священству, что позволяло пройти значительному сроку перед тем, как че-
ловек, наконец, рукополагался в священники. Кальвин настаивал на том,
что диаконат должен быть отдельным мирским институтом с определенным на-
бором функций и обязанностей. Частично этот акцент на отчетливости роли
диаконата основан на Новом Завете: комментируя Деян. 6. 1-6, Кальвин
связал диаконат с апостольской обязанностью заботиться о бедных.
Идея могла быть вполне библейской, однако способ ее осуществления был
глубоко "женевский". Здесь, как и в других местах, кальвиновская струк-
тура женевской Церкви, изложенная в 1541 г. в "Ordonnances
ecclesiastiques", представляет собой попытку приспособления к существо-
вавшим в Женеве гражданским структурам. Кальвин установил, что должно
быть пять диаконов, четыре из которых назывались "procureurs", а один -
"hospitallier". Откуда же он взял эти конкретные идеи? [1]
Перед Реформацией в Женеве было основано учреждение, известное как
"Hopital - General" ("общая больница"), которое занималось программой
социального обеспечения в городе. Город назначал в это учреждение шесть
человек, в обязанности которых входила помощь неимущим в городе; пять из
них назывались "procuruers" и отвечали за общее выполнение программы со-
циального обеспечения, шестой назывался "hospitallier" и отвечал за саму
больницу. Не считая незначительного изменения в количестве "procureurs",
Кальвин просто заимствовал существующую светскую практику в свое религи-
озное учение. Это является примером того, как Женева влияла на Кальвина
точно так же, как Кальвин влиял на Женеву и как социальные структуры
оказывали влияние на его идеи.
Некоторые ученые в недавнем прошлом предприняли квазимарксистский
анализ, предполагая (с различной степенью убежденности и энтузиазма),
что идеи являются лишь надстройкой на социально-экономическом базисе.
Последний определяет первые. В более радикальных версиях высказывается
предположение, что коренное преобразование общества исключит религиозные
идеи вообще, поскольку их социально-экономический базис будет уничтожен.
Хотя такой подход встречает все больше скептицизма, он продолжает оказы-
вать косвенное влияние, проявляющееся, по словам Франциска Конрада, в
"социологизме, который не отдает должное духовным и религиозным компо-
нентам эпохи Реформации". [2]
Отвергать исключительно богословский или религиозный подход к Рефор-
мации не означает предполагать, что богословие или религия не играли ни-
какой роли в этом движении; это значит признавать сложность взаимовлияю-
щих идей и обычаев внутри социальной ситуации того времени. История вли-
яет на идеи; идеи влияют на историю. Именно сложность этого переплетения
идей и истории так раздражает тех, кто по тем или иным причинам хотел бы
игнорировать либо религиозные идеи, либо исторический контекст этих
идей. В этой главе мы рассмотрим некоторые культурные последствия рели-
гиозных идей, зародившихся в период Реформации.
Положительное отношение к миру
Известный исследователь Реформации Роланд Х. Байнтон однажды заметил,
что когда христианство воспринимает себя серьезно, оно должно либо от-
вергнуть мир, либо властвовать над ним. Если первое было характерно для
средневекового христианства, последнее преобладало в мыслях реформато-
ров. Реформация стала свидетельницей удивительного изменения отношения к
светскому порядку. Монашеское христианство, бывшее источником практичес-
ки всего лучшего в христианском богословии и духовных сочинениях средне-
вековья, относилось к миру с определенной степенью презрения. Истинные
христиане должны были уйти от мира и войти в духовное пристанище монас-
тыря. Однако для реформаторов истинное призвание христианина заключалось
в служении Богу в миру. Монастыри не соответствовали этой задаче. Истин-
ное дело христианской жизни находилось в городах, рынках и палатах сове-
тов светского мира, а не в изоляции монашеской кельи.
Важность изменения этого взгляда нельзя переоценить. Можно предполо-
жить, что монашеское христианство было лишь одним, возможно, не самым
существенным компонентом средневекового христианства. Однако Эрнст Кур-
тиус является одним из многих ученых, которые подчеркивали, что то, что
мы называем "средневековым христианством", является, по существу, мона-
шеским по своему характеру и происхождению. В результате средневековое
христианство характеризовалось сильным антисветским акцентом. Жизнь в
повседневном мире была второсортным выбором; ценность повседневного мира
была абсурдной и могла привести к духовному вырождению.
В средние века монастыри все более изолировались от обычных людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
мация придала истории творческий импульс, оказавший большое влияние на
формирование нашего мира.
Неспособность осознать степень доктринальной обусловленности ценнос-
тей, настроений и действий, несомненно, внесла свой вклад в поверхност-
ность некоторых современных исторических работ. Новые взгляды и настрое-
ния, связанные с Реформацией, не были ни произвольными, ни реакцией на
чисто социальные или экономические силы. Позитивное и преданное отноше-
ние к светскому порядку, столь характерное для Реформации и представляю-
щее такое значение для формирования современной западной культуры, осно-
вывается на ряде богословских представлений.
Начнем мы, однако, с рассмотрения двух неприемлемых понимании взаимо-
отношений теории и практики, мысли и социального существования. Некото-
рые исследователи Реформации, особенно в девятнадцатом веке, увлекались
тем, что можно назвать "романтическим идеализмом", предполагавшим, что
религиозные идеи были единственной движущей силой западной истории в
шестнадцатом столетии. Понятие о "чисто религиозной обусловленности" ос-
новывается на недоказуемом предположении, что религиозные идеи существу-
ют в полной абстракции и оторванности от социальных и материальных фак-
торов.
На самом деле, религиозные идеи часто находятся под глубоким влиянием
социального контекста, в котором они развиваются. Для иллюстрации этого
можно привести пример. Одной из характерных черт взглядов Иоанна Кальви-
на на христианское служение в городе Женеве, как это было изложено в
1541 г., являются четыре степени служения - докторская, старейшинская,
пасторская и диаконская. Особый интерес представляют четвертая степень -
диаконы, или, если быть точнее, диаконат. К концу средневекового периода
диаконат стал рассматриваться не более как ученичество, предшествующее
священству, что позволяло пройти значительному сроку перед тем, как че-
ловек, наконец, рукополагался в священники. Кальвин настаивал на том,
что диаконат должен быть отдельным мирским институтом с определенным на-
бором функций и обязанностей. Частично этот акцент на отчетливости роли
диаконата основан на Новом Завете: комментируя Деян. 6. 1-6, Кальвин
связал диаконат с апостольской обязанностью заботиться о бедных.
Идея могла быть вполне библейской, однако способ ее осуществления был
глубоко "женевский". Здесь, как и в других местах, кальвиновская струк-
тура женевской Церкви, изложенная в 1541 г. в "Ordonnances
ecclesiastiques", представляет собой попытку приспособления к существо-
вавшим в Женеве гражданским структурам. Кальвин установил, что должно
быть пять диаконов, четыре из которых назывались "procureurs", а один -
"hospitallier". Откуда же он взял эти конкретные идеи? [1]
Перед Реформацией в Женеве было основано учреждение, известное как
"Hopital - General" ("общая больница"), которое занималось программой
социального обеспечения в городе. Город назначал в это учреждение шесть
человек, в обязанности которых входила помощь неимущим в городе; пять из
них назывались "procuruers" и отвечали за общее выполнение программы со-
циального обеспечения, шестой назывался "hospitallier" и отвечал за саму
больницу. Не считая незначительного изменения в количестве "procureurs",
Кальвин просто заимствовал существующую светскую практику в свое религи-
озное учение. Это является примером того, как Женева влияла на Кальвина
точно так же, как Кальвин влиял на Женеву и как социальные структуры
оказывали влияние на его идеи.
Некоторые ученые в недавнем прошлом предприняли квазимарксистский
анализ, предполагая (с различной степенью убежденности и энтузиазма),
что идеи являются лишь надстройкой на социально-экономическом базисе.
Последний определяет первые. В более радикальных версиях высказывается
предположение, что коренное преобразование общества исключит религиозные
идеи вообще, поскольку их социально-экономический базис будет уничтожен.
Хотя такой подход встречает все больше скептицизма, он продолжает оказы-
вать косвенное влияние, проявляющееся, по словам Франциска Конрада, в
"социологизме, который не отдает должное духовным и религиозным компо-
нентам эпохи Реформации". [2]
Отвергать исключительно богословский или религиозный подход к Рефор-
мации не означает предполагать, что богословие или религия не играли ни-
какой роли в этом движении; это значит признавать сложность взаимовлияю-
щих идей и обычаев внутри социальной ситуации того времени. История вли-
яет на идеи; идеи влияют на историю. Именно сложность этого переплетения
идей и истории так раздражает тех, кто по тем или иным причинам хотел бы
игнорировать либо религиозные идеи, либо исторический контекст этих
идей. В этой главе мы рассмотрим некоторые культурные последствия рели-
гиозных идей, зародившихся в период Реформации.
Положительное отношение к миру
Известный исследователь Реформации Роланд Х. Байнтон однажды заметил,
что когда христианство воспринимает себя серьезно, оно должно либо от-
вергнуть мир, либо властвовать над ним. Если первое было характерно для
средневекового христианства, последнее преобладало в мыслях реформато-
ров. Реформация стала свидетельницей удивительного изменения отношения к
светскому порядку. Монашеское христианство, бывшее источником практичес-
ки всего лучшего в христианском богословии и духовных сочинениях средне-
вековья, относилось к миру с определенной степенью презрения. Истинные
христиане должны были уйти от мира и войти в духовное пристанище монас-
тыря. Однако для реформаторов истинное призвание христианина заключалось
в служении Богу в миру. Монастыри не соответствовали этой задаче. Истин-
ное дело христианской жизни находилось в городах, рынках и палатах сове-
тов светского мира, а не в изоляции монашеской кельи.
Важность изменения этого взгляда нельзя переоценить. Можно предполо-
жить, что монашеское христианство было лишь одним, возможно, не самым
существенным компонентом средневекового христианства. Однако Эрнст Кур-
тиус является одним из многих ученых, которые подчеркивали, что то, что
мы называем "средневековым христианством", является, по существу, мона-
шеским по своему характеру и происхождению. В результате средневековое
христианство характеризовалось сильным антисветским акцентом. Жизнь в
повседневном мире была второсортным выбором; ценность повседневного мира
была абсурдной и могла привести к духовному вырождению.
В средние века монастыри все более изолировались от обычных людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100