— Пошли-ка от греха туда, где есть крепления, — проговорил он и, повернувшись, ощупью полез на четвереньках. В это же мгновение над головой сильно грохнуло, сверху обрушилась земля. Звонарев закричал, пытаясь освободиться, но под страшной тяжестью распластался на дне галереи.
Сколько времени прошло с момента обвала — он не представлял себе. Вокруг по-прежнему было темно, сверху давила тяжесть, но около рта образовалось пустое пространство, в которое откуда-то проникал воздух. С трудом ему удалось пошевелить правой рукой. Постепенно высвободив ее и подняв кверху, он ощутил над собой пустоту. Затем удалось освободить и левую руку. Чуть приподнявшись, Звонарев громко позвал Блохина и удивился слабости своего голоса.
Неожиданно он увидел над головой небольшое светлое пятно и понял, что в галерею попал снаряд, обрушив ее. Светлое же пятно над головой — дно воронки от снаряда. Прапорщик обеими руками начал разгребать рыхлую, чуть влажную землю.
— Блохин, Блохин!.. — несколько раз окликнул он. Ответа не последовало. Через несколько минут Звонарев уже встал во весь рост, причем голова его оказалась как раз на уровне воронки. Рядом виднелись поваленные колья проволочного заграждения, темной ниткой чернела проволока на сером фоне позднего осеннего рассвета. Где-то высоко с резким шипением пролетел снаряд и гулко разорвался.
«А вдруг японцы заметят ворочху и захотят занять ее? — мелькнула мысль. — Тогда они сразу же увидят отверстие и не преминут бросить в него бомбочку, или наши угодят сюда ручной гранатой». И Звонарев поспешно опустился вниз.
— Блохин! — изо всей силы закричал он. — Отзовись!
Он прислушался, и ему показалось, что из-под земли донесся слабый стон. Прапорщик начал быстро разгребать руками землю прямо перед собой. Вскоре его рука наткнулась на что-то твердое,
«Сапог! — мелькнула догадка. По положению ноги прапорщик примерно определил, где должна была находиться голова солдата, и принялся еще быстрее рыть. Через минуту он уже увидел солдатскую фуражку. Ею было прикрыто лицо Блохина. Мертвенно-бледное, с закатившимися вверх зрачками глаз, оно выглядело совершенно безжизненным.
— Блохин! — наклонившись к лицу, крикнул он. Но тот оставался неподвижным. Напрасно Звонарев тормошил его, дул в лицо. Отчаявшись, он решился на последнее средство — осторожно запустил спичку в нос Блохину и легонько пощекотал. Нос дрогнул, лицо сморщилось, и наконец солдат сильно чихнул.
— Жив! — радостно воскликнул прапорщик.
Солдат тихо простонал, закрыл глаза и чуть слышно прошептал:
— Выпить бы… водочки.
— Потерпи немного, сейчас нас отроют. Я подниму тебе голову повыше. — И Звонарев нагреб земли к изголовью Блохина.
Возясь с ним, он совсем забыл обо всем остальном и неожиданно явственно услышал сзади стук лопат и говор. Помощь была близка.
— Вашбродь, Блохин, откликнитесь! — донеслось до него сквозь толщу земли.
— Мы живы, скорей копайте! — изо всех сил закричал прапорщик и опасливо оглянулся на дыру вверху.
— Потерпите чуток, Сергей Владимирович, через полчаса доберемся до вас! — Прапорщик узнал голос Лебедкина. Застучали лопаты.
Скоро Блохин совсем оправился.
— Нам бы начать копать им навстречу, — посоветовал он все еще слабым голосом.
— Ладно уж, лежи. Я один буду действовать. Лишь бы не произошло нового обвала, — отозвался прапорщик и принялся обеими руками разгребать землю навстречу своим спасителям.
Минут через сорок напряженной работы показался свет лампочки, и еще через четверть часа Звонарев был уже в капонире. За ним вынесли на руках Блохина. Дебогорий-Мокриевич стоял около входа в галерею и приветствовал появление прапорщика насмешливым замечанием:
— Беда, коль артиллеристы берутся не за свое дело! Мой вам дружеский совет — сегодня же вернуться на свою батарею.
— Благодарю, я в ваших советах не нуждаюсь и прошу их оставить при себе, — резко ответил Звонарев и отошел к Блохину, около которого хлопотали солдаты.
— Глотнуть бы водочки, — тихонько попросил солдат, — мигом очухаюсь.
— Не водки тебе надо, мерзавцу, а розог! Как ты, сволочь, смел рыть дальше без крепления? — накинулся на него подошедший саперный поручик.
— Это сделано по моему личному распоряжению для ускорения работ, — вступился Звонарев. — И поскольку я отвечаю за ведение минной галереи, то прошу не вмешиваться не в свое дело. Ваше присутствие здесь я нахожу совершенно лишним.
— Ваше поведение хоть и объясняется пережитым страхом, но все же недопустимо на военной службе, о чем я подам рапорт по команде. — И разобиженный Мокриевич ушел.
— Чистая зануда, а не человек! — сказал Лебедкин. — Как только вас засыпало, мы с Юркиным кинулись выбирать землю и послали сказать коменданту. Они прислали сюда поручика. Он и начал нам разные слова говорить, что можно и чего нельзя… Я говорю: люди, мол, там задохнуться могут, пока мы собираться будем. А он — раз меня в морду…
Звонарев решил сходить в офицерское помещение вымыться и заодно захватить водки для Блохина. Он застал Рязанова и Карамышева играющими в гусарский винт вдвоем. Его появление не вызвало у них ни удивления, ни радости, как будто ничего особенного не случилось.
— Вещички ваши я уже отправил в штаб фронта, — думал, что вам аминь пришел, — неторопливо проговорил капитан.
— Почему же вы так поспешили? Теперь мне даже умыться нечем.
— Возьмите мое мыло и полотенце. Вот и списочек вещей из штаба.
Звонарев прочитал его.
— А где же мой бинокль и фляга? — удивился он.
— Вместо них к вещам приложено пять рублей деньгами. Бинокль приобрел за четыре с полтиной поручик Карамышев, а фляга лежит у меня под подушкой.
— Но ведь это чистый грабеж! Бинокль стоит минимум двадцать пять рублей, а фляга-термос-три, — возмутился прапорщик.
— Продажа состоялась с публичного торга в присутствии всех наличных офицеров форта, следовательно, закон соблюден.
Звонарев не стал слушать дальнейших рассуждений капитана, а просто взял свою флягу с его постели и снял со стены бинокль.
— Прошу чужих вещей без разрешения не брать! — вскинулся Карамышев. — И, кроме того, зачем вам нужен бинокль в подземной галерее?..
— Чтобы его здесь не украли. — И прапорщик направился обратно в капонир.
Там он застал Мокриевича, с эпическим спокойствием избивавшего стоявших перед ним Лебедкина и Блохина. Поручик неторопливо тыкал кулаком в зубы то одного, то другого и негромко при этом приговаривал:
— Будете знать до самой смерти, как исполнять мои приказания! Прикажу умереть — и умрете, а не умрете — пристрелю, как паршивых собак!
У Лебедкина уже заплыл левый глаз, у Блохина до крови были рассечены губы, но оба солдата стояли навытяжку, не смея защищаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189